гения, банальная и унылая пошлятина...
Я потрясла головой:
- Но старуха-то чем виновата? Может, ты скажешь, что мой случайный поступок должен так на ней отразиться?
- Вы правы, как всегда, - шаркнул ногой Баркаял. - Но, как всегда, лишь наполовину. Она сама сюда напросилась. Если королевне хочется погрязнуть в темноте, упрекнет ли она в этом подданную? Человек в состоянии сделаться нищим из нищих или королем королей - по праву рождения он имеет все шансы. Выбор за вами.
- Отразится ли на ней, если, предположим, я отсюда уйду? полюбопытствовала я.
- Она уйдет тоже.
- Со мной?
- С собой, - поправил Баркаял. - Здесь она, конечно, умрет. Но уверяю вас, она не стремится здесь жить. Ей нужно только, чтобы вы простили ее.
- Но за что? Чем она провинилась передо мной? - закричала я. - Чем?.. И как, наконец, мне простить ее?..
Медсестра подошла ко мне, заботливо обхватила за талию, увела в палату, приговаривая:
- Тихо, тихо... Ну, сейчас все будет спокойненько...
В двери палаты я обернулась на Баркаяла. Он смотрел мне вслед взглядом, в котором не было ни намека на ответ.
На той черной поляне стоял терем бревенчатый, без единого гвоздя сложенный.
- Тут, тут и живет бабушкин братец, - обрадовалась Ингигерда. - Испокон века его дедина-вотчина...
Поднялись путники на крутое крыльцо, постучали. Тронул Баркаял тяжелую дверь дубовую. Не поддалась она - петли заржавели. Поднатужился, толкнул дверь - со страшным скрипом раскрылася...
Вошли в горницу притихшие, хмурые. Нежилой дух. Понизу погребной сыростью тянет.
- Есть кто живой? - проорал дежурное кот Василий.
Ответом - та же дежурная тишина.
Ингигерда шепнула что-то своей вороне. Та снялась, покружила, влетела в прореху между бревен. Неведомо, что увидела Ингигерда оттуда, сверху, вороньими глазами, а только проговорила:
- Помер, стало быть, здешний хозяин...
- Так он же бессмертный? - удивился кот.
- Дожили. Бессмертным ни на Земле, ни в иных мирах не осталось места, горько усмехнулся Лукоморьев. - Отчего ж помер дедка?..
- А кто знает? - отвечала Ингигерда. - От жизни, должно быть.
- Может, его какой богатырь завалил? - предположил кот.
- Это какой богатырь?
- Ну, Дункан МакЛауд, скажем...
- Не родился еще такой Дункан, чтоб с нашим Кощеем справиться.
- Патриотка квасная, - хихикнул клон.
- Так и уйдем ни с чем?
- Стойте. Я знаю, у Кощея блюдечко было, - оживился кот, - а по нему яблочко наливное каталося. Если бы его найти, спросить, что с девицей. Перерыть здесь все...
- Не обидится хозяин-то? - с сомнением спросил Баркаял.
- А чего ему обижаться, - обернулся кот Василий. - Фараоны не обижались, когда их пирамиды разоряли.
- Ты прости нас, хозяин, - все же сказал в потолок Баркаял. - Шли мы к тебе за советом. Нужно нам царевну найти...
За таким ласковым словом появилось на столе блюдце, а на нем яблочко...
Ой ты, яблочко, ой ты, сочное,
Бок твой красненек, другой желтенек,
Светом солнечным наливаешься,
Чистым дождиком умываешься,
Послужи теперича, милое,
Расскажи, о чем попрошу тебя...
Покатилось яблочко по тарелочке вслед за голосом Ингигерды.
Расскажи ты, где королевишна,
То ли спит она непробудным сном,
То ли в речке она русалкою
Водяному царю потешница,
У лесного ль царя-хозяина
Во сосновом бору прислужница...
Отразились на дне тарелочки не холодные водяные струи, не свечи сосен. Отразилась каменная церковь, созданная самим временем, - скала, а в скале пещера...
А в конце дороги той...
Сегодня мой утренний мозг напрочь отказывался верить в существование чертовщины.
'Хватит, - твердо сказала одна моя часть. - Достаточно с тебя этих сказок и выдумок. Надо жить в действительном мире, только в нем можно реализовать себя'.
Моя вторая часть, испуганная этим внезапным прозрением, что-то залепетала в свое оправдание, но, устыдившись, смолкла. В голове мелькнула невнятная фраза из учебника по психологии: 'Человеческое сознание характеризуется тем, что в первую очередь диалогично'. Чем оно характеризуется во вторую очередь, осталось неясным.
Как бы то ни было, я почувствовала облегчение. Наконец-то я пребывала в полной уверенности: сквозь закрытую дверь ко мне никто не войдет. Мир прост, понятен и внятен. Он тверд, осязаем, шершав, мягок, сух и мокр, если так можно сказать и если дотронуться до моих щек... Я вытерла слезы. И прямо сквозь стену в комнату вломился гном-хранитель.
- Простите, госпожа, что вторгаюсь в ваш сон...
- Вон! - страшно закричала я.
Ойкнув, гном шарахнулся к стене и пропал.
Я же осталась тупо глядеть на стенку. Подошла, дотронулась: мир тверд и шершав. Бетонная стена - это вам, граждане, не иллюзия. Я могу попробовать пройти сквозь стену. Но для этого шага нужно отказаться от здравого смысла. И стена вернет его.
Гном был моей галлюцинацией.
'Может быть, я сама - галлюцинация?' - спросила я изнутри хваленое человеческое сознание. Оно, проникнувшись идеей диалогичности, отвечало двояко: 'Не знаю, какое сегодня число. Кажется, десятое. Может, не десятое. Какая разница, какое сегодня число'.
Я устроилась у подоконника, прихватив лист бумаги, поудобнее утвердила между пальцами шариковую ручку. Надо разобраться с реальностью. Надо подробно, не пропуская ничего, изложить произошедшее за последние месяцы. Это хоть в какой-то мере отделило бы реальность от всего остального.
На чистой бумаге я написала вопрос: 'Кто ты?' - 'Ингигерда', - сама собой вывела рука. Полное ощущение, что моей рукой водил кто-то другой. 'Расскажи свою историю', - письменно попросила я. 'Я родилась в семье шведского короля Олафа Скетконунга в одиннадцатом веке. Олаф был прозван наихристианнейшим королем. Звездочеты прочили мне будущее великой христианской святой - Анны, жены русского князя Ярослава. Но моя мать твердо держалась древней скандинавской веры и, узнав о том, объявила, что скорее собственными руками задушит меня, нежели позволит моей судьбе исполниться. И она утопила меня, как только по послушному моему отрочеству стало понятно, что я намеревалась вырасти в кроткое и смиренное существо...'
Торопливым шагом, словно мне было куда спешить, я вышла из подъезда. От крыльца в арку метнулся черный кот. Ощетинившийся от постоянного недоедания и недовольства жизнью. Мало ли котов в Москве...
Выйдя со двора, я на минуту остановилась. Из-за угла величаво выплыл белый 'мерседес'. А в арке, опираясь на костыль, стоял человек. Он глядел сильно косящими глазами.
- Сигаретки не найдется?
