украденного рюкзака. В памяти его хранился не только противный вкус жидкости из фляги, но и вкус хорошо приготовленного мяса.
Лобик долго шел по следу человека, догнал его и был удивлен той осторожностью, с которой человек устраивал себе ночлег. Костерик развел совсем маленький, сварил мясо - тут обоняние не подвело медведя, - а спать лег не у костра, который вскоре погас, а несколько дальше, у камней, прикрытых густым, кучно разросшимся ильмом. Сверток положил рядом с собой, ружье под руку. Медведь лежал метрах в тридцати. Ближе подойти опасался, хоть и очень хотелось утащить сверток, в котором находилось мясо. Когда ему надоело лежать, он отошел к кострищу и обнюхал котелок. Лобик сунул в него морду, вылизал, но котелок вдруг плотно приклеился к ушам; он в испуге рванул его лапой, посуда слетела, и над камнями загремело. Тотчас щелкнул предохранитель. Козинский уже сидел, выставив винтовку перед собой. Лобик отбежал. Козинский уже не спал до зари, а едва посветлело, ушел с этого, как ему показалось, опасного места.
Лобик потянулся за человеком, конечно, на приличном расстоянии.
Глава двенадцатая
ВСТРЕЧА У ОТВЕСНОЙ СТЕНЫ
1
Как же обрадовался Александр Сергеевич, когда к нему на приют нежданно-негаданно приплелись Котенко с Сашей!
- Вот уж кого я, само собой, не ждал не ведал! А вы так мне нужны!
И тут же, пока шуровал в печке и грел чай, рассказал о новой встрече с Козинским и куда тот ушел. Словом, предупредил: опасный человек рядом.
Котенко и Молчанов переглянулись.
- Ты Хобика встречал? - спросил Сергеич у Саши.
- А как же! Вот, Архыз привел. Он как идет в горы, так друзей находит. И ко мне их. На доклад...
Утром еще до солнца зоолог ушел налегке.
Саша походил по лагерю, спросил у Сергеича, были или нет туристы, и в душе порадовался, что не проходили. Значит, пойдут. Может быть, и Таня. А потом расспросил о пещере и стал собираться.
- Ты это... не больно расхаживай, знаешь ведь... - Сергеич боялся за него.
Саша выразительно поднял карабин, показал на Архыза. Нашел фонарь, заправил его и пошел в указанное Сергеичем место.
Не спеша спустился вниз, обогнул каменный выступ горы, врезавшийся в низкорослый буковый лес, и вскоре очутился у начала распадка. Тут и надо искать пещеру.
Только теперь Саша понял, почему никто не нашел пещеры раньше: как раз над входом разлопушился большой куст.
Архыз запрыгнул на плоский камень. Саша осторожно поставил фонарь и забрался следом за ним. Из пещеры тянуло унылым запахом остывшего очага. Он зашел за остатки костра, достал спички, проверил, хорошо ли загораются смолянки*, которые всегда носил в мешочке вместе со спичками, и зажег фонарь.
______________
* Смолянки - высушенные корни сосны.
Коридор шел на подъем, камни под ногами были гладкими, отполированными. Во время дождей сюда сбрасывалась вода из вертикального хода, она и сгладила камни. Дальше под ногами захрустел грубый песок - тоже след воды.
Начались повороты, углубления, в стенах то и дело возникали черные трещины, уходящие в неизвестность.
Саша испугался тьмы, жуткой тишины лабиринта, нависших камней. Хватит на первый раз. Подтянув овчара, он полез через каменные завалы к далекому, слабому свету. Оскользаясь на мокрых камнях, между которыми капала, дзенькала, журчала невидимая вода, он пробирался следом за овчаром. Ужасно неудобный ход, и все наверх, временами очень круто.
Свет приближался; под ногами сделалось грязно, на камнях появилась глина, слизь, потом мох и зеленые водоросли, как на дне пруда; свет фонаря стал незаметным, и наконец Саша увидел прямо над собой кусок неба с белым облаком посредине в окантовке рваного чрева пещеры. Еще усилие, другое, и он, отжав собаку назад, высунул голову наружу.
Ярко, до боли в глазах, светилось рассеянное небо. С одной стороны некруто подымалась возвышенность, на ней редкий березняк и пихтарник, поляна, покрытая зеленым вейником. С другой - черная стена, до нее всего метров пять - семь, а еще в две стороны как будто пустота, обрывы за приподнятым краем. На расстоянии вытянутой руки среди глыб сланца и красноватого мрамора журчал прозрачный ручей, струйки его попадали в тот колодезь, из которого выглядывал перепачканный Саша. Дыра находилась едва ли не посредине русла ручья. Это он сейчас незаметный. А когда дождь? Тут, наверное, такой водоворот, что все гудит и воет, вода всасывается вглубь с бешеной скоростью.
Вторая неожиданность подстерегала его на лугу: в сотне метров от них под березами лежала шестерка оленей. Они спокойно дремали, свесив уши.
Сзади завозился овчар, он рвался наружу. Саша пригнулся к нему, успокоил. Задул фонарь, снял с головы шапку и осторожно высунулся уже с биноклем.
Линзы приблизили оленей. Ровесники Хобика, молодняк с двумя ланками. Ему удалось хорошо разглядеть их, потому что два оленя поднялись и стали лениво играть.
Серо-коричневая шерсть их лоснилась, лежала ровно. Рога у них поднялись сантиметров на тридцать, но оставались пока еще в буром футляре и с тупыми шишковатыми концами. Влажные черные носы резко выделялись на светло-коричневых мордочках.
Красивы, благородны и молоды. Более прекрасных животных Саша еще не видел. Он вспомнил, как покойный отец говорил ему об оленях: 'Сколько же зла принесли люди несчетным поколениям этих красивейших в мире животных, если боязнь человека стала уже выверенным, запечатленным инстинктом...'
Архыз настойчиво просился из ямы. Ему надоело. Не дождавшись разрешения, он прошмыгнул под рукой Саши и показался наверху. В тот же миг олени исчезли.
- Эх ты, хищник, - сказал Саша беззлобно. - Вот и спугнул. Пойдем глянем, куда они ушли.
Они медленно направились к тому месту, где крутая стена сливалась с пологим склоном.
Молчанов только сейчас заметил особенность этой загадочной ложбины. У нее не было выхода. Замкнутая впадина. Ручей рождался тут же, на склоне, а через семьсот метров пропадал.
Но эти наблюдения вскоре были вытеснены другой заботой: как отсюда выбраться? Впрочем, за оленями, как же еще!
Следя за ними, Саша вышел на верхнюю точку склона и остановился, присвистнув от удивления. Склон обрывался почти отвесной стеной, метрах в сорока ниже стоял пихтовый и березовый лес, а там, где противоположная отвесная сторона впадины сходилась с пологой, - там зияло еще более черное и глубокое ущелье.
А олени?
У них тут была своя тропка - узкий карниз сантиметров в тридцать над головокружительной бездной. Да если бы сплошная тропка! А то ведь она в двух местах прерывалась. Саша успел увидеть, как олени легко и бесстрашно перепрыгнули трехметровый провал, скакнули еще, еще и очутились на более спокойном откосе в тени густого леса. Ему тут не пройти.
Экая незадача! И времени уже много. Всего-то отсюда до эштенского балагана от силы два-три километра. Но это по прямой. Неужели опять придется лезть в черную дыру подземною хода?
Он покачал фонарем. Керосина на донышке. Пещера отпадает.
Обследовав стенку на другой стороне ручья, Саша решил выбираться наверх.
Он начал было карабкаться в одном месте, но вернулся. Неудобно. Подумал. Написал записку: 'Нахожусь от приюта на северо-восток километра три, во впадине с отвесными стенами. Если через два часа не приду, выручайте. Нужна веревка. Архыз вас приведет'. Привязал записку к ошейнику, сказал 'иди', и овчар помчался на оленью тропу. Он-то пройдет! А сам стал взбираться в другом месте.
Если бы он видел, кто ждет его наверху...
2
Козинский бродил по этому району в надежде отыскать пещеру, где уже побывал однажды. Удобное и безопасное для него логово. Но он сбился, запутался среди звериных троп.
Оставшиеся мясо и соль Козинский увязывал вместе со спальным мешком, а скатку эту и котелок забрасывал себе за спину. Неудобная ноша. Будь проклят воришка-медведь, утянувший привычный рюкзак!
