— Нет, спасибо, я не голоден.
«Да, не голоден. Дело в чем-то другом, — думала Паркер, глядя, как он меряет шагами кухню. — Ну, хватит, — решила она, — с меня хватит».
— Скажи, что случилось?
— Возникли дела. И когда я их сделал, мне не хотелось ехать домой, поэтому я решил посмотреть, не спишь ли ты. Ты не спишь. — Он поднес к губам пиво, но после первого же глотка отставил бутылку. — И поскольку ты не спишь, может, мне удастся заманить тебя в постель.
К ее отчаянию и разочарованию примешалась обида.
— Если бы я думала, что ты приехал за пивом и сексом, я согласилась бы. Поскольку я так не думаю, нет, тебе не удастся заманить меня в постель.
— Ну, в любом случае попробовать стоило. Я пойду. — И он действительно направился к двери.
К странной смеси ее эмоций примешался гнев.
— Ты думаешь, что можешь явиться сюда, затем развернуться и уйти, если не получил того, что хочешь на своих условиях?
Ее глаза сверкали, его лицо оставалось спокойным… нейтральным, и она подумала, что с таким же выражением лица он играет в покер.
— Насколько я помню, я не выдвигал никаких условий. Просто дурное настроение, так что я еду домой. Мы еще успеем ухватить несколько часов сна.
— О, да, теперь, когда ты разозлился и расстроил меня, мы отлично выспимся.
Мэл остановился, запустил пятерню в волосы.
— Прости. Я этого не хотел. Мне вообще следовало сразу поехать домой.
— Может, и следовало, если ты полагаешь, что наши отношения не подразумевают ни доверия, ни откровенности с твоей стороны.
Раздражение молниеносно стерло маску невозмутимости с его лица.
— Чушь собачья.
— С моей точки зрения, вовсе не чушь. Ты знаешь дорогу к выходу.
Мэл схватил ее за руку и почувствовал обжигающий холод.
— Послушай, тяжелый вечер, вот и все. Тяжелый вечер, дрянное настроение. Я не должен был тащить его сюда.
— Ты абсолютно прав. — Паркер отбросила его руку. — Уходи вместе со своим настроением.
Она прошествовала к раковине, вылила его пиво, а когда оглянулась, уже была одна… с острой болью прямо под сердцем.
— Ну, и ладно, — пробормотала Паркер, тщательно споласкивая бутылку. — Ладно. Хорошо.
Значит, это не для меня.
Ей захотелось запустить бутылку в стену, услышать звон бьющегося стекла, но… и это не для нее, поэтому она опустила бутылку в ведро для перерабатываемых отходов.
Выключив свет и проверив замки, она поднялась в свою спальню, разделась, убрала на место туфли, разложила одежду и натянула самую старую и самую удобную пижаму.
Она сделала все, что обычно делала перед сном, а потом до утра лежала без сна в кровати — сердитая и несчастная.
— Мы не поссорились, — сказала Паркер, завершая вторую милю на беговой дорожке в домашнем спортзале. — Мы просто зашли в тупик.
— А по-моему, поссорились, — возразила Лорел.
— Ссора — это когда спорят, или кричат, или оскорбляют. Мы не поссорились.
— Он ушел. Ты злишься. Это все элементы ссоры.
— Отлично. Думай, что хочешь, — огрызнулась Паркер. — Мы ссорились, пока не зашли в тупик.
— Он поступил глупо.
— Наконец-то мы с тобой абсолютно согласны.
— Глупо было заявляться сюда в полночь, если его что-то тревожило, а он не собирался говорить тебе, что именно. И еще глупее было уйти, когда ты велела ему уйти. Любой, кто тебя знает, понял бы, что ты надеешься на то, что он будет спорить, пока ты не разобьешь его в пух и прах своими аргументами и не заставишь все тебе выложить.
Паркер кивнула, схватила бутылку с водой и присосалась к горлышку.
— И опять же, он не знает тебя так давно, как я, поэтому, вероятно, воспринял твои слова буквально.
Слезы скапливались в груди, мешая дышать, но Паркер сдерживала их еще целую милю.
— Я не могу встречаться с мужчиной, который не желает со мной разговаривать, которого устраивает только физическая близость.
— Разумеется, не можешь. Но не всем легко раскрыть душу. Не подумай, что я его защищаю, — быстро добавила Лорел. — Я просто оцениваю и делаю выводы. Я на твоей стороне, поскольку ты слишком расстроена и не похожа сама на себя.
— Тогда, наверное, я тебя раздражаю. Прости. — Паркер соскочила с дорожки. — Прости, я совсем не спала и злюсь.
— Ничего. Бывает, и ты раздражаешь.
Печально хмыкнув, Паркер схватила полотенце.
— Да, бывает. В данный момент я сама себя раздражаю. — Она принялась энергично растирать лицо полотенцем и замерла, не отняв полотенце от лица, когда Лорел подошла и обняла ее. — Я не хочу плакать, потому что глупо плакать из-за этого. Лучше раздражать, чем вести себя глупо.
— Ты меня не раздражаешь, и ничего глупого я не вижу, и ты знаешь, что я никогда тебе не вру.
— Знаю. — Паркер судорожно вздохнула, опустила полотенце.
— Ты злишься, и расстроена, и очень устала. Поэтому отдохни пару часов. Я справлюсь со всем, что всплывет. Если не смогу, позову Эмму и Мак.
— Может, я действительно отвлекусь на часок. Прогуляюсь, прочищу мозги.
— Делай что хочешь, лишь бы помогло. Отдай мне телефон…
— Но…
— Никаких но. Паркер, отдай мне телефон. — Прищурившись, Лорел протянула руку, согнула указательный палец. — Иначе я буду вынуждена сделать вывод, что проблемы с доверием не только у Малкома.
— Это несправедливо, — пробормотала Паркер, однако отцепила телефон от запястья.
Она не переоделась, просто накинула куртку с капюшоном, застегнула молнию до подбородка. После вечернего дождя холодный воздух был изумительно свежим и бодрящим. Под ногами хрустела примороженная трава. Обнаженные деревья тянули темные костлявые руки к ослепительно-голубому небу, и Паркер пожалела, что не захватила темные очки.
Осень с ее многоцветьем и приглушенными ароматами почти закончилась, и зима уже заявила свои права. Всего лишь через месяц свадьба Мак.
Еще столько всего предстоит сделать. Может, и к лучшему, что они с Малкомом разбежались. Она должна сосредоточиться на самой важной в истории «Брачных обетов» свадьбе.
Видит бог, у нее полно хлопот и с другими торжествами, особенно с весенней фантасмагорией «Мебели Симан», о которой ей не дают забыть ни на минутку. Не закончено планирование свадеб Эммы и Лорел.
И книга. Подруги внесли свои изменения и добавления. Книга почти готова. Можно уже посылать ее агенту.
На самом деле все просто и ясно: с такой занятостью абсолютно нет времени на серьезные отношения.
Может быть, когда-нибудь потом. Но не сейчас. И когда придет время, у нее все будет: и слияние душ, и абсолютное доверие.
Как у ее родителей.
Она не может — и не позволит себе — любить человека, который не ищет в любви всего, что ищет
