понадобиться различные средства защиты, и я даю вам торжественное обещание, что они будут своевременно выданы вам. Можете положиться на мое слово. Мы уверены, что в ответственный момент мусульмане покажут свою доблесть и защитят свою национальную честь и национальное достоинство. Я продумал все способы, призванные защитить вас. Обо всем этом есть договоренность с необходимыми инстанциями. Что же касается большевиков...
Гаджи Аслан, опять не выдержав, вскочил со стула и выкрикнул:
- За них я возьмусь сам!.. С большевиками надо покончить в одну ночь! Беру это на себя!..
Исмаил-бек Сафаралиев потянул его за полу чухи и усадил на место. Однако Гаджи Аслан не мог успокоиться, вновь вскочил, затем сел и, бормоча под нос проклятия в адрес большевиков, сдвинул папаху на самую переносицу. Пальцы его нервно барабанили по рукоятке кинжала.
Губернатор Накашидзе, выждав, пока Гаджи Аслан успокоится, продолжал:
- Большевики представляют опасность не только для мусульман, но и для всех наций, - обстоятельство, которое весьма тревожит нас. Партия большевиков является врагом любой нации, сыны которой исповедуют какую-либо религию. Большевики - противники бога, более того, они крайне враждебно настроены по отношению ко всякой вере. Кто организатор декабрьской забастовки? Большевики! Кто нанес неисчислимый материальный ущерб бакинским предпринимателям и одновременно довел местных рабочих до нищеты и безденежья? Опять же большевики! Впрочем, есть одно важное обстоятельство, которое мы не имеем права забывать. В настоящий момент большевики не заинтересованы в том, чтобы забастовки продолжались. Продолжение забастовок явится ударом по большевикам. Если всеобщая забастовка будет продолжаться, доведенные до крайне бедственного положения рабочие явятся на поклон к предпринимателям, начнут работать и, таким образом, отойдут от большевиков. Мой вам совет, господа: вы должны воспользоваться хитрой тактикой меньшевиков. Именно они, стремясь опорочить и развенчать большевиков в глазах рабочих, выступают за продолжение забастовки.
Когда губернатор кончил говорить, раздались возгласы:
- Да пошлет аллах долгой жизни нашему покровителю государю императору!...
- Да продлит аллах дни нашего заботливого отца, господина губернатора!...
Гаджи Аслан вскочил с места и громко сказал:
- Пусть господин губернатор не считает нас столь уж слабыми! Если аллаху будет угодно, господин губернатор лично убедится, на что мы, мусульмане, способны. Он увидит, какое богатырское племя порождено нашими отцами и матерями! Господин губернатор получит доказательства того, что мы, мусульмане, народ двужильный.
Вскоре губернатор Накашидзе распрощался с гостями и уехал.
Никто не знал, что в этот вечер он должен был присутствовать еще на одном торжественном банкете, организованном в его честь богачами-армянами Лалаевым и Агамовым. Националистически настроенные представители армянской буржуазии услышали от губернатора те же обещания, которые час назад он давал мусульманам в доме Гаджи Зейналабдина Тагиева.
Когда гости Гаджи разошлись и в доме воцарились тишина и сон, Женя, запершись в своей комнате, подробно записала на бумаге все, чему она была свидетелем па прошедшем банкете.
XXV
Около полудня Гаджи пришел в 'зеркальный зал', чтобы осмотреть картины и репродукции, выполненные по заказу Соны-ханум.
Члены специальной комиссии, возглавляемой модным в Баку художником Беноном, завесили все стены 'зеркального зала' проектами и эскизами, которые должны были дать хозяевам дома наглядное представление о будущем 'восточном зале'.
Окна и двери 'зеркального зала' были занавешены портьерами, позаимствованными из книги 'Жизнь Багдада'. С потолка свисали разноцветные фонарики. На стенах красовались пестрые полотна-с изображенными на них откровенно-бесстыдными сюжетами: любовного свидания Юсифа и Зулейхи; роскошного бассейна, полного обнаженных купающихся девушек, на которых из-за кипарисов глазеют похотливые мужчины; сцены из сказок Шехерезады: молодая жена банщика нежится в объятиях царевича, а у дверей спальни банщик, терзаемый ревностью, с маленьким сыном на руках.
Гаджи не удалось осмотреть все экспонаты, так как его неожиданно позвали к телефону. Спустя некоторое время он вернулся в 'зеркальный зал'.
- Надо написать письмо полицеймейстеру, - сказал он жене. - Возьми перо и бумагу, я продиктую тебе.
Он начал диктовать:
'Я премного благодарен вам, господин полицеймейстер за то, что вы выселили бастующих рабочих из бараков на территории моей фабрики. Ваши труды, будут вознаграждены. Я только что получил известие от управляющего фабрикой, который сообщает, что многие рабочие вместе с семьями нашли себе пристанище во дворе мечети. Надо принять необходимые меры и выдворить их оттуда...'
Закончив писать под диктовку Гаджи, Сона-ханум запечатала письмо в конверт и передала рассыльному, приказав отнести письмо в полицейское управление.
- Сейчас должен прийти Виктор Иннокентьевич, - сказала Сона-ханум мужу. - Очевидно, погода задержала его.
- Да, ветер небывалой. силы, и к тому же идет снег Мерзкая погода. Однако я должен уйти на время. Прими Михайловского сама. Вскоре после ухода Гаджи пришел Михайловский. Сона-ханум несказанно обрадовалась ему: он принес еще несколько картин, предназначенных для 'восточного зала'. Хозяйка приказала служанкам тотчас же повесить их на стены.
Сона-ханум и Михайловский принялись с жаром обсуждать детали будущего зала. Время от времени гость делал пометки в записной книжке, касающиеся их проекта зала.
- Мне кажется, дорогая Сона-ханум, - говорил Михайловский, - ваш 'восточный зал' можно считать почти готовым. Через два дня все остальное будет у вас в доме. Обращаю ваше внимание на двадцать седьмую страницу книги 'Жизнь Багдада'. Одиннадцатая строчка сверху начинается так: 'Зюбейда-хатун была бесценной жемчужиной, украшающей трон халифа Харуна-ар-Рашида...' Из этого очень важного сообщения мы должны сделать соответствующие выводы. Надо подумать о хозяйке 'восточного зала', сделанного по образцу покоев дворца Харуна-ар-Рашида. Я должен буду преподать несколько уроков Соне- ханум, которая недостаточно хорошо знакома с образом жизни Зюбейды-хатун и поэтому не сможет с успехом подражать ей. Составленная мною программа занятий не представляет особой сложности.
Зазвонил телефон. Сона-ханум подняла трубку. Звонили из полиции. Кончив говорить с полицеймейстером, она сказала Михайловскому:
- Полицеймейстер сообщает, что семьи бастующих рабочих выброшены со двора мечети на улицу. Пусть снежок охладит их пыл!
- Не будем отвлекаться, дорогая Сона-ханум. Сейчас я должен преподать вам шесть уроков по следующим разделам: первый - наряды Зюбейды-хатун, второй - взор Зюбейдыхатун, третий - улыбка и смех Зюбейды-хатун, четвертый походка Зюбейды-хатун, пятый - забавы Зюбейды-хатун, шестой - гнев Зюбейды-хатун.
Сона-ханум распорядилась, чтобы Женя принесла наряды, сшитые по образцу туалетов Зюбейды-хатун.
Взбалмошная миллионерша распустила волосы и повязала лоб широкой зеленой лентой. Поверх ленты надела бриллиантовую диадему. Платье из тонкого зеленого шелка было украшено пестрыми цветами и розами, сделанными из атласа. Белые шелковые шаровары застегивались внизу большими позолоченными пуговицами. Ноги новоявленной Зюбейды-хатун были украшены туфлями, расшитыми бриллиантами и подбитыми золотыми подковками. На лодыжки были надеты драгоценные браслеты с золотыми колокольцами, которые издавали при ходьбе нежный, приятный звон.
Сона-ханум быстро усвоила все разделы учебной программы, выполнение которой должно было уподобить ее любимой жене великого багдадского халифа. Не давался ей только последний раздел - касающийся разгневанности. В этот день у нее было чудесное настроение, и она никак не хотела гневаться. На кого и на что она должка была сердиться?
Сона-ханум роскошно развалилась на мягком бархатном тюфячке и, положив голову на пуховую подушку с большими кистями, курила кальян. Брови ее были густо накрашены, глаза подведены сурьмой. Наслаждаясь кальяном, она потягивалась.
