утраченное после падения достоинство!» - лихорадочно повторял он себе.
Тысячи лет люди строят храмы, молятся, выполняют данный свыше закон - и вся их радость, что они будут прощены после Конца света! А эти уже сейчас…
Такова справедливость Вседержителя. Сьер Денел знал, что с этим нельзя спорить: смертным не позволено судить. Люди получат свое после Конца и должны быть довольны.
У себя в старинном особняке сьер Денел заполночь сидел за столом и жег свечу. Длинный фитилек сразу занялся ярко, легко выхватил из темноты его узкое лицо с тонкими чертами, твердым подбородком. Денел разделся до нижней рубашки и ту распахнул на груди, чувствуя, что его охватывает жар.
Дайк не требовал, чтобы сьер Денел вернул ему самоцвет небожителей. Гвендис сказала, что они с Дайком оставляют за ним право самому распорядиться камнем: оставить себе или пожертвовать храму, но при одном условии - когда Дайк покинет Анварден. Гвендис заверила, что уже получила от сьера Денела достаточную плату за самоцвет: пусть это значительно меньше третьей части его стоимости, но ничуть не меньше того, что хотела иметь она сама для спокойной и тихой жизни.
Денел тряхнул головой, отбрасывая с глаз пряди прямых светлых волос, взъерошенных как попало. Ему придется сказать духовнику, что его тайна разрешилась небывалой красоты самоцветом: этот камень он жертвует ордену, но не вправе ничего о нем рассказать, а тот, кто мог бы, покинул Анварден.
Окна в сад были открыты, занавески колыхал ветер.
– Гвендис… Мне придется теперь уйти в Сатру.
– А разве ты знаешь, где ее искать? Погоди… - Гвендис приставила к книжной полке стремянку. - Дайк, иди сюда… Не урони. Это Землеописание. Там есть карты.
Дайк обеими руками принял тяжелую книгу в кожаном переплете:
– Я помню холодное море, горы и степь.
Он положил книгу на стол и успел подхватить Гвендис.
– Можно, я потом вернусь? - спросил Дайк, когда Гвендис, держась за его руки, спустилась со стремянки. - Я найду Сатру и вернусь за тобой, если ты разрешишь.
Гвендис молча прислонила голову к его груди.
– Значит, можно… Значит, ты подождешь, - понял Дайк.
Ему подумалось, что в Сатре его узнают небожители - близкие и друзья, и расскажут ему, кто он такой.
Гвендис осторожно отстранилась от него.
– Дайк, как по-твоему: почему ты оказался один в кандалах, в открытом море?
Тот покачал головой:
– Не знаю, Гвендис. Я должен найти Сатру. Видимо, там случилась какая-нибудь беда… война… Раз это моя родина, мне нужно узнать, что с ней сталось.
– Там твоя семья, - ровно подсказала девушка. - Может быть, даже жена и дети.
Гвендис отошла от него и села. Дайк поник.
– Нет, Гвендис! Как же?.. Я не знаю ту женщину, я знаю и люблю только тебя… Разве я ей самой нужен, раз я ее не люблю и не знаю?
– Если она тебя любила, то нужен, - сказала Гвендис почти неслышно, но с таким выражением, что Дайк низко опустил голову.
– Ее, быть может, не существует! - ответил он.
– Она не виновата, что ты потерял память…
У Дайка затуманился взгляд.
– Я бы уговорил ее, чтобы она меня отпустила!
– Нет, - твердо сказала Гвендис. - Я заодно с ней. Как женщина.
Дайк молча закрыл руками лицо. Гвендис снова подошла к нему, утешая:
– Дайк, милый… Ты - небожитель. Вы живете вечно. По крайней мере, очень долго. Ты сотни лет будешь таким, как теперь. Помнишь твой сон о Дасаве и Вельте? Через пятьдесят лет она была бы уже дряхлой, а он все еще юношей. Ты не можешь желать мне этого.
– А Йосенна?! - горячо напомнил Дайк.
– Она была женщина, это совсем другое, - Гвендис отрицательно покачала головой. - И у людей случается, что девушка выходит замуж за человека много старше себя. Когда Белгест состарился, она просто была молодой женой пожилого человека, это бывает.
– Я не хочу быть небожителем, Гвендис, я хочу быть человеком и твоим мужем, - упрямо ответил Дайк. - Когда к тебе придет старость и приблизится смерть, тогда я убью себя, и моя жизнь будет длиной в человеческую.
– Дайк… бедный, - потрясенно сказала Гвендис, обнимая его.
Она видела, как он взволнован, раздосадован, вне себя.
– Дайк, мой хороший, милый… Ни с кем я не была бы так счастлива, как с тобой. Мы узнаем, что связывает тебя с Сатрой, и тогда ты сможешь все решить сам - лучше, чем сейчас.
– Как же ты будешь тут одна? - печально спросил Дайк. - Сатра далеко…
– Я не буду одна, я поеду с тобой.
– Гвендис, со мной? - Дайк отшатнулся. - Туда ведь и дорог, наверное, никаких нет. В пути холодно, тяжело! А вдруг я изгнанник, беглец из Сатры, и меня встретят не радостно, а вообще… сразу убьют?
– Я поеду, - спокойно повторила Гвендис. - Путь дальний, тебе еще может пригодиться лекарь… Дайк, я тоже тебя люблю.
Гвендис знала, что Дайк еще нездоров, у него по-прежнему бывают видения, а тяготы и опасности пути могут неизвестным образом повлиять на его разум. Что если Дайк окажется в чистом поле один с внезапно помутившимся рассудком? Лучше, если на этот случай с ними будет Гвендис, которой уже приходилось «возвращать» Дайка из его снов.
Почти всю ночь просидев над старинным томом Землеописания, Дайк и Гвендис решили, что царство небожителей лежит на полночь за горным хребтом Альтстриккен, если обогнуть хребет и идти через Волчью Степь.
– Почему они выбрали такое суровое место? - с удивлением спросила Гвендис.
– Там они спустились в Обитаемый мир в дни Сошествия, - ответил Дайк. - Небожители Сатры верили, что, когда будут прощены, с этого же самого места для них откроется и путь назад.
«Начинается лето, - размышлял он. - Путешествие даже по северным землям не должно быть очень трудным. Мне нужен меч, чтобы защищать Гвендис. Хорошо было бы еще идти с каким-нибудь торговым обозом…».
Гвендис заранее беспокоилась о том, что в даргородской земле Дайка то и дело начнут принимать за княжича Гойдемира. Гойдемир жил прилюдно: сиживал в кабаках, ходил по городу, как простой горожанин, участвовал в народных игрищах; его многие видели во главе смуты. Но, на счастье, путь Гвендис и Дайка огибал Даргород по самому краю западной границы. Торговый обоз, к которому они присоединились в начале путешествия, принадлежал купцам из Залуцка, которые не знали Гойдемира в лицо.
Они выехали из Анвардена ранним утром, когда дорога была еще влажной от росы, а солнце светило мутно. В хвосте обоза из пары десятков телег ползла крытая кибитка. Дайк шел, ведя лошадь под уздцы, а Гвендис держала вожжи. Дом Гвендис остался стоять с забитыми дверями и окнами: на рассвете в нем последний раз отзвучали человеческие шаги.
В дороге Дайк быстро стал понимать, о чем говорят обозники, и сам очень скоро научился объясняться с ними. Гвендис труднее давалось наречие северян.
Вечером на привале старший из купцов сказал Дайку:
– Ну вот… Завтра к полудню доедем до развилки. Мы повернем на Даргород, а вам - на Альтстриккен, это значит, поедете прямо. Держитесь на полночь. По пути будут деревеньки, переночуете. Спрашивайте у людей, чтобы показали вам дорогу на Сей-поле, - там живут хельды, они с Даргородом торгуют и вас проводят.
Дайк поблагодарил купца, перевел Гвендис его разъяснения, и на другой день кибитка отделилась от торгового обоза и поползла по дороге на полночь.
Несколько дней они ехали так, как научил купец. А вскоре дорога начала делаться все хуже и наконец совсем сошла на нет на тихой лесной поляне. Но сосновый лес впереди казался просторным, так что кибитка
