— А Костька тесачину такую таскал, как у Крокодила Данди!
— Дурак Костька был. И нож у него был дурацкий. Держи бересту, ладони подставь.
— Он-то да, дурак. А нож страшный!
— Глупость, а не нож. И не как у Данди.
— А я думала себе его у Маланьи выпросить, она им щепки колет на растопку, я видела.
— Плюнь. Я тебе хороший ножик подберу, годный.
— А тот чем плох?
Ирка оценила нарезанные полоски бересты, решила, что хватит, и ответила:
— Тяжелый, таскать запаришься. В хозяйстве работать таким неудобно — хлеб там порезать или рыбу почистить. А для боя — непрочный, ручка у него полая.
— Зато внушает!
— Только тем, кто не в курсах. Ладно, давай лапник резать — ты вот с той елки ветки режь, старайся без снега чтобы.
— Жалко же!
— Жалко у пчелки в попке. Они все равно снизу отмирают. Вот я сейчас отмершие и соберу.
Скоро Ирка выбрала местечко — как раз под здоровенной елью, Разгребла снег до земли под костер, аккуратно положила рядком несколько кусков тонкого сухостойного дерева, сделав настил для костерка, сверху набросала лоскутки бересты, вперемешку с отломанными от ствола ели сухими сучками, длиной и толщиной с половинку карандаша, выше положила сучки потолще.
Вера все еще корячилась с лапником, и пришлось ей помогать. Наконец нарезали достаточно, чтоб сесть. И с наслаждением сели, прислонившись спинами к стволу ели.
Почистив от смолы лезвие, Ирка вставила финку в ножны и ухмыльнулась.
— У нас в Карелии девушки раньше, как до замужества дело доходило, носили на поясе пустые ножны от финки. Парень, решивший посвататься, вставлял в её пустые ножны свою финку. При следующей их встрече смотрел, если его финка была в ножнах, значит, можно засылать в дом девушки сватов. А если ножны пустые, значит она не хочет замуж за этого парня.
— Это ж сколько финок можно было так на халяву добыть! — сделала неожиданный вывод Вера.
Ирка не нашлась, что ответить. Зашуршала в рюкзаке, достала несколько маленьких присоленных ржаных сухариков, протянула Вере. Потом достала небольшую фляжку, прополоскала рот, сплюнула. Протянула флягу напарнице.
— Не пей, только рот прополощи. И на еду не налегай.
— Почему?
— Тяжело будет идти. Вспотеешь от выпитого, больше с потом уйдет, чем выпила. Проверено. До дома доберемся — там душу и отведем.
Ирка запалила маленький бездымный костерок. Тепло отразилось от нависших веток и от маленького костерка стало даже и жарко.
— Переобуйся пока. Пусть ноги отдохнут.
— Ага. А ловко у тебя, Ирэн, костер получился.
— Да ничего сложного. Видела, как делала?
— Видела.
— Вот в следующий раз сама сделаешь. Только запомни — береста горит всегда и везде, только когда горит — сворачивается, как пружина. Вполне может костерок разбросать — я потому меленькими полосками ее кладу.
— Ах, я б за шоколадку душу отдала. Так шоколад люблю… У вас в запасе есть? Ну, хоть немножко, а?
Ирка ухмыльнулась.
— Поискать — найдется. В виде премиальных по итогам конца квартала…
— При превышении дебета над кредитом премии не будет? — ужаснулась Вера.
— В точку, Вер. Пока — сухарики кушай.
И сама с грустью подумала, что теперь долго не увидит не то, что шоколада — его — то как раз Виктор жаловал и на складе был и плиточный шоколад и какао-порошок, только вот расходовать его пока не планировалось, а таких милых пустячков как зефир, конфеты, пастила, мармелад… Ирка не была сладкоежкой, но любила попить чай с чем-нибудь вкусненьким. А вкусненькое кончилось… И то, что на вылазку пришлось брать не шоколадку — как в то, прошедшее навсегда время, а самодельные сухарики — было признаком, еще одним признаком Беды.
В караулке, где осталась наша тройка, достаточно тесно — кроме нас тут еще публики хватает.
Разговоры стихают, когда оттуда, куда ушла компания, доносится короткая пальба, быстро стихшая, впрочем. Еще вроде кричат что-то, но хоть и не разобрать что кричат — мне кажется — что-то командно- строевое, вроде 'Шаг — ииии — Раз!'
— Вошли — говорит Саша.
Ему виднее, он тренировки своими глазами видел, а я как-то не удосужился.
— Павел Саныч говорил, что у них получилось смешанное построение — с учетом противника. Передняя шеренга вся в железе, внаклон свои протазаны упирают в пол и ногой придерживают, в правой поднятой руке — что- либо дробящего действия — голову прикрывают. Вторая шеренга — на высоте пояса алебарды держит, а третьи — на уровне лица. Ну и по команде — сначала передвигаются на шаг первые, потом по очереди. Так что есть, кому встретить, если кто кинется.
— Сзади они уязвимы — замечаю я сокрытую от всех остальных истину.
— Не, сзади у них рогатки и стрелки. Да еще саперы грозились двери блокировать — палаты и кабинеты потом чистить будут, попозже. Сейчас коридоры и лестницы главное.
Сидим, ждем.
— Вот не понимаю я этих фанатов железа — продолжает вполголоса Саша.
— Что, совсем?
— Совсем. Ты б посмотрел, с каким трепетом они это железо перебирали. Прямо скупой рыцарь с золотом.
— Ну, так символы власти — что железо, что золото.
— А женщины? — хитро посматривает Саша.
— Женщины — после.
— И что сильнее?
— Ну, об этом споры были издавна.
— Ага, знаю.
И Саша цитирует наизусть зазубренное в школе:
— 'Все мое' — сказало Злато.
'Все мое' — сказал Булат.
'Все куплю' — сказало Злато.
'Все возьму' — сказал Булат.
— Ну, в общих чертах — так и есть — соглашаюсь я.
Саша посмеивается.
— Там еще пародия-продолжение была. Кто-то из Толстых написал:
— И что, тебе никогда не хотелось в латах побегать, мечом помахать? — спрашиваю у Саши.
— Не.
