Вместо сигареты я молча протянула ему пять рублей.
Мелькнуло смутное воспоминание: я в окружении каких-то химер, и девушка в красном одеянии кидает мне пять рублей... Это было. В реальности? Или во сне, в книге, в рукописи... - какая, в конце концов, разница!
Я шла гулять в парк 'Дубки'.
Интересно, если бы вдруг обнаружилось, что половина моих воспоминаний ложна, какие бы я причислила к выдуманным?
Я бродила по парку с мыслью о срочной необходимости влюбиться, чтобы отвлечь себя от беспробудного идиотизма реальности.
Нет ничего здоровее легкой влюбленности. Мысленно я попробовала сотворить себе образ того, с кем хотела бы встретиться. Как известно, чем точнее ты себе представляешь то, что хочешь видеть, тем больше вероятность исполнения. Но ничего почему-то не представлялось отчетливо. Какие-то обрывки из сна о некоем витязе в радужных одеждах. Смехота.
- Добрый день, - звучным голосом произнес некто.
Обернувшись, я чуть не упала: передо мной стоял Лукоморьев. Нет, это потом он стал Лукоморьевым. Позже. А тогда этот парень с косичкой сказал:
- Отзываюсь на ваши мысли, сударыня!
- Я думала не о вас, - невежливо возразила я.
- Это неправда.
Это тогда на меня налетело смутное чувство, что лежу с закрытыми глазами в сумрачной пещере и сияние исходит от моего хрустального гроба. Ощутила даже запах сухой паутины. Отвела от щеки прядь волос и тряхнула головой.
Происходящее настолько в ней не укладывалось, что я простонала вслух:
- Я себе давно говорила: поосторожней с выдумками...
- Нет, зачем же, - засмеялся парень. - Напротив, осторожность только вредит. Только в ее отсутствии есть надежда, что будет не скучно жить!..
С этими словами он приблизился, я дико прозевала этот момент, ухватил меня за руку и чмокнул в губы.
Я успела влепить ему пощечину.
Это тогда я впервые поднялась из хрустального гроба. Это тогда все началось. Удерживая мою руку в своей, светлый витязь Баркаял в своих серебряных доспехах всматривался в мое лицо влюбленным взором.
- Краска вновь заиграла на ваших щеках! - радостно завопил добряк Василий.
Юная Ингигерда с вороной на плече еле сдерживала улыбку, которая угрожала затопить все ее веснушки. Клон стоял чуть поодаль, сунув руки в карманы брюк...
Соловей-разбойник
Медведь несся, не разбирая дороги, по ямам да буеракам, по кочкам да пням, ломая сучья и сминая молодые деревца своей широкой с белым пятном грудью. Его настигала собачья свора. Псы, один к одному, были свирепы, поджары, жилисты. В их горячих аортах полыхала ненависть, жажда смерти чужому. Они и были его живой смертью.
Вот одна зубастая тварь прыгнула на медведя, вцепилась ему в холку. Медведь вмазал наотмашь. Ближняя сосна добила собаку. Из ее пасти хлынула кровь. Однако заминка дала возможность стае настигнуть зверя, и они с рычанием и стоном набросились на него. Как гризли ни расшвыривал визжащих собак, было ясно: обречен. Он взревел, вложив в этот громовой рык последнюю свою надежду распугать псов, но псы, раздразненные запахом крови, уже не внимали инстинкту самосохранения.
Лошадь, при полной сбруе, без всадника, гарцевала и храпела в стороне и будто бы подзуживала собак:
- Ату его, Наддай!.. Кипеж, Раздрай, рви на части!..
- Какие странные клички, - сказала я Баркаялу тихо.
Мы со спутниками с высокого камня наблюдали эту картину. Признаюсь, я сжалась: разберутся эти щеночки с гризли, настанет очередь кого-нибудь еще. От волнения я изменила одну из мертвых собак, превратив ее в груду листьев...
- Не тревожьтесь, королевна, вы по-прежнему здесь хозяйка, - тихо молвила Ингигерда.
Лошадь одним прыжком обернулась к нам. Враз отключившись от схватки, стала поводить ушами. Они были длинны, сторожки.
- Какой острый слух, - с удивлением прошептала я. - Что за странная охота?
- По всему видать, конек-горбунок. Подрос, одичал, мутант ушастый, прищурился котяра, которому что- то свое было ведомо.
Мутант двинулся к нам.
- Эт-то кто тут еще? Кого нелегкая занесла? - В этот момент мы увидели сидящего на лошади всадника.
Это была птичка. Одной лапкой она держала уздечку, другой держалась за рукоять кривого ятагана, огромного, много больше ее самой. Эта акция устрашения, говоря газетным языком, эффекта не возымела. Выхватив ятаган, пичужка потеряла равновесие. Она бы свалилась в траву, если бы я не подхватила ее. Ощутив под лапками твердую почву, точнее, мою ладонь, птичка звучно представилась:
- Соловей-разбойник.
Заздравный стол был накрыт в руине разбитого дуба. В огромном камине полыхал огонь, а менестрели настраивали электрогитары. Хозяин в узорчатом халате возвышался во главе стола и клевал по зернышку с гигантского золотого блюда.
- Мне простительно было не узнать вас, - извинялась я. - Боюсь, я не смогла бы толком отличить соловья даже от зяблика.
- Вот оно, современное воспитание, - с укоризной говорил Соловей-разбойник и косился на Василия. То ли он вообще настороженно относился к котам, то ли как раз на данного представителя кошачьего племени возлагал персональную ответственность за общее падение нравов.
- Что надоумило вас оставить свое настоящее призвание? - осведомился Василий, стараясь быть корректным. Глазки его плотоядно вспыхивали, когда он поглядывал на Соловья. Стол был заставлен всевозможными яствами. Посему интерес кота мог объясняться и гуманитарными соображениями.
- Ах, - Соловей махнул крылом. Похоже, за то время, как я о нем не слышала, он успел избавиться от своей неуемной порывистости ('Сарынь на кичку!'). - Соратнички-побратимы коммерцией занялись, знаете ли... Увлеклись пошлым рэкетом. Кто наркоту толкает, кто в сутенеры подался. Крутятся кто как может. Все бабки зашибают... Нет, не по мне это. Я дитя степной воли, дождя да ветра. С налоговой инспекцией - как, бывало, с войском государевым, в прямом бою не сразишься. Я, черт возьми, не бухгалтер. - Соловей прижал крыло к груди. - Сначала общество свое хотел было организовать, ООО 'Соловей Ганг'...
- 'Соловей Ганг'? - встрял заинтересованный Василий. - Экспорт-импорт из Индии?
- Соловей-гангстер, - снисходительно пояснил хозяин. - ЛТД, будь оно неладно. Но тут такое началось, порядочному человеку не вынести. Всюду у меня только ограниченная ответственность. Туда не ходи, сюда не сунься. В полный рост нельзя, только короткими перебежками, пригнувшись. Я не вор, я честный разбойник. С большой дороги. Мне ли, потомку бусурманских корней, мелочь по карманам тырить? Измельчал, думаешь? Не-ет, врешь! Помню, все помню. Бывало, свистнешь, телеги в обозе по воздуху, людей море уносит. Деревья гнутся, что твоя рожь. Эх и золотое было времечко. Но ничего, вернется...
- М-да... - протянул Василий.
- А что? - Птаха внезапно строго обернулась к Василию. - Может, вспомним те времена?.. Сразимся в честном бою? Али я не вижу, как ты, кошачья морда, на меня облизываешься?
Василий так и застыл - кашу ко рту не донес.
Баркаял улыбнулся, а Лукоморьев забеспокоился:
- Мы ж гости твои, Соловей Батькович?..
- И то верно, - нахохлился Соловей. - А то бы до первой крови.
- А сразимся! - впал в азарт Василий.
Мы с Ингигердой ахнули.
Хозяин развел нас по горницам, чтобы смогли отдохнуть с дороги. Взбив пуховую перину, подивившись на пирамиду подушек (насчитала пять штук), я плюхнулась на кровать. Не спалось. Покоя не давала предстоящая битва.
