приключений, похода за водой. Правда, не обошлось без странностей: с поляны исчезли давешние черные цветы, которые едва не убили меня накануне (а может, это не было 'покушением'?), и вместе с ними-добрая старая камера, служившая мне не один год. Огорчало не столько исчезновение аппарата, сколько то, что вместе с ним пропала целая серия снимков; среди них - несколько, кажется, настоящих. Кроме того беспокоила необъяснимость происшедшего. Вряд ли на камеру польстились существа, чьи следы мы видели у колодца. Главное же -сплошной мистикой было исчезнование необычайных цветов... Хотя, с другой стороны, именно полная необъяснимость этого факта несла в себе возможность найти всему происшедшему вполне реалистическое истолкование: мы действительно, как и постарался с трогательной добросовестностью внушить бедной Коре Ирви и старому истеричному меланхолику Рустингу юный Ронг, попросту заблудились- в пустыне... Увы, такая попытка была бы смехотворной.
Не нравилась мне эта планета. Не нравилась своими нелепыми сдвоенными солнцами, бесстыдно обнаженной враждебностью ко всему живому, которой дышали и проклятый зной, и несмолкаемое шуршание песков - словно унылый хор злобно-тупых голосов заблаговременно пел нам отходную; не нравилась тем, как она действовала на нашу психику, побуждая к резкости, обостряя отношения, вызывая конфликты, до поры до времени погасавшие, к счастью не успев разрастись в пожар открытой вражды и даже бессмысленной взаимной ненависти. Последнее было бы самым страшным и обидным. Я всю жизнь провел, как говорили когда-то, на колесах, и мне доводилось быть свидетелем гибели людей вследствие только того, что паника и порожденные ею взаимная отчужденность, нелепейший и жесточайший эгоцентризм побуждали человека к диким, нелогичным, несвойственным его природе поступкам.
До поры до времени равновесие поддерживали славный старый Вельд и этот в общем-то очень симпатичный мне мальчик. Хотя 'космического мусорщика' при желании и в самом деле можно было бы упрекнуть в некотором сходстве с безупречно действующей машиной, а Ронг раздражал меня юношеским максимализмом -всегда несколько смешным и подчас отталкивающим, ибо он тоже, конечно, свидетельствует об ограниченности. Но за последние годы я научился терпимости (видимо, возраст дает о себе знать?) и перестал требовать от Людей слишком многого. Пожалуй, у меня вообще изменились критерии. Сейчас мне не то что все равно, каков духовный мир человека в смысле бедности или богатства, но это требование как бы отошло на второй план. Главным стало состояние, если так можно выразиться, его нравственности как основы поведения в той или иной ситуации. Попросту это выглядит примерно так: не мелок человек, не труслив, не подл, не жесток-и слава богу! Если он еще и умен, развит, утончен,-то и вовсе отлично. Однако определяется мое отношение к нему прежде всего первым.
... Собственно, все это я успел выложить Эргу с самого начала встречи с ним. Наверно, друзей удивила бы такая скоропалительная непосредственность. Она, по правде говоря, удивила поначалу и меня. Потом, оправившись от потрясения, вызванного первым Контактом я решил, что все в порядке, все вполне логично, понятно и оправдано множеством оправданий. К тому же я ведь не с человеком разоткровенничался-хотя привыкнуть к этой мысли никак не могу и, должно быть, никогда не привыкну. Между тем факт остается фактом: эрги-не люди, а... эрги, иначе их не назовешь. Впрочем, постараюсь быть последовательным.
Как я уже говорил, Эрг пришел среди ночи. Он стал перед креслом, служившим мне, как и остальным, ложем, и подождал, пока слетят остатки сна. Потом молча сделал знак рукой-и я послушно пошел за ним к выходу из ракеты, словно так и должно было быть. Да и с чего, собственно, я стал бы поступать иначе? Ведь он был точной копией своего реально существующего двойника, а тот вполне мог пожелать побеседовать со мной с глазу на глаз.
Мы успели отойти на порядочное расстояние от ракеты, прежде чем я убедился в своей ошибке. Остановился на половине шага и Эрг, который шел стремитeльно и легко-песок коротко взвизгивал под его ботинками, и острый этот звук мгновенно обрывался,обогнал меня, тоже стал, обернулся... Я встретил взгляд его зорких серых глаз и вновь понял, что передо мной не человек. У человека в этом призрачном свете непременно расширились бы зрачки. У него они оставались крошечными, как острие булавки.
Наверно, я изменился в лице, потоку что Эрг поспешно сказал:
- Не бойтесь. Я не причиню вреда... Даже если бы хотел, то не смог. Но я и не хочу.
- Я не боюсь!-запоздало вскинул я голову.
Эрг засмеялся:
- Вы самолюбивы... Это смешно, не правда ли?
- Почему же? Смешно, когда самолюбие заявляет о себе по мелкому, ничтожному поводу, - иначе говоря, оно может быть смешным только как вообще все несоразмерное...-Тут я спохватился:-Но кто вы такой, черт возьми?! Вы ведь не...
- Нет, конечно. Я-другой... или, вернее, другое... Впрочем, мне, разумеется, известно, что для установления Контакта людям необходимо знать, с кем они имеют дело. Простите, я узнал об этом недавно и потому вспомнил с опозданием. Сейчас все объясню... во всяком случае все, что знаю. Но давайте-ка пойдем дальше, если вы не против, конечно. Видите ли, я постоянно испытываю потребность в движении... в действии вообще.
Думаю, нет ничего зазорного в том, что я, Дин Горт, всю свою жизнь стремившийся, в соответствии с профессией, к необычному, - не сразу пришел в себя. Не вижу и необходимости подробно рассказывать о своих тогдашних переживаниях. Ведь сами по себе эмоции не представляют, по существу, никакой ценности. Они важны Лишь постольку, поскольку помогают Проникнуть в сердцевину явления. Во всяком случае, это всегда было одной из главных моих установок-в работе, да, пожалуй, и в жизни.
Мы зашагали дальше в призрачную лунную ночь.
Я предложил:
- Говорите. Вы - туземец? Хотя начинайте с чего вам удобнее.
Он сделал энергичный жест кистью: 'нет!'-и пояснил:
- Сказать так значило бы исказить факты. Если я не ошибаюсь, туземец, он же абориген... правильно?.. Они представляют собою плоть от плоти своей земли -и по химическому составу, и в смысле исторического родства... Да, так: у них одна родословная. У меня же вообще нет родословной. Точнее, она предельно коротка, хотя с течением времени растет в геометрической прогрессии...
-Что-то я не понимаю,-честно сказал я.
- Простите. Виноват я - слишком путанно и сбивчиво рассказываю. Но это не умышленно.
Наш разговор напоминал археологические раскопки: с каждым новым поднятым пластом обнаруживались новые находки-и каждый раз неожиданные.
- Значит, эрги-пришельцы с других миров?
- Нет. Но... Как я могу вам объяснить, если сам многого не знаю?!-его отчаяние было совсем человеческим.- И все-таки попробую дальше. Наверное, надо так: начну с того, в достоверности чего не сомяеваюсь. Вот, например: я ничего не знаю об остальных эргах.
- Почти точно по Канту,-усмехнулся я.
- По... Канту? А, это... Стойте! Я вспоминаю... Конечно, древний философ, который сказал буквально следующее: 'Я знаю только то, что я ничего не знаю'. Кант-великий агностик. Но 'агностик' и 'великий' - понятия несовместимые. Как же...
Час от часу не легче!
- Бросьте философию! Давайте говорить о конкретных вещах.
- Но вы должны понять!..- голос его звучал обиженно.-Мне так трудно...
Хотелось сесть на песок и истерично смеяться. Вот бы взглянул сейчас на него тот, с кого он так точно был скопирован!
'Скопирован'?! Я ухватился за это слово, хотя всегда терпеть его не мог за звучащий в нем обидный оттенок. Возможно, это говорил во мне Художник, каким я ощущаю себя в иные солнечные минуты.
Скопирован... Чтобы осуществить этот процесс, нужны две вещи: объект, с которого снимается копия, и субъект, совершающий данную операцию. Насчет объекта все ясно, здесь двух мнений быть не может. А вот кто... Черт возьми!-с восторгом и разочарованием подумал я.-Неужели все так просто? Но нельзя спешить.
Ни в коем случае нельзя спешить, чтобы не сбить его или, чего доброго, не перепугать до смерти. 'Опомнись,сказал мне трезвый голос.- Кого и чем ты боишься испугать?' Тем не менее я предпочел начать издали:
- Послушайте, почему вы назвали себя 'Эргом', а не как-нибудь иначе?
