стереть спину, если ее тереть непрерывно (а при нашем пути это именно так и было), и мы невольно вспомнили древнюю казнь каплями воды, падавшими по одной на выбритую голову осужденного, который после нескольких тысяч капель погибал.
Перед ночлегом нам удалось, наконец, выбраться на более или менее приличное место, и мы уже хотели порадоваться, но, как говорил Гоголь, 'неугомонен черт!' — ветер неожиданно переменился на 180°, все небо заволокло страшными тучами, и через каких-нибудь полчаса полил дождь, не давший нам даже поужинать. Я улегся на койку, решив не вставать до тех пор, пока не промокнет спальный мешок. Ефремов последовал моему примеру.
Часа в два ночи разразился ливень. Все побежали в машины, только мы с Иваном Антоновичем продолжали упрямо оставаться на своих местах. Кто-то накинул на наши койки, стоявшие рядом, брезент, и мы преспокойно проспали до утра.
Хорошо отдохнув после вчерашнего 175-километрового пути, мы чувствовали себя совершенно бодрыми, тем более что самое тяжелое — как нам казалось — осталось позади. Мы быстро добрались до первых отрогов Цаган-Богдо-Улы ('Белой святой горы'), где встретили первые выходы осадочных пород — зеленовато-серые пески с большим количеством гипса. Костей в них, однако, не оказалось, и, не задерживаясь, мы стали объезжать Цаган-Богдо-Улу с южной стороны. От склонов горы тянулись бесконечные узенькие плато, разделенные небольшими, но глубокими сухими руслами. Машины часто принимали чуть ли не отвесное положение, перебираясь через овражки, и от шоферов требовались громадная выдержка и большое искусство, чтобы ехать по такому пути. Мы не перевернулись только потому, что наши машины были не доверху загружены. Выбравшись из отрогов Цаган-Богдо-Улы, мы обнаружили родник с хорошей водой, которой пополнили свои запасы. Здесь же взяли нового проводника и повернули на северо-запад, начав подъем по какому-то гигантскому сухому руслу. Кругом были величественные темные скалы, вертикально обрывавшиеся внутрь ущелий. Ничто не нарушало молчаливого покоя этой дикой местности, казавшейся совершенно мертвой. Достигнув перевальчика, мы стали спускаться по такому же сухому руслу. Перевалы через горные гряды и хребты в Монголии обычно и совершаются по сухим руслам, образующим долины прорыва, т. е. когда два русла противоположных склонов, постепенно разрастаясь вверх, идут навстречу друг другу, пока не соединятся своими истоками. Получается как бы одно сквозное русло, перепилившее хребет.
Выйдя из гор и перевалив еще через одну небольшую гряду, мы, наконец, попали на широкую равнину, где и остановились на ночлег, подъехав к небольшим зеленовато-серым холмам. Они были сложены песчаниками и глинами и но своему геологическому строению отчасти напоминали обрывы, которые мы сегодня утром видели у подножия Цаган-Богдо-Улы, а отчасти — нижнемеловые отложения Хара-Хутул-Улы в Восточной Гоби. Пока варился ужин, мы тщательно обследовали холмы, но не нашли ничего интересного, кроме нескольких обломков костей динозавров да кусков окаменелой древесины.
Утром мы проехали мимо Хатун-Судал-Улы, у ее северного подножия, и попали на равнину, заросшую саксаулом. Дно саксаульной котловины было глинистое, а местами заметено песком. Поэтому, естественно, не обошлось без 'посадок'. Наконец, мы продрались сквозь саксаульник и попали на широкую черную равнину. Ровное плато и неожиданно потянувший встречный ветерок сразу словно подстегнули машины — они легко мчались по плато.
Только счастье наше скоро кончилось: машины въехали в долину меж гор, заполненную красным остроугольным щебнем, снесенным с левой гряды. На правой стороне долины, окаймленной темными кристаллическими известняками палеозоя, острых камней было меньше и ехать было несколько легче. Вскоре на горизонте показалась громадная Атас-Богдо ('Святой отец').
После бесконечной тряски по камням и промоинам мы выехали на небольшой такыр, плотная глинистая корка которого напоминала асфальт и казалась нам теперь особенно приятной. Вдруг откуда-то выскочила джейраниха с маленьким козленком и стремительно помчалась впереди наших машин. Козленок не отставал ни на шаг от матери. Машины прибавили ходу — хотели узнать предельную скорость этих первоклассных бегунов, которые, казалось, летели над землей: быстро мелькавшие ноги сливались с туловищем в одну неясную массу. Спидометр показывал уже 85 километров в час, и машины тоже как бы летели, вздрагивая мелкой дрожью. Однако джейраны не позволяли сократить расстояние между ними и машинами. Неожиданно козленок зацепился за что-то, перевернувшись несколько раз через голову, снова вскочил и, как ни в чем не бывало, помчался дальше. Нам стало жалко животных, и мы прекратили погоню, снизив скорость; кстати, кончался и такыр, а с ним — хорошая дорога. Опять пошли бесконечные мелкие промоины.
Вскоре машины въехали в белые гранитные скалы, контактировавшие с черными известняками. Граниты образовывали большой массив, сильно изрезанный сверху мелкими долинками, по которым мы теперь и пробирались. Через несколько километров машины подъехали к колодцу, вода в котором оказалась не только соленой, но и кишащей какими-то белыми червями. Мы не рискнули залить такую гадость даже в радиаторы и постарались поскорее покинуть это отвратительное место, повернув прямо на север, в Заалтайскую Гоби.
Проводник с нами распрощался, так как дальше шли безводные и безлюдные места. Мы поехали, придерживаясь небольшой тропы, которая шла в нужном нам направлении.
Машины шли вначале по межгорным котловинам с гранитным дном, а затем спустились в глубокое гранитное ущелье. Вертикальные стены уходили высоко вверх, и, вероятно, если можно было бы забраться на них, то наши машины выглядели бы маленькими жучками, медленно ползущими по дну ущелья. Ползли машины действительно медленно, так как русло было заполнено мягким песком, образовавшимся от разрушения гранитов. Через некоторое время граниты сменились темноцветными метаморфическими породами с вертикально ориентированными слоями. Местами темные скалы прорезались полосами белых кремнистых сланцев. Вскоре мы увидели в конце ущелья тополевую рощу и заросли камыша.
Место было настолько уютным после голой пустыни, что мы тотчас же решили остановиться здесь на ночлег, хотя было еще не поздно и мы проехали за день всего 100 километров с небольшим.
Завтра мы должны были попасть в Заалтайскую Гоби. Сегодня же мы хотели немного поблаженствовать в этом райском уголке, наслаждаясь красотой скал и зелени. После обеда, к которому у нас даже нашлась заветная бутылка шампанского, шоферы с рабочими отправились на охоту (в надежде подстрелить кабана), а мы с Ефремовым остались приводить в порядок дневники и коллекции, а также перезаряжать фотоаппараты.
Мелкий дождик, моросивший с утра, кончился, и стало тихо и тепло. День клонился к закату. И вот тут-то мы поняли, что 'райский уголок' оказался для нас ловушкой. Поблизости находился родник, откуда теперь явилось несметное количество мошки. Проклятые насекомые безжалостно жгли лицо и руки, и пока мы закончили работу, вероятно, в нашу кожу вонзилась не одна сотня игл с ядом, вызывавшим страшный зуд. Но не только мошка оказалась в этом 'раю'. Откуда-то поползли клещи, а с наступлением темноты появились фаланги. С тех пор мы дали зарок не останавливаться в подобных местах. Вскоре пришли наши охотники без кабана, но с большой змеей, имевшей коричневый шахматный рисунок. Утром, едва тронулись в путь, оказалось, что с 'Волком' неблагополучно: в моторе вместе с маслом появилась вода. Николай Петрович вылил масло, заменив его новым. Однако повреждения установить не удалось.
Мы подъехали к роднику Шара-Хулусуни-Булак и заправились водой. Места оказалось живописным: вода вытекала из-под земли в самой середине тополевой рощи, в которой теперь было особенно приятно, потому что мошка не кусала. Все кругом непривычно утопало в зелени. Это место можно назвать высокогорным оазисом. Миновав тополевую рощу, тянувшуюся с километр, мы выехали из гор и очутились на краю огромной глинистой котловины. Это и была Заалтайская Гоби. Обычно под ней понимается вся Гоби, расположенная на юг от Монгольского Алтая. Нам предстояло пересечь часть Заалтайской Гоби —
