советского правительства, это значило бы, что поведение его по существу не отличается от поведения патриархов Сергия и Алексия. В действительности однако, зная все поведение патриарха Тихона, скорее следует понять возникновение указа так: давление со стороны советской власти было, но патриарх и сам по совести мог издать указ об упразднении карловацкого «Управления» в наказание «за чисто политические от имени Церкви выступления», вредные для жизни Русской Церкви, находившейся под властью большевиков. Поэтому из всех юрисдикций Русской Церкви, существующих за границею, «карловацкая» наиболее сомнительна с точки зрения канонического права.
После смерти митрополита Антония во главе «карловчан» стоит митрополит Анастасий. Из Югославии Синод, возглавляемый им, переселился в Мюнхен, а теперь в Соединенные Штаты. Сам митрополит Анастасий — иерарх высокого духа, но подчиненные ему церковные деятели проявляют крайнюю степень самомнения. Они говорят, что Московский патриарх морально убит, потому что советскую власть он «восхваляет и всячески с ней солидаризуется» (брошюра епископа Нафанаила «В чем правда русской соборной зарубежной Церкви» стр. 4). «Эта грязь падает и на всех тех иерархов, которые хотя и не подчиняются Московскому патриарху, но не обличают его, признают его своим собратом» (там же). «Все православные поместные церкви признали законность этого патриарха и прислали своих представителей на избравший его собор» (3). «Наша Леонтиевская юрисдикция тоже виновна в этом, потому что на Кливландском соборе она признала Московского патриарха своим духовным главою» (6). Таким образом, по мнению епископа Нафанаила, запятнаны все эти ветви Православной Церкви: «во всем православном мире не подчинились, отмежевались и осудили вопиющую кощунственную неправду Московского патриарха только тайная катакомбная церков в России и наша Заграничная Русская Церковь, возглавляемая митрополитом Анастасием» (3). Итак, во всем мире только эти две церковные группы суть носители подлинного, чистого Православия! Такое горделивое самопревознесение идет дальше, чем формула «Москва — третий Рим».
Как и в Москве XVI века, такое самомнение сопутствуется ненавистью ко всему новому. Отсюда возникает изуверство, выразившееся во многих статьях издаваемого карловчанами журнала «Православная Русь». В ежегоднике «Православный Путь», напечатанном при этом журнале в 1950 году, имеется статья профессора И. Андреева (Андреевского) «Владимир Соловьев — мистик в свете Православия». Андреев — психиатр, получивший образование в Психоневрологическом Институте Бехтерева в Петербурге. Цель его статьи — смешать с грязью Вл. Соловьева и особенно доказать, будто видение Софии, трижды пережитое Соловьевым, было «дьявольскою прелестью», отравившею всю философию Соловьева. В этой статье он отрицательно относится не только к Соловьеву, а и ко всей религиозной философии его преемников, к богословской школе, развившейся в Париже в связи с Богословским Институтом, к деятельности Парижского отделения американской YMCA, напечатавшего много русских религиозно–философских трудов, и к экуменическому движению.
У Андреева есть литературный талант; его лекции привлекают слушателей. Поэтому тем более вреден его фанатизм. Степень его нетерпимости ярко выразилась в таком его заявлении. Познакомившись с С. А. Левицким, он подружился с ним. Однако, услышав от Левицкого какие?то частные богословские мнения его, противоречащие не догматам, а только традиционным учениям Церкви, он заявил ему: «Если мы будем у власти, я повешу вас, — любя повешу». Левицкий ответил на это: «А если мы будем у власти, мы не повесим вас». Тогда Андреев сказал: «А я поведу себя так, что заставлю вас повесить меня». Нормальному человеку трудно представить себе, как поворачивается язык, чтобы высказывать такие дикие мысли.
В этом же ежегоднике «Православный Путь» напечатана статья иеромонаха Константина «Два исповедания веры», статья о Бердяеве и от. Сергии Булгакове. В миру иеромонах Константин был Кирилл Осипович Зайцев, высококультурный, получивший юридическое образование интеллигент. В эмиграции он жил сначала в Праге, потом в Харбине и Шанхае, теперь он находится в Соединенных Штатах в Свято- Троицком монастыре «карловчан». В своей статье он использовал автобиографии Бердяева и от. Сергия Булгакова. Об от. Сергии он говорит: «Тот, кто хочет сказать в Православии Новое Слово, — тот уже находится за пределами Церкви. А ведь вся церковно–публицистическая деятельность о. Сергия есть высказывание этого Нового Слова!» (149). Конечная оценка личности и творчества Бердяева и от. Сергия такова: «Эгоцентризм, лишенный сдержек, увлек их, одного в области 'религиозной мысли, другого уже в области мысли церковной — на путь демонической гордыни» (150).
Боязнь новой мысли и даже нового стиля в выражении старых мыслей в области религиозной и особенно церковной доходит у таких писателей, как Андреев и иеромонах Константин, до той ступени, которая поражает нас, когда мы знакомимся с историею старообрядчества. Эта боязнь доходит до изуверства в статье «Одним ли миром мы мазаны?» (Православный Путь, N° 9, 1951), никем не подписанной. В статье этой также высказано резко отрицательное суждение о философии Соловьева из?за термина «Богочеловечество». Анонимный автор пишет: «Знает Церковь Бога, знает человека, знает — Богочеловека, крестною смертью примирившего падшее человечество с Богом, но не знает православное сознание Богочеловечества». В учении Соловьева автор находит «соблазнительную светскую философию, с головою выдавшую себя самым именем богочеловечества». Надо заметить, что Соловьев употребляет термин богочеловечество в двух различных смыслах и при этом определяет значение их так, что смысл их не противоречит догмам. Но современный старообрядец не выносит «нового слова» в церковной литературе. Свою статью он заканчивает крайне несправедливым нападением на митрополита всея Америки и Канады Леонтия за то, что он написал статью «Богочеловечество, как основная идея философии Владимира Соловьева» (по поводу пятидесятилетия кончины философа и перевода его Чтений о Богочеловечестве на английский язык). В своей статье митрополит Леонтий воздает должное Соловьеву, как великому русскому мыслителю, излагая вкратце его учения и не высказывая своего собственного понимания термина «Богочеловечество». И вот из?за этой?то статьи современный старообрядец дерзко поднимает вопрос «одним ли миром мы мазаны?».
Если бы после свержения болыпевицкой власти в России власть оказалась в руках таких изуверов, они опять скомпрометировали бы Церковь, и русская интеллигенция, начавшая возвращаться к ней, опять отпала бы от Церкви.
В Нью–Хевене я задумал написать книгу о характере русского народа. Благодаря богатой библиотеке Йельского университета, в которой русский отдел хорошо представлен, я с удобством мог собирать материалы для этой книги. Если же какой?либо книги не было в Нью–Хевене, ее всегда можно было найти в богатейшей нью–йоркской Public Library. Положение резко изменилось, когда мы с сыном переехали в Лос– Анжелес. Поэтому на летние каникулы мы ездили в Нью–Хевен и жили, благодаря любезности профессора Вернадского и его жены Нины Владимировны (урожденной Свечиной), на даче их в 12 милях от города.
Переезд через всю Северную Америку с запада на восток дает много интересных впечатлений. Природа западных гористых штатов, средних степных и восточных холмистых весьма разнообразна, а в связи с этим и занятия жителей их сильно отличаются друг от друга. В штате Аризона, например, мы заехали к одному знакомому Андрея, адвокату, который бросил все дела свои в Нью–Йорке и купил ранчо, чтобы вести жизнь независимого человека. Владелец ранчо живет исключительно скотоводством. Когда я спросил у него, сколько у него рабочих, он ответил, что рабочих у него нет никаких: скот круглый год пасется и питается сам, не нуждаясь ни в каком уходе; владельцу ранчо остается только продавать его скупщикам, приезжающим в определенные сроки для этой цели.
В 1951 году исполнилось пять лет со времени моего въезда в США, и я, сдав экзамен, стал гражданином США. Для достижения этой цели необходимо сдать экзамен, на котором задаются вопросы о главных событиях истории Соединенных Штатов и о конституции этого государства. Чтобы быть уверенным в себе, я не удовлетворился брошюрою, в которой изложены эти необходимые сведения, и поступил в школу для подготовки к гражданству. Помещалась она в одной комнате в прекрасном здании большой элементарной школы. Преподавание вела учительница лет сорока; в одной части класса она занималась с группою, обучавшеюся английскому языку, а в другой части той же комнаты — с группою, обучавшеюся конституции США. Для получения свидетельства надо было учиться десять недель, приходя на один час два раза в неделю. Через пять недель я усвоил все, что нужно знать для экзамена, и моя учительница занималась со мною беседами о разных политических и социальных вопросах, а, кроме того, давала мне на дом и в классе различные книги, полезные для знакомства с разными сторонами истории и быта США. Все в школе были заинтересованы тем, что явился в нее восьмидесятилетний ученик, бывший профессор. Начальник школы и
