Затем Аббас продолжает сеанс гипноза. — Можем ли мы обороняться этими маленькими пистолетами, Хашим-ага? Конечно, не сможем…
Хозяин жалобно посмотрел на Аббаса.
— Господа, поверьте — у меня только два маузера…
— Нет, господин Хашим-ага! Видно, вы не верите мне, что я гипнотизер, и этим оскорбляете мое достоинство. Придется спорить с вами на тысячу туманов. Условия таковы: если проведу сеанс гипноза с высоким мастерством, то платите туманы. А если не получится ничего — я проигрываю. Итак, сейчас я вас пристрелю! Свидетели — ваша жена и мой друг. Они подтвердят, что я действительно вас убил. Ровно через десять минут, путем гипноза, я воскрешу вас…
— Нет, почтенный Ага! Я нисколько не сомневаюсь, что вы знаменитый гипнотизер. И без этого я могу быть исполнителем вашего желания… Губы и руки у купца трясутся.
Пятясь, он открыл локтем дверь в другую комнату, откинул тяжелую, кованую крышку сундука, всхлипнул. В третьей комнате заголосила жена: «Ве алла! Ой-ей-ей!..» Купец двинулся было к ней, но Аббас преградил ему путь:
— Мы сами успокоим, — вежливо проговорил он. — Занимайтесь своим делом…
Купец вынул из сундука маузеры, положил на пол. Их было десять. Каждый был обернут промасленной бумагой. Затем он нагнулся в сундук и достал патроны. Десять пачек по пятьдесят патронов в каждой.
— Все, — облегченно сказал Хашим-ага.
Аббас заглянул в сундук. Убедившись, что там ничего не осталось, спрятал свой пистолет. Быстро мы рассовали по карманам маузеры, позвали на помощь Рамо. Выходя Аббас сказал:
— Извините, Хашим-ага, за беспокойство. И еще: если будете болтать языком, то в тот же день распрощаетесь с жизнью. Только молчанием вы можете продлить свои дни. Мы будем заботливо следить за вами. Спокойной ночи.
Я был поражен смелостью и хладнокровием Аббаса. Действительно, он как чародей околдовал купца и взял нужное. Когда вышли со двора, я в шутку спросил Аббаса:
— Когда это ты стал гипнотизером?
— Ай, в тот момент, когда мы зашли в комнату Хашим-ага, — с хохотом ответил он.
Снова темными закоулками мы пробирались через Кучан. Прошло с полчаса, прежде чем подошли к речке и услышали знакомый голос:
— Стон, друзья! Это я, Шохаб. Он вывернул из-за дувала. — С лошадями все в порядке.
Вонючая конюшня, где сидел Ахмед с солдатами, находилась на хозяйственном дворе. Он тянулся вдоль реки и был огорожен дувалом. Старую конюшню еще до нашего прихода в полк англичане сделали чем-то вроде тюрьмы. Обнесли ее колючей изгородью, и там постоянно стояли часовые. Чтобы проникнуть к арестованным, надо было переправиться через речку, перелезть через дувал, затем проползти под колючей проволокой, и только тогда мы могли бы пробраться к Ахмеду.
Не знаю, смогли бы мы справиться с этой операцией, если б не Аалам-хан. Фактически, он создал нам возможность действовать без всяких затруднений. На мосту через реку стоит часовой. Он пропустит нас. В дувале есть пролом, там тоже часовой. И он тоже пропустит нас. Вокруг колючей изгороди — несколько часовых, те сделают вид, что их разоружили…
Мы затаились на пустыре против моста и пролома в заборе. Ждали трех часов. В это время заступят на пост люди Аалам-хана и тогда можно будет начинать.
Время тянулось медленно. Мы разговаривали вполголоса, до боли в глазах смотрели через речку. Ровно в три в караульном помещении прозвучал гонг. Постовой ударил прикладом в чугунное било. Это значит, пора менять часовых. Еще через минуту с полкового двора донеслись окрики часовых «Стой, кто идет!» Мы видели, как сменились часовые у пролома и на мосту. Снова наступила тишина. Сердце у меня забилось буйными толчками. Я посмотрел на часы: ровно три…
Аббас первым спустился с пригорка и двинулся ползком к мосту. Метрах в двадцати от него остановился, подождал нас. Когда мы приблизились, Аббас приподнялся и взмахнул рукой, привлекая внимание часового. Тот заметил его, ответил такой же отмашкой.
Начиналось.
Я приблизился к солдату.
— Здравствуй, друг. Пришли… — сказал я, почему-то не очень доверяя индусу. Казалось, что сейчас он заорет «караул» и кинется бежать. Однако он только улыбнулся:
— Лучше всего будет, если вы меня свяжете, чтобы не было никаких подозрений. Он снял с себя ремень и протянул мне. Потом встал ко мне спиной, и я связал ему руки.
— Спасибо, друг, — сказал я. — Мы никогда не забудем того, что сделали для нас индусы.
— Подожди, Гусо, — оттолкнул меня Аббас от индуса. Он достал носовой платок и, скомкав его, сунул в рог педжнабцу. Тот недовольно замычал и закрутил головой. Аббас тихонько засмеялся: — Ничего, друг, терпи… Иначе они тебя обвинят, почему не позвал на помощь.
Но и на этом не успокоился Аббас. Часового он привязал к перилам моста, чтобы потом не подумали: не захотел бежать в караульное помещение за подмогой.
То же самое мы проделали и с другими часовыми.
Теперь, когда никто не мешал, мы стали щипцами перекусывать нижний ряд проволоки. Вскоре образовался лаз, через который можно было свободно пройти, пригнувшись.
Прежде чем лезть за колючую изгородь, я еще раз проверил: все ли готово к побегу? Шохаб и Рамо держали лошадей около пролома, наблюдали за двором. Там в полумраке иногда проходили люди из караулки в казарму и обратно. Аббас и я полезли за изгородь, к конюшне…
Подползли к двери. Остановились. Аббас остался снаружи, а я приотворил дверь. Сняв засов, я проник внутрь помещения солдатской тюрьмы. В ноздри ударило спертым запахом гнили. Я двинулся наощупь, позвал негромко:
— Ахмед!..
— Кто там? — донесся чей-то голос. Я разглядел кучу лежащих тел.
— Где Ахмед? — спросил я.
— Это ты, Гусо? Как ты сюда попал? — послышался недоверчивый голос Ахмеда.
— Быстрей, потом все узнаешь. Все — за мной.
По одному и по два заключенные побежали к дыре в проволочном заграждении. Только успел вылезти последний, как по двору забегали. Топот сапог и крики огласили ночную тишину. Мы кинулись с Аббасом к дыре, потом к забору, к лошадям. Вскакивая в седла, слышали, как зазвенело чугунное било, возвещая тревогу. Грянули выстрелы. В беспорядке, мешая друг другу, мы проскочили мост, выехали на пустырь. Тут я увидел, что Шохаб держится правой рукой за левое плечо, стонет.
— Ранило, Шохаб? — спросил я. — Давай перевяжем. Эй, Аббас, погоди!
— Да брось ты, чудак! — обозлено прикрикнул Шохаб. — Хочешь, чтобы всех поймали. Скачи быстрей! — И он первым погнал коня по пустырю в сторону гор. За ним кинулись остальные.
— Перевяжем, Шохаб! — крикнул я, догнав его.
— Отстань, Гусо! Ничего страшного.
— Ну, смотри…
Где-то далеко позади гремят выстрелы. Там паника. Пока англичане опомнятся и поймут, что произошло, мы будем далеко. Надо только гнать коней без остановки. Погоня неминуема. А у англичан кони куда резвее наших. Я скачу на каком-то старом мерине и думаю, кто же сел на моего «Ыкбала». А, может, не взяли его?
Темнота начинает рассеиваться. Вдали проступают контуры гор. Над ними ярко вспыхивают звезды, похожие на догорающие угольки на ветру. У подножья — равнина. Она изрезана естественными впадинами и пригорками. Еще ближе к горам начинают попадаться овраги. Приходится ехать осторожно, уздечка все время натянута. Я держусь около Шохаба, боюсь, как бы ему не было хуже. К нам присоединяются Ахмед и Аббас. Шохаб в середине. В случае чего, всегда успеем протянуть к нему руку. Аббас недовольно ворчит:
— Где-то здесь должен быть шалаш пастуха. Куда он делся? Мы приезжали сюда за овцами к пастуху.
