- Всего на четверть прибавилось. Паводок проходит. И наши косули на острове в безопасности. Давай быстро погреемся чаем - и топаем.
- Куда?
- Ближе всего отсюда приют Сергеича. К нему и заявимся. Переведем дух, отдохнем малость и потопаем. Хоть поспим под крышей, по-человечески.
Глава одиннадцатая
НА ТЫБГЕ
1
Через приют 'Прохладный', куда явился Сергеич, прошла первая группа туристов. Снежный буран накрыл их южнее, когда туристы уже вошли в пихтовый лес, и поэтому все обошлось без происшествий. Они обсохли, выспались и теперь сидели в тепле, пели песни и резались в домино.
Александр Сергеевич проспал начало снегопада, а когда проснулся и увидел светопреставление, то первым делом разжег под навесом костры: вдруг кто-нибудь заявится.
В самый разгар холодного циклона на приют наткнулись еще двое геоботаники заповедника.
Едва утих снежный циклон, как с юга пришел знакомый человек, назначенный заведовать этим приютом.
- А ты, Александр Сергеевич, шагай на Эштенский, там теперь твой хутор, - сказал он и, покопавшись в бумажнике, достал приказ директора турбазы.
...Еще шел дождь, но смотритель собрался в обратный путь.
- Не размокну, - сказал он.
Снег таял, на тропе было очень сыро, и Сергеич надел резиновые сапоги. Хоть и тяжело, зато сухо.
До вечера он одолел перевальчик и две долины, а когда увидел зеленую палатку-шестерку на берегу реки, воспрянул духом. Вот и крыша к ночи!
В палатке кашеварила молоденькая девица, больше никого не было.
- Так и живешь одна-одинокая? - спросил у хозяйки.
- Мои все на работе, - весело отвечала она. - Садитесь, они скоро придут.
В палатке стояли разные приборы. Пахло засушенными растениями.
- Изучаете, значит? - догадался Сергеич, присаживаясь. - Травку, кустики, зверюшек?
- Приборы у нас, - вежливо объяснила девушка. - Вон там, на высотке. Мы из МГУ, университет есть такой. А руководит группой Иван Иванович Селянин.
Александр Сергеевич тотчас вспомнил этого полного, большого человека. Когда приходилось встречать его в горах верхом, Сергеич всегда жалел лошадь и выговаривал седоку. Экая тяжесть! Сам ученый, весом более центнера, старался как можно реже забираться в седло. Где подъем ему оказывался не под силу, брался за конский хвост и шел следом за лошадью, отдуваясь и вытирая пот большим платком. Он занимался изучением почв, рек, всей совокупности явлений под общим мудреным словом 'биогеоценоз'. Сергеич как-то помогал ему копать канавки на крутом склоне в лесу, на лугу и голом месте, мерить каждый день воду. Тогда же Селянин сказал ему: 'Горный лес и луг почти целиком впитывают воду во время паводков. А на голых склонах вниз уходит девять десятых дождевой и снеговой воды. Смыв почвы увеличивается в сорок раз! Как вдумаюсь в эти цифры, так боюсь за горы, кабы не сделались они через столетие совсем лысыми. Губить пихту, топтать луга у границ заповедника нельзя...'
Селянин ввалился в палатку потный, в расстегнутом плаще, с расстегнутым воротом рубахи. Жарко!
- А, и ты здесь! - Он сунул руку Сергеичу и сразу заговорил: - Сейчас мы взвесили квадратный метр мха в пихтарнике. В девять раз тяжелее, чем до дождя и снега. Догадываешься, в чем дело? Губка! Так напитался водой... И держит, с великой силой держит! Вот почему француз Фюрон называет лес водохранилищем. Тысяча гектаров леса захватывает и удерживает пятьдесят тысяч тонн воды. Ты только представь эту массу!
Студенты втащили приборы, весы, в палатке стало тесно. Селянин взял у хозяйки две кружки с густым чаем, одну передал гостю и, звучно прихлебывая, потянул горячую воду. Как будто неделю не пил.
- Ночуешь? - спросил он и, не дожидаясь ответа, опять спросил: - Из 'Прохладного'? А куда? Как там туристы? Мои вот молодцом, не пищали в буран.
После ужина, когда зажгли два фонаря и разлеглись на раскладушках, Селянин, весь во власти только что проведенного опыта, снова загремел, теперь уже адресуясь к своим практикантам:
- Вы, друзья мои, должны помнить, что почва - наш самый драгоценный капитал. Всегда - на заре человечества и теперь, при самом внушительном развитии техники, науки, познаний вообще - мы получали и будем получать из почвы все необходимое для жизни. Без почвы человек ничто. И когда он забывает об этой истине, нарушает основы сохранения почвы - оголяет горы, перегружает пастбища, распыляет степи, - нужно кричать - да, кричать на всю вселенную: 'Остановись, неразумный!' Уже подсчитано: для сноса двух сантиметров почвы в лесу требуется 174 тысячи лет, в травяных степях - 29 тысяч лет, при севообороте - 100 лет, а если сажать кукурузу по кукурузе то всего 15 лет. А чтобы создать в обычных условиях такой же слой почвы, требуется минимум триста, а то и тысяча лет! Вот здесь, в уникальном, нетронутом уголке природы, мы еще можем наблюдать совершенство и равновесие всех сил природы. Наш Кавказ, пока он зелен и не затоптан, хранит влагу для миллионов гектаров степей, питает водой огромный артезианский бассейн до самого Ростова, являет, наконец, красоту, о которой забыли горожане...
Селянин говорил как в зале перед тысячной аудиторией, даже руки воздел. И вдруг умолк, потупился и только тихо сказал, как будто себе одному:
- Никогда не приноси вечное и постоянное в жертву нужному, но временному.
И вздохнул. А обернувшись, увидел, что Александр Сергеевич завалился на бочок и тихо спит, убаюканный его громовой речью.
- Дитя природы...
Селянин оглядел студентов. Они задумчиво слушали. Наверное, не в первый раз. И все равно это трогало. Сущностью мысли. Фактами. Горячностью речи.
Когда рассвело и дождливый день начал отсчитывать первую треть из своих семнадцати летних часов, Александр Сергеевич был далеко от палатки.
С пригорка он увидел восточный отрог Тыбги, повел биноклем ниже, где березняк, и удивленно поднял брови. Над черной крышей балагана, откуда еще до снега ушли ловцы туров и где он сам ночевал, сейчас вился сизый дым. Кто мог забрести туда?
С осторожностью, присущей лесникам, он тронулся дальше и, когда оказался метрах в трехстах от балагана, лег за мшелым камнем повыше березняка и стал наблюдать.
Минут двадцать глаз не сводил. Никого. А как же дым? Поднял бинокль повыше и прижался к земле: с вершины Тыбги открыто, смело шел человек с ружьем. За плечами у него болтался туренок. Вгляделся - и себе не поверил. Да это же Козинский!..
2
Беглец переждал непогоду в балагане ловцов.
Отлично устроился.
Сегодня опять сработала ловушка, на этот раз попался туренок. Решил принести его целиком, долго оставаться на отроге горы не хотел: слишком далеко видно отовсюду.
Некоторое время Александр Сергеевич соображал, как ему поступить. Ближе всего отсюда находились студенты и Селянин. Но они без оружия. Чтобы спуститься на кордон, нужно время. Козинский уйдет. Эх, была бы у Сергеича винтовка! И тут дерзкая мысль пришла ему в голову: взять винтовку у браконьера. Ведь оставляет же он оружие хоть на минутку?
Положив рюкзак, Александр Сергеевич далеко обошел балаган и по густому березняку подкрался снизу метров до тридцати. Козинский несколько раз входил в балаган, снова возвращался. Освежевал тура, порубил мясо, растолок кусковую соль, засыпал куски, огляделся. Ну, сейчас пойдет к снежнику. Козинский в самом деле пошел, но сперва взял в балагане винтовку.
Так ничего и не получилось.
Тогда возник новый план. Сергеич ушел назад, пересек речку Холодную, поднялся на уступ хребта, откуда видно балаган, и разжег в кустах небольшой костер. Когда нагорело, бросил в огонь охапку сырых веток, а сам поднялся выше и стал наблюдать, что будет.
Козинский сразу заметил дым. Как хорек, юркнул в березняк и тоже стал наблюдать. Не меньше часа шло это выслеживание: Сергеич видел браконьера, а тот следил за костром и не заметил человека в
