сон о романе — либо еще одна мечта осуществиться и состояться, либо попытка, пусть неосознанная, расположившись в его тени, укрыться, заслониться от света. Перед самим собой оправдаться. Писать все это не слишком весело, но искренность — основное условие начатой мною опасной игры.
Читатель вправе меня спросить, нашел ли я своего героя. Вопрос безусловно закономерный. Было бы большим легкомыслием пускаться в плаванье без человека, который в себе аккумулирует всю энергетику повествования. Набившая оскомину фраза «герой не моего романа» для автора звучит угрожающе. Герой еще важней, чем сюжет.
Понятно, что таким заявлением рискую сразу же отпугнуть немалую часть читающей публики. Но я избегаю играть с нею в прятки. Стоило ли так долго готовиться к главному своему поступку, чтоб стать зазывалой на книжной ярмарке?
Герой мой выбран мною не случайно. Я знаю его, как себя самого. Его история поучительна, да и он заслуживает того, чтоб оказаться предметом исследования. Природа наделила его весьма неоднозначным характером — необычным, но не самодостаточным. Сочетание, чреватое драмой. Амбициозности и неуемности — хоть куда, независимости — нехватало. Люди завышенной самооценки втайне ищут признания окружающих — в их подсознании живет неуверенность. Именно потому мой герой долго и трудно готовился к жизни, медля вступить с ней в реальный контакт. В детстве он был хорошо защищен семейным укладом, школьной рутиной, но в юности от него потребовалось первое внятное решение — нужно было определить свое профессиональное будущее.
Институт иностранных языков он выбрал для себя еще в школе. Тут были различные мотивы — прежде всего он себя не связывал с отчим городом, ему предстоят неожиданные маршруты, когда он окажется в зарубежье, он должен быть хорошо оснащен. Кроме того, диплом полиглота обеспечивает свободу маневра — можно трудиться во многих сферах, иные даже трудно предвидеть.
По сути дела, подобный выбор свидетельствовал, что выбор отложен. Он был как бы продлением отрочества, ты получал законное право примериваться еще несколько лет, жить в состоянии невесомости.
Хотелось продлить и годы учения, однако учиться вечно нельзя — Господи, не успел оглядеться — и вот перед ним уже взрослый мир. Настало, как принято говорить высоким слогом, время ответственности.
Но разве ответственность не в том, чтоб не входить в студеную воду, не зная броду, не суетиться, не действовать очертя голову? К поступку следует подготовиться, что значит «стечение обстоятельств»? Кто мудр, тот создает обстоятельства, благоприятствующую среду.
Нужно, однако, и зарабатывать. Естественно, жизнь в родительском доме освобождала от многих проблем, но следовало себе обеспечить хотя бы подобие самостоятельности. Что делать? Учить детишек немецкому? Нет уж, увольте, это конец. Было бы безусловно заманчиво переводить иноземных писателей — тут мостик и к собственной творческой деятельности, но все это — удел москвичей. Еще один внушительный довод: надо перебираться в столицу, там, только там его поле битвы. Необходимо лишь подготовиться. Пожалуй, технический перевод и есть оптимальный вариант для «переходного периода», разбег перед Великим Прыжком. Благо, он жил в портовом городе, где было размещено пароходство, обеспечившее его работой.
Надеюсь, читатель уже почувствовал двойственность главного лица, а значит, — проявит к нему интерес. Мы пламенно превозносим цельность, однако всегда в ней подозреваем не то одномерность, не то ограниченность. Зато двоящийся зыбкий характер с его перепадами и зигзагами как бы свидетельствует о сложности и — с легкой руки знаменитых авторов — всегда привлекает к себе внимание.
Расстояние между двумя глаголами — «мочь» и «хотеть» — в природе вещей. Тем не менее рождаются души, которым этот закон не писан. Они бунтуют. Но уровень бунта зависит от уровня бунтаря. Несогласие чаще всего безобидно — то комедийно, то элегично, и все ж иногда оно может взмыть до неподдельного трагизма. Как бы то ни было, мой герой — один из тех, кто не смог смириться.
Будем считать, я его представил. Будем считать, что я убедил вас — он стоит того, чтобы с ним познакомиться. Но тут же я отчетливо слышу другой непроизнесенный вопрос: какое событие движет книгу? Достаточно ли оно впечатляюще, чтобы занять просвещенную публику? На этот раз ответить трудней. Все дело в том, чту назвать событием? Ведь есть событие-происшествие: счастливая встреча, несчастный случай, удар, обвал, шаровая молния, озаряющая пространство романа. И есть совсем иное событие — не собранное судьбою в пучок, не стянутое накрепко в узел, не одномоментная вспышка, а то, что отмечено протяженностью, словно бы копится день за днем, оно не врывается и не взрывается, а сопровождает, становится жизнью.
Начать мне приходится издалека, повествование зарождается в уже завершившейся эпохе. Все авторы любят писать, обернувшись — прошлое уже состоялось, к тому же в нем есть лирический звук — вот почему пережитое всегда богаче переживаемого, если не силой, то настроением. Дело тут даже не в ностальгии, ведь ностальгия, в конце концов, лишь избирательное зрение. Суть в том, что взаимное проникновение нынешнего и прежнего опыта рождает ни с чем не схожую музыку.
Может быть, это вас удивит, но мой герой нравился девушкам. Даже не тем, что он был пригож, хотя это тоже немаловажно, — скорее всего, на них воздействовало то ощущение неутоленности, которое от него исходило. Это внимание ему льстило, но одновременно смущало. Южные девушки контактны и даже в пуританские годы достаточно смело шли на сближение. Не то чтобы он боялся осечки, ему не давала покоя мысль: излишняя близость может связать две биографии в одну, а это опасно, очень опасно. Ибо настоящая жизнь — за поворотом. Она — впереди. И, безусловно, не в этом городе.
Однако ж и он не уберегся от неизбежных переживаний. Он был человеком с воображением. Да и ходить далеко не пришлось. На той же улице, через дом, в тесной квартирке жила вдова, растившая двух дочек-погодков. Все шло по схеме — когда он был мал, напрочь не замечал соседок, но, повзрослев, стал к ним захаживать, потом подозрительно зачастил.
Все дело было в младшей сестре. Старшая с детских лет отличалась своей соразмерностью и основательностью — такие обычно не кружат головы. Зато вторая была популярна, считалась существом одаренным. Эту завидную репутацию ей принесла не одержимость какой-то избравшей ее стихией, но обаятельный хоровод попеременных увлечений. Она и лепила, и рисовала, и зажигательно била по клавишам. Лучше всего она танцевала — словно вычерчивала иероглифы крепкими загорелыми ножками.
В провинциальных городах вспыхивают свои светлячки. Ими гордятся, им завидуют, во всяком случае, выделяют. То, что герой наш добился отклика, было для него добрым знаком — вряд ли она бы хоть раз взглянула на заурядного человека.
Думаю, их повлекло друг к другу сродство честолюбивых натур, оба тяготились привычным. Не только квартал, не только улица, уже весь город казался тесным. Всего несносней был отчий дом — ловушка, в которую попадаешь, едва явившись на белый свет.
Однако, в отличие от него, девушка не умела ждать. Она торопила его с отъездом. Он все пытался растолковать ей, что к столь ответственному поступку нужно как следует подготовиться. Но то были зряшные попытки. Каждый новый день на улице детства казался ей обидой, насмешкой, признанием своего поражения. Он понимал все ее доводы — бесспорно, скоротечная молодость была их основным достоянием, их главной ставкой в азартной игре. Но он обладает мужским умом и должен просчитывать варианты. Если не видишь на ход вперед, лучше не браться за эти шахматы. Их споры становились все резче, однажды она ему сказала, что осмотрительность, сплошь и рядом, лишь прикрывает душевную робость. Весьма неприятное обвинение, заставившее его задуматься. Мало веселого было и дома — родители все чаще хворали. Это печальное обстоятельство стало веским и нравственным аргументом: дело не в трусости перед жизнью, сейчас он их не вправе оставить.
Она уехала. Он убедился, как опустел его старый город. Куда ни пойдешь, кого ни встретишь, с кем ни заговоришь — все не то. Еще недавно полная жизнь вдруг превратилась в дырявое сито, сквозь которое исправно просачивались бессмысленные, беззвучные дни. Правда, еще оставались письма, но эта связь с течением времени стала почти односторонней — ответные письма были редки, потом они перешли в поздравления с днем рождения, с Новым годом и вдруг иссякли, ушли в песок. Ей надоело даже пунктиром обозначать в коротких записочках пусть хоть подобие интереса. Ее последней московской весточке уже не хватило кислорода. Она задохнулась на полуслове.
