«А ты сходи на них взгляни Да меч бы взять неплохо, Чтоб не было подвоха». «Зачем девице нужен меч? Я не гожусь для бранных встреч. Но люди эти вроде Кружатся в хороводе». Туда направилась она И вдруг отпрянула, бледна: В лесу, на черной ели, Двенадцать дев висели. «О, что за страшный хоровод!» — Кричит она и косы рвет. Но крик души скорбящей Никто не слышит в чаще. «Меня ты, злобный рыцарь, здесь, Как этих девушек, повесь, Но не хочу снимать я Перед кончиной платья!» «Оставим этот разговор. Позор для мертвых — не позор. Мне для моей сестрицы Наряд твой пригодится». «Что делать, Улингер? Бери — Свою сестрицу одари, А мне дозволь в награду Три раза крикнуть кряду». «Кричи не три, а тридцать раз,— Здесь только совы слышат нас. В моем лесу от века Не встретишь человека!» И вот раздался первый крик: «Господь, яви свой светлый лик! Приди ко мне, спаситель, Чтоб сгинул искуситель!» Затем раздался крик второй: «Меня от изверга укрой, Мария пресвятая! Перед тобой чиста я!» И третий крик звучит в бору: «О брат! Спаси свою сестру! Беда нависла грозно. Спеши, пока не поздно!» Ее мольбу услышал брат. Созвал он всадников отряд,— На выручку сестрицы Летит быстрее птицы. Несутся кони, ветр свистит, Лес вспугнут топотом копыт. До срока подоспели Они к той черной ели. «Что пригорюнился, певец? Выходит, песенке — конец. Сестру свою потешу — На сук тебя повешу!» «Видать, и я попался в сеть. Тебе гулять, а мне — висеть. Но только без одежи Мне помирать не гоже!» «Оставим этот разговор. Позор для мертвых — не позор. Камзол твой и кирасу Отдам я свинопасу!» И тотчас головою вниз Разбойник Улингер повис На той же самой ели, Где пленницы висели.
