столкновения.
- Много ли будет народу?
- По нашим предположениям, да. Стачечный комитет выпустил к митингу около четырнадцати тысяч прокламаций. Что касается тебя, Женя, сделаем так: завтра утром я буду ждать тебя на Карантинной улице и принесу тебе чувяки. Это будет моим подарком в благодарность за уроки, которые ты давала мне.
Женя не очень-то поверила словам Аскера и у нее было на это основание. Она знала: ни у кого из ее товарищей нет даже десяти копеек лишних денег. Тем не менее наутро она вышла из дома и направилась в своих разбитых туфлях к Карантинной улице.
Аскер уже был на месте. Он извлек из кармана сверток и протянул его Жене. Она развернула бумагу и увидела красивые женские чувяки.
- Что ты наделал, Аскер?! Сумасшедший! Сколько ты отдал за них? спросила она.
- Когда ешь яблоко, зачем тебе знать имя садовника?
- Просто интересно. Красивая работа.
- Чувяки стоят рубль восемьдесят.
- Не мог купить подешевле! Тоже мне, богач!
- Зачем же подешевле, когда у меня была возможность купить эти.
- Деньги надо беречь. Сам хорошо знаешь, у нас у всех пустые карманы. Завтра опять будем сидеть голодные.
- Ошибаешься, Женя. Завтра мы будем как никогда сыты. У меня осталось после покупок еще пять рублей.
- Каким образом? Ты что, разбогател?
- Недавно отец продал лошадь, чтобы заплатить долги. А два дня назад он свез на базар и арбу. Я взял у него в долг восемь рублей.
- Напрасно.
- Получу жалованье - отдам.
- Ты шутишь?! О какой получке может идти речь?
- Ведь когда-нибудь мы будем работать и получать жалованье...
Женя надела новые чувяки, а старые, изношенные донельзя туфли оставила тут же, на улице.
Они зашли за Айрапетом, и все трое направились к Волчьим Воротам.
Павел, Мамед и Василий ждали их на месте.
Друзья уселись на небольшом пригорке и с аппетитом позавтракали огурцами и хлебом, которые принес Мамед.
Народу пришло на митинг меньше, чем предполагалось. Причиной этому была отдаленность Волчьих Ворот от основных рабочих районов - Балаханов, Сабунчей, Сураханов. Вместо двадцати тысяч, как предполагалось, на митинг собралось шесть тысяч человек.
Выступавшие ораторы говорили, что политическая стачка является самым действенным оружием рабочих в борьбе против эксплуатации.
С утра к Волчьим Воротам были стянуты казачьи части. На солнце блестели офицерские погоны. Сюда прибыл даже генерал Алиханов-Аварский, командующий бакинским гарнизоном.
Митинг длился около двух часов.
С той стороны, где стояли отряды казаков, то и дело доносились сигналы горна.
- Надо расходиться! - сказал Василий друзьям.
- Почему? - спросила Женя.
- Я был солдатом и научился понимать язык военной трубы. Поэтому и говорю: пора расходиться!
- А ты что скажешь? - обратился Мамед к Павлу. - Пора нам сматывать удочки или еще рано?
Павел смерил Мамеда насмешливым взглядом.
- Я вижу ты, как и Василий, сдрейфил при звуках казачьих рожков.
Мамед беззлобно рассмеялся:
- Я еще не сказал тебе моего мнения. Как ты можешь судить, боюсь я или нет?
- Чего уж тут не понять?! Ты, Мамед, в последние дни ходишь с Василием, а ведь недаром говорят: с кем поведешься - от того и наберешься.
Василий сердито покосился на Павла.
- Эх, голова твоя садовая! Я боюсь не звуков казачьих труб, а команды, которая при помощи их отдается. Этот сигнал означает: 'Готовьсь!' Понятно вам? Мой совет - поскорее расходиться. Нечего зря лезть на рожон. Наших сегодня маловато. Или сами не видите? Вмешалась Женя.
- Если все будут рассуждать как Василий и уйдут, кто же останется на митинге?
- Как кто?... Истинные революционеры, такие, как Павел и ты, - ответил насмешливо Василий. Девушка нахмурилась.
- Тебе хорошо известно, чего я стою как революционерка, дорогой дружок. Поэтому оставь свои насмешки для других. Я встала на этот путь не потому, что этого захотел ты или еще кто-нибудь. Не вижу смысла в твоей иронии. Многие твои убеждения могут найти поддержку разве только у твоего дружка Павла.
Павел промолчал, не желая подливать масла в огонь. Его молчание Женя истолковала по-своему: 'Да, Павел на стороне Василия!' Ей стало обидно.
- Пошли, Аскер, - сказала она, беря друга под руку. - Мы останемся на митинге и будем слушать, что говорят наши товарищи.
Когда они отошли, Айрапет недовольно сказал Василию:
- Не понимаю, зачем ты обижаешь Женю? Я не первый раз наблюдаю, как ты стремишься поддеть ее. Какое же, однако, ты имеешь на это право? Да еще в такой день! Тысячи людей пришли сюда, объединенные стремлением поколебать царский трон и власть богачей, а ты насмехаешься над нашим товарищем, который посвятил себя революционной борьбе. Разве ты не знаешь, как трудно живется Жене? Вчера она не могла выйти на улицу, так как туфли у нее вконец развалились. Ты не хуже нас знаешь: Женя живет впроголодь, как и ее старики. Тебе известно, что мы купили вскладчину чувяки, в которых она сегодня пришла, - каждый раздобыл тридцать копеек. И, зная все это, ты норовишь при случае уязвить ее.
Василий разломал папиросу, которую держал в руке, и со злостью швырнул ее на землю.
- Зря вы купили ей чувяки! - резко сказал он.
Айрапет побледнел от гнева.
- Почему это зря?! Память у тебя коротка, Василий. Или забыл?... Когда Сергей Васильевич не был болен, работал и считался первым мастером на заводе, когда в его доме были горячая еда и хлеб, мы частенько навещали его и утоляли голод за его столом. И уж, конечно, ты знаешь, когда старик был здоров, он по возможности ни в чем не отказывал дочери, которую любит больше жизни. Можем ли мы забыть добро, которым пользовались в доме этой девушки?! Разве это по-товарищески?! Мать Жени Анна Дмитриевна всегда относилась к нам как к родным сыновьям. Имеем ли мы право не помнить и не ценить это?! Эх, Вася, Вася, странный ты человек! Что особенного сделали мы, купив Жене чувяки?
- Допустили большую оплошность, - зло ответил Василий. - Теперь она опять начнет ходить на Солдатский базар к своим подружкам-горничным, гулять с ними под ручку да щелкать семечки.
Павел молча слушал спор друзей. Мысли у него были заняты Женей. Но чем он мог помочь ей в ее бедственном положении? Он был не в состоянии прийти на помощь и Сергею Васильевичу. В его кармане не было ни гроша. И он знал: так будет и завтра, и послезавтра, и через неделю.
- Если бы Женя узнала, каким образом куплены эти чувяки, - сказал он, - она бы не приняла их от нас. Аскер сказал ей, будто это его подарок в благодарность за уроки, которые он брал у нее. Мы, как говорится, прибегли ко лжи во имя спасения. А тебя, Василий, я снова настоятельно прошу: не задевай Женю, она наш товарищ, достойный огромного уважения. Заруби это себе на носу.
Василий недовольно поморщился.
- К чему ты все это говоришь! Разве мы все не друзья, не товарищи?
- Разумеется, друзья,
- Если это так, если люди часто видят нас вместе, если мы идем в одном строю, значит, темное пятно на одном из нас способно запятнать всех. Можем ли мы оставаться безучастными, когда один из наших
