с американцем, рисковал быть арестованным по подозрению в шпионаже.
Летом сорок пятого года мы верили, что победа над фашизмом означает начало мира. Но вскоре началась холодная война.
Капитан первого ранга Юрьев был заслуженным морским офицером. В 1923-1924 годах он участвовал в походе советских кораблей в Кантон, в гости к Сунь Ятсену. В 1941-1943 годах воевал в Ленинграде, был награжден многими орденами и медалями. В сорок шестом году его включили в советскую военную делегацию в Хельсинки, там он встречался с американскими и английскими офицерами. А потом его арестовали, и следователь потребовал, чтобы Юрьев подробно рассказал, о чем он во время банкета разговаривал со своими соседями по столу - американцем и англичанином (Юрьев говорил по-английски, а следивший за ним офицер СМЕРШа языка не знал).
Юрьев объяснял, что означают ленточки на его орденской колодке, рассказывал о советских орденах всё, что можно было прочитать в газетах, в текстах указов, учреждавших эти ордена. Больше ему не в чем было признаться. Его осудили за 'выдачу государственной тайны' и 'по подозрению в шпионаже' на 25 лет. До реабилитации он отбыл 10 лет.
Гвардии капитан Сидоренко, командир саперного батальона, много раз раненный, вступивший в партию в Сталинграде, в офицерской компании рассказывал о достоинствах немецких электровозов и строительных машин, которые он отправлял из Германии в СССР. Он был арестован и решением ОСО заочно осужден на 5 лет по ст. 58, п. 10 за 'антисоветскую пропаганду', 'восхваление вражеской техники'.
Роман Пересветов - историк, литератор, фронтовой журналист - после 1945 года работал в Берлине в редакции немецкой газеты 'Тэглихе рундшау', которую издавали советские оккупационные власти. Он полюбил немку, сотрудницу редакции, официально попросил разрешения жениться. По новому закону о запрещении браков он был осужден на 7 лет и отбыл их полностью.
Так склепывали железный занавес, так действовали оперативники госбезопасности, отделы кадров, контрразведчики, чтобы никто и не смел общаться с иностранцами без особого разрешения, никто из тех, кому 'не положено'.
Р. Мне общаться с иностранцами было положено. Я с 1940 года работала в ВОКСе - Всесоюзном обществе культурных связей с заграницей. Мы посылали за границу книги, материалы для выставок, статьи, и я должна была как переводчица помогать приезжающим в СССР американцам и англичанам. Это были военные, политические деятели и журналисты. Писательница Лилиан Хеллман провела у нас в сорок четвертом - сорок пятом годах четыре месяца, я была ее переводчицей, и мы подружились. Это была для меня первая дружба с человеком из другого мира. Она, 'уезжая, подарила мне браслет, написала мне письмо, прислала посылку - свитер и туфли. Три года спустя, в 1948 году, меня вызвали на Лубянку, грозили, допрашивали: 'Как вы, советский человек, член партии, посмели принять подарки от иностранки?'
Молодую сотрудницу ВОКСа выгнали с работы за то, что она уединялась с иностранным коммунистом, руководителем Общества дружбы с СССР.
Одни чиновники запрещали общаться с людьми, другие подавляли общение с книгами, журналами, газетами, с произведениями зарубежного искусства.
В 1943 году было прекращено издание журнала 'Интернациональная литература', якобы распространявшего 'чуждые идеи'. И в течение двенадцати лет такого издания не было.
В 1941 году закрыли (опасаясь бомбежек) Музей новой западной живописи (Ромен Роллан сказал, что в этот музей должен приходить каждый, кто изучает современное французское искусство). После войны музей уже не открывали. Картины импрессионистов, Пикассо, Матисса были объявлены формалистическими, декадентскими, и они оставались в запасниках до 1956 года.
Сталину показывали каждый новый фильм перед выходом на экран. Он сказал: 'Надо вместо сотен посредственных и плохих картин, которые стоят нам столько денег, делать в год семь-восемь картин, но зато шедевров. На это не жалеть ни сил, ни средств'. Это сталинское высказывание, как и все другие, стало применяться расширительно во всех областях духовной жизни. Сокращали издания русских авторов, и тем более решительно сокращали переводы иностранных книг. К концу послевоенного десятилетия в советских библиотеках современную американскую литературу представляли только Теодор Драйзер и Говард Фаст, английскую - Олдридж и Линдсей, французскую - Арагон и Андре Стиль, немецкую - Бехер и Куба. Всю Латинскую Америку представляли Неруда, Амаду, Гильен. Итальянской, испанской, западногерманской литератур не существовало вовсе.
В то время когда в Западной Европе и в США говорили, много писали, спорили о книгах Сартра и Камю, читатели советских газет знали, что экзистенциализм - это 'идеология империалистической реакции'. Хемингуэй до войны был одним из любимых писателей, но с 1939 года его перестали публиковать, поминали только отрицательно. О Фолкнере, о Кафке не слыхали вовсе.
В ВОКСе, в крупных библиотеках и научных институтах существуют спецхраны (специальные хранилища), в которые запирают газеты, журналы, книги, помеченные шестиугольным штампом, означающим - 'Запрещено'. Читать их могут только сотрудники, которым это полагается по должности, допущенные особым разрешением начальства.
...Спускаюсь в подвал. С заведующей спецхраном мы на 'ты', но каждый раз я должна официально представиться. В особой книге отмечаются часы и минуты прихода и ухода. Там, в спецхране, я читала 'Нью-Йорк тайме', лондонскую 'Тайме' и составляла обзоры культурной жизни: новые книги, фильмы, театральные постановки и т. д. Эти мои обзоры тоже становились секретными, оставались в спецхране, и читать их могли тоже только допущенные по должности.
Тяжелая железная дверь того подвала символизировала для меня железный занавес, разделяющий миры.
Мои ровесники еще знали, чего нас лишают. В наших книжных шкафах еще оставались томики Хемингуэя, Томаса Манна, Пруста. Но уже школьникам и студентам послевоенных лет все это было едва доступно.
Л. Идеологическая стратегия 'премудрого незнанья иноземцев' была неотъемлемой частью всей великодержавной имперской политики.
После победы над Японией Сталин открыто говорил о реванше за поражение 1904-1905 годов. В августе 1946 года в особых постановлениях ЦК грубо поносили Анну Ахматову, Михаила Зощенко, Дмитрия Шостаковича, Сергея Прокофьева и других поэтов, писателей и композиторов за 'антипатриотизм и антинародность'. После этого в печати, в научных и учебных институтах начались яростные нападки на многих историков, философов, литераторов, которых обвиняли в 'низкопоклонстве перед иностранщиной', в недооценке 'превосходства' русской культуры перед Западом.
...В МГУ обсуждалась диссертация о Чернышевском. Один из оппонентов сердито упрекал автора диссертации, написавшего, что Чернышевский учился у Фейербаха, Бюхнера, Фогта и других иностранцев. Диссертант сказал: 'Это же все цитаты, это слова самого Чернышевского'.
Но обличитель не смутился: 'Чернышевский писал так по скромности, свойственной русскому человеку, а наш долг - показывать его величие'.
Декан факультета Николай Гудзий, филолог, славист, известный за пределами СССР, заметил: 'Вы очень правильно говорили о скромности русских людей, но почему же вы хотите лишить нас этого прекрасного свойства?'
В газетах, журналах и во вновь созданном идеологическом еженедельнике ЦК 'Культура и жизнь', во многих статьях разоблачали академика Веселовского за космополитизм, за то, что он обнаружил бродячие сюжеты в литературе и фольклорах разных стран, в том числе и в России. В. Пропп, чьи работы о типологии сказок открыли важные закономерности духовного развития современного человека, не только подвергся оскорбительному разносу в печати, но был лишен работы и выслан из Ленинграда.
В 'Культуре и жизни' была жестоко изругана незащищенная и неопубликованная диссертация Михаила Бахтина 'Франсуа Рабле и народная культура средних веков и Возрождения' (двадцать лет спустя она стала книгой, переведенной в разных странах, о которой новые поколения ученых защищают новые диссертации).
Вторая часть фильма 'Иван Грозный' была запрещена потому, что Сергей Эйзенштейн недостаточно высоко оценил 'прогрессивного' царя и его опричников. Сомневаться в их прогрессивности для преподавателей истории означало потерю работы, для студента - лишение высшего образования.
Сталинские опричники 'восстанавливали честь' России, решительно перекраивая всю историю. Участники национально-освободительных движений против царской державы - польско-венгерский революционный генерал Бем и вождь кавказских горцев Шамиль - были посмертно осуждены как английские
