– Рад тебя видеть, пижон. - Быков действительно был рад. Сразу по возвращении Юрковский и Дауге исчезли. Иоганыч, конечно, в госпиталь попал, а вот Володька… Даже обидно было. Но Крутиков объяснил, как всегда, просто и доходчиво: служба.
– А уж я-то! Ты давай, поднимайся, нам срочно лететь туда. - Юрковский показал пальцем на потолок.
– В космос? На Венеру?
– Вошел во вкус, космопроходец. Не на Венеру. Нас хотят видеть очень ответственные лица.
– Прямо сейчас?
– Именно. Покоя лишились, подай, говорят, сюда специалиста по пустыням, и все тут. Снарядили экстренный гидроплан, аллюр три креста, и вот я здесь. А к утру требуется быть - там. Ты собирайся, назад возвращаться не будем. За четверть часа уложишься?
– Уложусь, - коротко ответил Быков.
Хватило четырнадцати минут, вместе с бритьем и чисткой зубов. Все это время Юрковский говорил о пустяках, передавал приветы от незнакомых людей, ходил по комнате, комментируя репродукции на стенах.
В коридоре мелькало лицо доктора, но входить тот - не решался.
– Я готов. - Быков поднял чемоданчик, девять килограммов личных вещей.
– Ничего не забыл?
– Предписание, оно…
– Товарищ, можно вас? Документы на товарища Быкова готовы?
– Пожалуйста. - Доктор протянул коричневый конверт. Юрковский заглянул внутрь, потом сунул конверт во внутренний карман шинели.
– Все, Алексей, при нас документы. - Он нарочно сделал ударение на второй слог, на 'у'.
– До свидания, - попрощался с врачом Быков. - В другой раз сыграем.
– Непременно, непременно сыграете, а пока - прощайте. Слушайте утренние новости. - Юрковский повел Быкова наружу.
Идти пришлось к самому пирсу. Пропустили, часовой даже под козырек взял.
– Ты не упади, смотри, - предупредил Юрковский.
Из темноты выплыл катер, катерок даже, маленький, вертлявый.
– На нем? - не мог поверить Быков.
– Сто метров. Кабельтов - по-морскому. Вытерпишь?
Действительно, плыли всего ничего. До самолета-амфибии, что ждал их неподалеку. У люка их встретили, помогли забраться, с чемоданом было бы неловко.
– Можно взлетать, Владимир Сергеевич? - Летчик лихой, довольный. В три часа ночи, а довольный.
– Можно. - Узким проходом они прошли в салон.
– Однако, - только и нашел что сказать Быков.
– Нравится?
– Шахрезада, тысяча и одна ночь.
Салон занимал почти весь фюзеляж. Стол, диван, несколько кресел, даже буфет. Никакого пластика, дерево, кожа, шелк.
– Ты садись, садись, космопроходец.
Быков сел. Приятное кресло, в меру мягкое, в меру упругое. Тихо загудели турбины, гидроплан приподнялся на подушке, понесся вперед. Быков глянул в иллюминатор, не надеясь увидеть момент взлета, а просто - посмотреть.
– Видно что-нибудь? - Юрковский сидел вольно, свободно. Отдыхает.
– Темно.
– Ничего, Алексей. С завтрашнего дня светомаскировка станет историей. Вернее, с сегодняшнего. - Он потянулся, и Быков понял, что Юрковский устал. Очень устал.
– Как - историей?
– Сюрприз. Для всей страны сюрприз, но тебе скажу то, что остальные узнают в семь ноль-ноль по московскому времени. Атлантиды капитулировали. Все, конец, finita. Как напишут в газетах, последняя цитадель империализма пала. Жизнь входит в мирное русло. Приходит время наград. Давай, Алексей, верти дырочку в кителе.
Гидроплан прекратил набор высоты, теперь летели гладко, неколебимо.
– Дырочку?
– Или даже две. Наверное, две.
– Ты расскажи, что происходит, пожалуйста, только серьезно.
– Серьезнее некуда, дорогой. Мы вернули свое, Аляску и Калифорнию, Мексика - Техас, Южные штаты будут преобразованы в Свободную конфедерацию, Северные обретут независимость, каждый штат станет отдельной страной.
– Так быстро?
– Революционный порыв рабочего класса Америки плюс гений генералитета. И вот, покончив с ратными делами, правительство решило воздать должное отважным покорителям Венеры. - Володька часто говорил с иронией, но сейчас он пытался говорить с иронией. Или просто кажется - от недосыпа, от случившихся событий?
– Нас всех собирают? Весь экипаж 'Хиуса'?
– Всех, всех. Даже Иоганыч будет, медицина дала добро.
– И Миша?
– Разумеется, куда мы без него? Должен уже приземлиться. Миша наш вместе с Ляховым там летали, наверху. Обеспечивали господство в космосе. 'Хиус', он целой флотилии стоит. Хотя, конечно, флотилия тоже без дела не осталась. - Юрковский встал, подошел к буфету. - Выпьем, Алеша? Шампанского? 'Абрау Дюрсо', урожай шестьдесят шестого года. Знатоки хвалят.
– Не хочется. И поздно, то есть рано.
– Надо, надо. А то хозяин этого ковра-самолета обидится. - Юрковский по-гусарски хлопнул пробкой, пена просто клокотала. - За нас, Алеша. Сегодня - за нас..
Они выпили по бокалу, и Юрковский вернул бутылку в буфет.
– Или ты хочешь еще?
– Нет.
– Тогда я сосну, Алексей. Запарился. Нас утром примут, ранним утром. - Он снял пиджак, устраиваясь на диване, вытянул ноги, чтобы не помять безукоризненную стрелку. - Да, знаешь… Вроде обычая такого… Ты на одно желание имеешь право…
– Золотая рыбка?
– Весьма. И с норовом: не по ней - щукой обернется. Но простые желания исполняет справно - машину, квартиру, дачу там или еще что. Только в Москве квартиру не проси.
– Не дадут?
– Дадут. Но спроса на московские квартиры лет десять не будет. Подумай, чего хочешь. Не прогадай. Кого учу, ты умный. - Юрковский прикрыл глаза, нахохлился. - Запарился я…
Про желание Быков слышал и раньше. Значит, 'Героя' дадут, раз желание. Ничего иного, если честно, он не ждал. И желание припас загодя. Просьбу. Хорошо выверенную просьбу.
Он тоже забился в угол кресла, но не спалось. В свете плафонов, горевших вполсилы, видно было, как сдал Володька. Сейчас он казался стариком; редкие волосы слиплись, череп, просто череп, а не голова. Стало стыдно своего здоровья, красной рожи, долгих дней ничегонеделания.
Тьма внизу, зато над тучами - луна. Большая, что прожектор. Для влюбленных старается.
Незаметно для себя он задремал и очнулся прямо перед посадкой. Снаружи серело, видна была тайга, тайга и снег.
– Отдохнул, герой? - Юрковский опять смотрелся молодцом. Умеет собираться, умеет, не отнять.
– Где мы, не пойму?
– Сейчас, недолго осталось. - И действительно, тайга надвигалась, ближе и ближе, затем показалось поле, бетон, фермы. - Новосибирск, друг мой, резервная столица.
