Бакланов закончил статью словами: 'После этой повести нельзя писать по-старому'.
Радостное, победное ощущение длилось еще долго. Казалось, возникает небывалое единение всех, кто не хотел возврата сталинщины.
Писатели доставали рукописи, заметки, хранившиеся в тайниках. Лидия Корнеевна Чуковская готовила к печати 'Софью Петровну' - повесть о людях в годы террора, написанную в 1939 году. Анна Ахматова впервые разрешила записать 'Реквием'; эти стихи до того лишь десять ее ближайших друзей помнили наизусть.
Хрущев ставил Солженицына в пример всем остальным писателям. В январе шестьдесят третьего года 'Новый мир' опубликовал его рассказы 'Матренин двор' и 'Случай на станции Кречетовка' и в Союзе писателей его выдвинули на Ленинскую премию 63-го года.
Многие считали 'Один день' не только самым значительным, но и единственным проявлением духовного ВОЗРОЖДЕНИЯ. Мы так никогда не думали, полагали, что это не одинокая пирамида в пустыне, а вершина хребта. Мы радовались его славе, помогали ее распространению. Однако это было только одно из многих дел, казавшихся нам важными, срочными, неотложными.
И рукопись 'Щ-854' была не единственной нашей заботой. Были еще 'Тарусские страницы', 'Софья Петровна', рассказы Варлама Шаламова, 'Крутой маршрут' Евгении Гинзбург и 'Первая книга' Надежды Мандельштам, 'Мои показания' Анатолия Марченко и книга Белинкова об Олеше и другие рукописи, которые мы старались 'пробивать' в редакциях и распространять в самиздате.
После истории с 'Иваном Денисовичем' к нам обращались многие знакомые и вовсе незнакомые литераторы, веря, что у нас 'счастливая рука'...
* * *
Л. 30 ноября 1962 года во Всероссийском театральном обществе открылась конференция на тему: 'Традиции и новаторство'. В ней участвовали режиссеры, художники, актеры, музыканты, искусствоведы, сотрудники Института истории искусств.
Председатель Союза художников Серов, самодовольный, раболепный царедворец, ругнув культ, сразу же с привычной яростью набросился на формалистов-абстракционистов, которых, мол, 'содержат империалисты'. Я с места возразил ему, напомнил о гитлеровских расправах с модернистами. Он в ответ заявил, что не ожидал в этой аудитории услышать врагов советского искусства; и тогда многие уже заорали, затопали так, что ему пришлось уйти с трибуны.
Кинорежиссер Михаил Ромм рассказал, как уродовали искусство при Сталине, гневно и презрительно обличал редакторов, цензоров, критиков и все еще наделенных властью литературных сановников - Софронова, Грибачева; его дружно, шумно одобряли.
Он призывал 'дать по рукам этим бандитам' *.
* Речь Ромма потом распространялась в самиздате.
Однако меня огорчило, что Ромм ни слова не сказал о том, что он сам своими фильмами 'Ленин в октябре', 'Ленин в восемнадцатом году' сделал для утверждения сталинского культа и даже для оправдания террора больше, чем многие другие, не такие талантливые, как он.
На второй день конференции говорил я, говорил сердито о погромном антимодернизме Серова. Но сказал, что не согласен с призывом 'Дать по рукам!'.
Такие призывы - сталинский способ борьбы против сталинизма.
Из стенограммы:
'В 'Правде' опубликовано стихотворение Евтушенко 'Наследники Сталина'. Могу применить к нему слова Владимира Ильича, сказанные по другому поводу: 'Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики совершенно правильно'. Наследники Сталина сегодня еще весьма вредны и опасны, и тогда, когда участвуют в борьбе против культа личности, когда применяются сталинские методы в преодолении сталинского наследства. В кинофильме 'Майн кампф', дублированном у нас, ни разу не было произнесено слово 'Сталинград', когда речь шла о Сталинградской битве. В книге о Пабло Неруде редактор потребовал убрать упоминание о стихотворении 'Песнь любви к Сталинграду''.
В тот самый день, когда мы в клубе ВТО так привольно дискутировали и мой заключительный призыв 'запретить все запреты!' вызвал аплодисменты и сочувственные возгласы не только в зале, но и в президиуме, Хрущев, сопровождаемый Серовым, которого мы накануне освистали, расхаживал по манежу, осматривая выставку Союза художников; перед некоторыми картинами орал, ругал 'педерасов-абстракционистов'.
Р. Хрущеву тогда бесстрашно возражал Эрнст Неизвестный. А семнадцатого декабря, на встрече руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией, Хрущев еще злее, ругательски ругал искусство, 'непонятное и ненужное народу'. Однако ему возражали И. Эренбург, С. Щипачев, Е. Евтушенко.
Один московский литератор сказал тогда: 'Впервые после пушкинской речи Блока в 1921 году писатели противостояли правителям. Это и впрямь начало новой эпохи'. В тот же вечер в клубе ВТО праздновали 65- летие критика И. Юзовского. В 1949 году его ошельмовали, прокляли как 'безродного космополита'. Несколько лет он был лишен работы, одно время ждал ареста.
А 17 декабря 1962 года Юзовского чествовали делегации всех московских и ленинградских театров. Прославленные артисты читали отрывки из его статей. Сам юбиляр с уважением и признательностью говорил о своем учителе Мейерхольде, - реабилитация Мейерхольда только начиналась. Веселый концерт продолжался за полуночь. В этот вечер сталинцы казались окончательно поверженными, с ними не надо было бороться, достаточно было над ними смеяться.
Л. Несколько дней спустя член парткома Юрий Корольков на партийном собрании в Союзе писателей требовал наказывать соучастников сталинских преступлений. Он прочитал заявления, которые Лесючевский, директор издательства 'Советский писатель', писал в НКВД в 1937-1938 гг., доказывая, что поэты Борис Корнилов и Николай Заболоцкий - враги советской власти. Корнилов погиб в заключении, Заболоцкий провел много лет в лагере на Магадане, а потом в ссылке.
Корольков требовал привлечь 'доносчика к строгой партийной и гражданской ответственности'.
Лесючевский отвечал ему бледный, судорожно-нервически-напряженный. Он говорил, что это были не доносы, а 'критические экспертизы', которые у него потребовали уже после ареста обоих поэтов.
'Вы посмотрите газеты тех лет, многие критики, в том числе и сидящие здесь, писали об этих и других литераторах куда хуже, куда резче, еще до того, как те были арестованы'.
Сергей Михалков говорил в обычном для него свойски-шутовском стиле, славил 'нашего Никиту Сергеевича', так геройски преодолевавшего культ личности, а про себя сказал, что, конечно, он жил в то время, тоже увлекался, но себя ответственным за культ личности не считает. 'Все мы тогда были так воспитаны'.
После него говорил я:
'Вы не считаете себя ответственным за культ, потому что всех нас так воспитывали.
В пьесе Шварца 'Дракон' есть такой эпизод: Генрих, сын бургомистра, холоп дракона и его преемника, говорит победившему рыцарю Ланселоту: 'Я не виноват, меня так учили'. А Ланселот возражает: 'Всех учили, но почему ты, скотина этакая, был первым учеником...' Хотя я не был первым учеником, был даже арестован по политическому обвинению, но я не хочу прятаться за выгодную для себя неправду. Я сидел в тюрьме не потому, что сопротивлялся культу личности. Сталину я тогда безоговорочно верил и считаю, что в такой же степени, как первые ученики, несу ответственность за все, что было при Сталине, отвечаю и за то, как мы сегодня с этим дурным прошлым будем разделываться'.
Мне очень хлопали, в том числе и Михалков.
Р. Ощущение победы было тогда и вокруг нас, и в нас самих. Мы понимали, что предстоит еще много трудного, но успехи нам казались необратимыми,
В 1957 году 'Литературную Москву' прорабатывали за публикацию стихов Марины Цветаевой с предисловием Эренбурга. В шестьдесят первом году мы в Гаграх слышали, как за соседним столом в Доме творчества два крупных литературных сановника ворчали: 'Мы здесь отдыхаем, а они там издали Пастернака и Цветаеву'.
Тоненький сборник Цветаевой продавался сначала только делегатам партийного съезда.
26 декабря 62-го года в большом зале ЦДЛ - вечер памяти Марины Цветаевой.
Артисты и поэты читали ее стихи и стихи, ей посвященные. Это было продолжением наших праздников - торжество новой свободы.
В перерыве к нам подошла Юнна Мориц: 'Только что закончилось в Колонном зале собрание молодой творческой интеллигенции. Докладчиком был Ильичев *. Он сказал, что литературовед Копелев заступается за абстракционистов: 'Пусть, мол, малюют'. Он вас осуждал. А я хочу пожать вам руку. Поздравляю!'
* Ильичев - председатель Идеологической комиссии ЦК.
Раньше нас ругали заурядные критики,
