султанов. Люди думают, что ты старый развратник, и завидуют.
Джубал побарабанил пальцами по ручке кресла.
— Бен, не в моих правилах кичиться возрастом, но в данном случае я требую почтения к своим летам.
— Прошу прощения, — сухо сказал Бен, — я думал, мы равноправны, и твоя личная жизнь может обсуждаться также свободно, как моя.
— Бен, ты не понял! Я требую почтения от женщин.
— А-а-а…
— Ты верно подметил, что я немолод. Более того, я стар. Но я до сих пор развратник, и мне это приятно. Однако я не позволяю похоти возобладать надо мной и предпочитаю свое достоинство удовольствиям, которыми уже успел пресытиться. Кроме того, человек моего возраста, лысый и жирный, может уложить женщину в постель только за деньги или завещание. Ты можешь представить, чтобы мои девочки легли с кем-нибудь в постель за деньги?
— Нет.
— Спасибо, сэр. Я общаюсь с исключительно порядочными женщинами и рад, что вы это понимаете. Правда, иногда случается так, что молодая хорошенькая женщина ложится со стариком потому, что она его уважает, жалеет и хочет сделать ему приятное. Как ты думаешь, мои девочки на такое способны?
— Думаю, что да.
— Я тоже так думаю. Но сам я на это не способен. У меня есть гордость. Поэтому, сэр, вычеркните меня из списка подозреваемых.
Кэкстон ухмыльнулся.
— А ты мужчина с характером. Я в твоем возрасте вряд ли буду таким стойким.
— Лучше сопротивляться соблазну, — улыбнулся Харшоу, — чем поддаться ему, а потом раскаиваться. Теперь о Дюке и Ларри: я не знаю, кто из них виноват, если виноват вообще; а доискиваться не хочу. Когда в мой дом приходит человек, я ему объясняю, что у меня не тюрьма и не дом терпимости, а семья, и как во всякой нормальной семье, в моей сочетаются тирания и анархия при полном отсутствии демократии. Значит, если я ничего не поручаю, каждый делает, что хочет; если же я отдаю приказ, он не обсуждается. На личную жизнь моя власть не распространяется. Ребята всегда держали свою личную жизнь про себя… по крайней мере, до тех пор, пока не распространилось марсианское влияние. Я не видел, чтобы Ларри и Дюк таскали девушек в кусты. И визга не слышал.
— И ты решил, что это Майк.
— Да… — Джубал нахмурился. — Девчонки счастливы, и я за них не волнуюсь. Майк меня беспокоит больше.
— Мне тоже за него неспокойно.
— И с Джилл что-то еще будет?
— С Джилл ничего страшного не случится. А Майк…
— Черт, дались ему эти проповеди! Чем дома плохо?
— Джубал, он не только проповедует. Я как раз оттуда…
— Что ж ты сразу не сказал?
— Сначала мы говорили об искусстве, — вздохнул Бен, — потом занялись сплетнями.
— Предоставляю тебе слово.
— Я заехал к ним в гости по дороге из Кейптауна. Мне очень не понравилось то, что я увидел. Джубал, ты не можешь поговорить с Дугласом, чтобы он прекратил это дело?
— Майк сам вправе решать, как ему жить, — покачал головой Харшоу.
— Если бы ты видел это сам, ты бы так не говорил.
— Я ничего не могу сделать, и Дуглас тоже.
— Джубал, Майк согласится с любым твоим распоряжением насчет его денег. Он ничего в этом не понимает!
— Очень даже понимает. Он недавно написал завещание и прислал его мне для замечаний. Это хитрейший документ. Майк знает, что у него больше денег, чем могут потратить его наследники. Поэтому одну часть наследства он использовал на то, чтобы оградить от посягательств другую. Он сделал так, что до денег не доберутся ни родственники его матери, ни законного, ни фактического отца, — он, оказывается, узнал, что он незаконнорожденный, — ни родственники астронавтов с «Посланца». Чтобы отсудить себе наследство, им придется чуть ли не свергать правительство. Я не нашел, к чему придраться. Поэтому, поверь мне, его деньгами не так просто завладеть.
— Жаль.
— Это не помогло бы. Вот уже год, как Майк не снимает со своего счета ни цента. Дуглас звонил мне и сказал, что Майк не отвечает на его письма.
— Вот как! Но он много тратит.
— Значит, получает от своих теологов.
— От них много не получишь.
— Тогда откуда?
— В основном от курсов марсианского языка.
— Что ты сказал?
— Он открыл курсы марсианского языка.
— Зачем же называть это церковью?
— Почему нет? По определению подходит.
— Ну, знаешь! И каток можно назвать церковью, если какая-нибудь секта объявит катание на коньках священным ритуалом. Если в честь Бога можно петь, почему нельзя в его честь кататься на коньках? В Малайе есть храмы, в которых живут змеи. Наш Верховный Суд решил считать их церквями.
— Кстати, Майк дрессирует змей. Все в порядке.
— Он не делает ничего такого, за что его можно арестовать?
— Кажется, нет.
— Научился у фостеритов выходить сухим из воды.
— Майк во многом опередил фостеритов. Это меня и тревожит.
— Ну-ка, ну-ка…
— Я говорил тебе, что Майк разводит змей. Это можно понимать и буквально, и фигурально. У Майка в храме очень нездоровая атмосфера. Храм этот — большое здание, там есть большой зал для публичных собраний, комнаты поменьше для собраний поменьше и жилые помещения. Джилл объяснила мне, куда ехать, поэтому я с черного хода прошел прямо в жилые помещения. Они так же приспособлены к жизни, как перекресток в большом городе.
— Согласен: шумные соседи — это нехорошо, даже если ты живешь, не нарушая законов.
— Мне показалось, что в дверях был установлен аппарат для обыска, как на таможне. Я прошел три двери и вошел в лифт. Лифт управляется не пассажиром, а кем-то невидимым.
— Я современными лифтами вообще не пользуюсь.
— Это был очень удобный, тебе понравилось бы.
— Терпеть не могу техники… У Майка мать была гениальным инженером, а отец (настоящий) — хорошим инженером. Вполне возможно, что Майк усовершенствовал конструкцию современного лифта, так что этой машиной теперь можно пользоваться без ущерба здоровью.
— Может быть. Так вот, я доехал до верха и высадился без происшествий. Потом прошел еще несколько автоматических дверей и попал в большую комнату, обставленную необычно и даже как-то аскетически. Джубал, люди говорят, что ты ведешь хозяйство странно.
— Чепуха! Я стремлюсь к простоте и удобству.
— Так вот, твои странности по сравнению с Майковыми — детские игрушки. Вхожу я в комнату и глазам своим не верю. Навстречу мне выходит девица, совершенно голая и с головы до ног в татуировке. Фантастика!
— Бен, ты городской сноб. Когда-то я был знаком с дамой в татуировках. Очень милая была девочка.
— Эта девочка тоже милая, — согласился Бен, — если привыкнуть к ее раскраске и к тому, что она
