группами бегут из села жители. Видно, все, кто был в хатах, ринулись в спасительный овраг. Ревут коровы, кричат гуси и куры. Вслушиваюсь в сумятицу звуков - опять гудят моторы. Кто-то кричит:
- Товарищ политрук, смотрите, смотрите вон туда, по полю движутся какие-то дуги.
И в самом деле, по пшеничному полю расползались автомашины с пехотой. Немцы сняли брезент, и теперь видны над бортами металлические каркасы. Трах! Взрывы прижимают нас к стенкам окопов. Пули и осколки прошивают крышу хаты Павленко. Звенят разбитые стекла. Ветер разносит пыль и соломенную труху. Слышны испуганные крики детей. Через раскрытую дверь видно, как жена Дмитрия Павленко с детьми бежит к погребу. Меня забрасывает землей. Пыль. Дым. Кто-то опять подает команду, но ее не разобрать. Воздух буравят снаряды. Еще мгновение, и один из них пробивает стену павленковского дома. Неожиданно к свисту снарядов и пуль примешивается урчание мин. С сухим треском они рвутся позади и впереди нас.
- Вот это кутерьма, - слышится голос политрука Эдельштейна.
Более часа немецкие минометы и артиллерия обрабатывали наши позиции. А тем временем, прикрываясь рослой пшеницей, фашистские автоматчики двинулись в атаку. Слышен дружный перехлест автоматов, колышется пшеница, долетают слова команд:
- Форвертс! Форвертс!
Замерли у пулемета Заплатин и Федоров. Глядит на пшеницу через прорезь прицела Гуляев. Рядом с ним политрук Скляр. Он что-то говорит Гуляеву, показывая рукой туда, откуда вот-вот появятся немцы. Проходит еще несколько секунд, и гитлеровцы выбегают из посевов.
- Огонь!
Захлебываясь, стучат пулеметы. Несколько гитлеровцев падают. Остальные, не обращая внимания на наш огонь, продолжают бежать вперед, строча на ходу.
- Гранатами бей их, гадов! - кричит комсорг комендатуры старшина Сергей Маслов. По цепи прокатывается команда:
- По противнику гранатами - огонь!
Землю и воздух потрясли взрывы. Но у наших окопов по- прежнему рвутся мины. Мы под двойным обстрелом - минометчиков и немецких автоматчиков. Вражеский огонь не дает поднять головы. Положение угрожающее. Еще немного, и гитлеровцы ворвутся на наши позиции. Есть только один выход - рукопашная. Это понимают все. Понимает и старший политрук Коровушкин. Вижу, как он с десятком бойцов перебегает огородами.
- Ура-а!
Поднимается и лейтенант Аникин. Его смуглое лицо еще больше почернело, плотно сжатые губы перекосились, глаза горят лихорадочным блеском. Весь он как сжатая пружина. Впереди блестит штык винтовки, которую он держит наперевес. Я тоже примкнул штык к своей винтовке, поднялся. За мной вскакивают бойцы. Рядом, как всегда, Ердаков, за ним Макаров, тут же комсорг заставы Вьюгов, пограничники Лючев, Лушников, Кузьмин, Колесников, Дмитриев, Виноградов. Чуть в стороне устремились на немцев Скляр, Ефимов, Сергеев, Устюгов, Савченко, Сычев, Арбузов и еще несколько бойцов. А за ними поднялись пограничники Агафонов, Шляхтин, Смирнов, Ваньков, Кудряшов, Зыкин во главе со своим командиром сержантом Михайловым.
- Ура-а! - этот клич воедино сплетает наш порыв.
Фашисты не принимают рукопашного боя - бегут к стоянкам автомашин. Мины теперь рвутся где-то позади нас. Но потом гитлеровцы переносят огонь. Перед нами вырастает заградительный огневой вал. Мы вынуждены отойти к своим окопам.
Снова начался обстрел. И вновь гитлеровцы атаковали нас. И опять, чтобы выйти из-под двойного обстрела и сорвать вражескую атаку, мы поднялись врукопашную. Фашисты и на этот раз отступили, остановив нас отчаянным минометным огнем.
Об этом бое вспоминает пограничник нашей комендатуры Иван Беспалов: 'В селе Елисаветовка оборона была хорошая. Несколько раз немцы после артиллерийской и минометной подготовки ходили в атаку. Они шли пьяные, в полный рост, лезли напролом. Мы их подпускали на близкое расстояние и отбивались, чем могли. Отбивать атаки, однако, мешало то, что фашисты и в это время не прекращали минометного огня. И тогда, чтобы отразить врага, мы шли врукопашную. Но немцы удирали раньше, чем их догоняли мы'.
Итак, гитлеровцы не смогли овладеть селом, но они не оставили нас в покое. Очередной обстрел был настолько изнуряющим, что казалось, его нам не перенести. С пронзительным визгом секли воздух осколки. Пули срезали подсолнухи, сдирали с вишневых веток кору. Пыль и дым заволокли все вокруг. Когда в обстреле наступила пауза и я выглянул из своего окопа, представшее перед глазами поразило меня. Подле нас стояли совершенно белые деревья, словно их неожиданно обтесала ловкая рука дровосека. Двор Павленко сплошь был изрыт воронками. Сотни пробоин изрешетили стены дома. Пристроившись за углом, Павел Бойко бинтовал окровавленного человека, но не закончил, сказал: 'Скончался'. Это был мой друг и сосед по заставе лейтенант Аникин. Рядом с ним лежало еще чье-то безжизненное тело - политрук Долбилов. Чуть поодаль приткнулся убитый начальник связи комендатуры лейтенант Пономаренко. У колодца, где только что стоял наш ручной пулемет, валялись расплющенная коробка с магазинами и бесформенный металл. Пулеметчик Гуляев и политрук Скляр лежали неподвижно.
Я выбрался из окопа, подбежал к Максиму. На сером плаще его темнела кровь. Лицо было бледным, глаза полуоткрыты. Откуда-то появились пограничники Вьюгов и Лючев. Они подняли безжизненное тело политрука и перенесли к дому. Сюда же положили Гуляева. Почти машинально я достал из кармана гимнастерки Скляра партийный билет, удостоверение личности, фотографию Альбертины и все это передал Вьюгову.
Закончив перевязывать раненых, к нам подошел Павел Бойко. Он осмотрел Скляра и Гуляева.
- Моя помощь им уже не нужна.
Потрясенный, я стоял в каком-то оцепенении, ничего не видя вокруг, кроме павших своих близких боевых друзей. Казалось, это просто страшный сон: стоит только открыть глаза, и все исчезнет. Но это была явь.
Противник между тем начал атаку на участке четвертой комендатуры. Там создалось критическое положение. Враг напирал, наседая на цепь пограничников все сильнее и сильнее. Бойцы едва отбивали натиск пьяной фашистской своры. Начальник штаба четвертой комендатуры старший лейтенант Андряков решил контратаковать врага. Помогая соседям, перешли в контратаку и заставы нашей комендатуры. Так мы поднялись врукопашную в третий раз. И враг снова бежал.
День постепенно угасал. Синий сумрак спускался на землю. Мало-помалу все стало затихать вокруг. Не сумев сломить нашего сопротивления, гитлеровцы от дальнейшего наступления отказались. Однако они оставались в поле на своих исходных рубежах. Фашисты напоминали о себе ракетами, которые то и дело пускали со стоянок своих машин. Рассыпаясь на множество мелких искр, ракеты освещали истоптанное поле пшеницы зеленоватым призрачным светом. Где-то у Фастова и Белой Церкви тоже раздвигали темное небо желто-багровые снопы света, слышались тяжкие вздохи взрывов. Мы настороженно всматривались в пелену неожиданно опустившегося тумана - где-то там затаились немцы.
Глубокой ночью из Белой Церкви, из штаба 6 -го стрелкового корпуса, в Елисаветовку прибыл капитан Андрианов. Он информировал начальника отряда о том, что части корпуса оставили город. Кто-то из командования приказал захоронить погибших пограничников. Прямо в огороде колхозника Дмитрия Павленко была отрыта братская могила.
Из штаба отряда прибыл связной. Он передал, что получен приказ двигаться к железной дороге между Фастовом и Белой Церковью. Лейтенант Тихомиров, политрук Эдельштейн и я построили пограничников комендатуры. Бойцы положили на плащ-палатку смертельно раненного младшего лейтенанта Данилова, и мы тронулись в путь. Дорога привела к оврагу, где находился командный пункт отряда. Неподалеку от кирпичного дома стояли застрявшие в грязи отрядные автомашины.
Вспоминая о бое в Елисаветовке, сын Дмитрия Ефимовича Павленко Владимир через много лет написал: 'Хотя я был тогда мальчишкой, но помню, когда к нам в Елисаветовку пришли пограничники. Героически дрались с фашистами бойцы в зеленых фуражках. Вы стояли насмерть за наше село. Благодаря вашему мужеству нога фашистских гадов боялась вступить в Елисаветовку даже тогда, когда враг был уже под Киевом. Прежде чем заехать в село, гитлеровцы высылали моторизованную разведку. Вот какого вы им тогда нагнали страху. Жители села никогда не забудут этого боя и тех, кто пал смертью храбрых'.
Да, подвиг, который совершили пограничники отряда в июльские дни 1941 года на дальних подступах к столице Украины Киеву, не забыт. По просьбе трудящихся Фастовского района, по решению Киевского- областного Совета депутатов трудящихся 30 мая 1965 года на площади в селе Елисаветовке в центре нашей обороны установлен гранитный обелиск, на котором золотыми буквами написано:
'Вечная слава героям.
17-18 июля 1941 года в районе села Елисаветовка пограничники 94-го отряда вели героические бои против гитлеровских захватчиков.
Смертью храбрых пали: Аникин П. Т., Данилов В. А., Долбилов Н. Г., Ефимов, Жуков, Калмыков И. Д., Осадчий, Савченков М. А., Скляр М. А., Титов П. М., Титков А. В., Цветков.
Сооружен в память подвига советских пограничников'.
На гранитной плите высечено двенадцать фамилий. Нет там имен Ильи Михайловича Гуляева, Леонида Петровича Горожанинова, Анатолия Ивановича Заплатина, Леонида Кирилловича Пономаренко и многих других, кто тоже пал в том бою.
Гранитный обелиск напоминает, что в тяжелую годину для нашей Родины небольшой отряд пограничников стоял здесь насмерть и не пропустил врага. Этот обелиск - свидетельство мужества и бесстрашия бойцов в зеленых фуражках, их беззаветной преданности своей Отчизне.
В
