Плотники о плаху притупили топоры.
Им не вешать, им не плакать — сколотили
наскоро.
Сшибли кружки с горьким пивом горожане,
школяры.
Толки шли и трактире «Перстень короля
Гренадского».
Краснорожие солдаты обнимались с девками,
Хохотали над ужимками бродяги-горбуна,
Городские стражи строже потрясали древками.
Чаще чокались, желая мяса и вина.
Облака и башни были выпуклы и грубы.
Будет чем повеселиться палачу и виселице!
Геральдические львы над воротами дули
в трубы.
«Три часа осталось жить — экая бессмыслица!»
Он был смел или беспечен: И в аду
не только черти!
На земле пожили — что же! — попадём
на небеса!
Уходи, монах, пожалуйста, не говори о смерти.
Если — экая бессмыслица! — осталось три часа!»
Плотники о плаху притупили топоры.
На ярмарочной площади крикнули глашатаи
Потянулися солдаты, горожане, школяры,
Женщины, подростки и торговцы бородатые.
Дёрнули колокола. Приказали расступиться.
Голова тяжёлая висела, как свинчатка.
Шёл палач, закрытый маской, — чтоб
не устыдиться.
Чтобы не испачкаться — в кожаных перчатках.
Посмотрите, молодцы! Поглядите, голубицы!
(Коло-тили, коло-тили в телеса колоколов.)
Душегуб голубоглазый, безбородый — и убийца,
Убегавший из-под стражи, сторожей переколов.
Он был смел или беспечен. Поглядел лишь на небо.
И не слышал, что монах ему твердил об ерунде.
«До свиданья, други!
Может быть, и встретимся когда-нибудь:
Будем жариться у чёрта на одной сковороде!»
ПАСТУХ В ЧУВАШИИ
Глухой хрипун, седой молчальник
Из-за коряг следил луну.
Вокруг стоял сухой кустарник,
Жевали совы белену.
И странны, как рога оленьи,
Валялись корни в отдаленье
На холод озёрных зеркал
Туман влачил свои полотна.
Здесь мир первичный возникал
Из глины и куги болотной.
…И, звёзд питаясь млечным соком.
Сидел он, молчалив, как окунь.
Как дым, кипели комары
В котле огромной лихорадки.
За косогоры падали миры.
И всё здесь было в беспорядке.
Я подошёл к огню костра.
— А сколько будет до кордона? —
Глаза лениво и бездонно
Глядели из болотных трав.
Он был божественный язычник
Из глины, выжженной в огне.
Он на коров прикрикнул зычно,
И эхо пело в стороне…
Я подражал «Цыганам» Пушкина
До третьих петухов.
Потом достигла речь кукушкина
Светлевших перьев облаков.
Коровы сбились в тёплый ком.
Следя, как звёзды потухали.
Шурша шершавым языком,
Они, как матери, вздыхали…
ОХОТА НА МАМОНТА
Я спал на вокзале.
Тяжёлый мамонт.
