- Далеко не пойду. Спущусь немного.
Да, тот самый лес. Вот и ручей, здесь его истоки, зарождение. Он тоненький, слабый, часто пропадает в камнях. А ниже уже ворчливый, серьезный. Там и водопад, из которого сто лет назад черкешенки брали воду. И каштаны знакомые.
Саша подошел к ручью и с наслаждением напился холодной, вкусной воды. В лесу было тихо, как на кладбище. Но это обманчивая тишина. Здесь судьбы людские. Множество поколений оставило в горах Кавказа свой след. А какой след оставит его поколение?..
Он стал подыматься наверх, к отцу.
Стемнело. Красное пятнышко костра светилось в черноте ночи. Огонь пропадал за стволами, на миг возникал в прогалине леса, как мигающий на берегу маяк, и опять исчезал. Егор Иванович лежал на куче пихтовых веток лицом к огню и читал Бунина.
- Нагулялся? - спросил Егор Иванович, отрываясь от страницы.
Саша кивнул и стал устраивать себе постель.
2
За ночь привалил туман и пленил горы.
Когда проснулись и раздули едва тлеющий костер, вокруг стояла молочная, сырая пелена. Туман пропитывал лес, проник в самые густые заросли, оседал между камнями и скрывал от взора тропы и перспективу. За пять шагов Саша не видел даже высокую скалу.
Мир как бы замкнулся вокруг них и страшно отсырел. Хотелось спать или лениво потягиваться.
Но Егор Иванович уже успел сходить за водой, повесил котелок с чаем и теперь своим ножом нарезал холодное мясо. У него на поясе всегда висел этот нож, неизменно приводивший Сашу в веселое настроение: огромный косырь, наверное в килограмм весом, с одной стороны острый, с другой зазубренный, как пила. Лесник сам сделал для него кожаные ножны с деревянными щечками и всегда носил это гигантское оружие при себе.
Нож на все случаи жизни, как мог убедиться Саша: им можно было починить карандаш и двумя ударами перерубить ветку в руку толщиной, если она загородила путь; нанести смертельный удар разъяренному медведю, когда, раненный, кидается он на человека, и нащепать тонкой лучины для костра; распилить мозговую кость или вырезать колоду для поилки - все можно таким кинжалом. Сейчас Егор Иванович резал этим ножом аккуратные ломтики мяса и раскладывал их на хлеб. А когда они поели и напились чаю, заваренного смородинным листом, он вырезал своим ножом большой ломоть глинистого дерна и накрыл им еще горячие угли костра. Хоть и сыро вокруг, а все же...
- Куда мы пойдем? - спросил Саша. - Ничего не видно.
- Носки своих кедов видишь?
- Заблудимся.
- И в хорошую погоду с дурной-то головой закрутишься. Топаем, Александр. Смелей. Сырость скоро кончится.
Сперва они шагали вниз, еще вниз, потом стали некруто подыматься. Лес поредел, остались одни буки; вдруг повеяло свежим ветром, туман вроде бы стал жиже, задвигался, и совсем неожиданно они вынырнули из молочной пелены, как водолазы из моря. Туман сделался по грудь, потом по пояс, по колени и, наконец, прилег на землю. А вокруг них, наподобие цветного широкоформатного кино, возникли вчерашние горы - близкие и далекие, а над горами голубое, совершенно чистое небо и простор, такой простор!
- Вот теперь смотри и запоминай маршрут, - сказал Молчанов.
Перед ними возник голый гребень перемычки от одной вершины к другой. Довольно неприятная, с точки зрения Саши, нехоженая дорожка шириной в метр или чуть меньше, заваленная щебнем и глыбами камня.
- Нам туда? - спросил Саша, немного поотстав.
- Олени эту дорожку бегом пробегают, - сказал Егор Иванович, оборачиваясь. - Ты не смотри по сторонам, а под ноги, под ноги. Земля твердая, не бойся.
- Я и не боюсь, - сказал Саша обиженно.
- А чего же тебя качает?
- Это я так. - Он взял себя в руки.
Они прошли примерно треть этого опасного участка, и Саша все время чувствовал, как тело его, независимо от желания, клонится то в одну, то в другую сторону, провалы справа и слева тянули к себе с неудержимой силой, и, только опустив глаза под ноги, можно было подавить эту противную тягу к пустоте.
- Эт-то что еще? - сказал вдруг Егор Иванович и остановился.
Саша ткнулся носом в его рюкзак. Из-за плеча увидел: навстречу им спокойно шагала крупная медведица, а позади, ну точь-в-точь как Саша за отцом, двигался медвежонок. Вот так встреча!
Разойтись они, конечно, не могли.
Ветер тянул сбоку, медведица смотрела себе под ноги и часто оглядывалась - видимо, боялась за малыша, который, в общем-то, уже не был малышом, так, с дворовую собаку, - и по этой причине заметила людей гораздо позже, чем они ее. А увидев, никак не могла сразу сообразить, что это такое. Она остановилась, даже приподнялась на дыбы и все нюхала, нюхала, водила туда-сюда носом, но вперед уже не шла. Медвежонок за широким задом родительницы ничего не видел, вынужденную остановку он использовал для игры - спускал вниз камни с тропы и озорно смотрел, как летят они, подымая за собой целую лавину камнепада.
Может быть, медведице еще не приходилось видеть человека так близко - а их разделяли от силы пятьдесят метров, - да еще сбивали с толку черные усы Егора Ивановича и ружье, которое висело поперек груди, отчего человек казался ей коротким крестом, во всяком случае, она минуты три никак не могла решить, сближаться ей или удирать от странных существ. А тут еще Егор Иванович взял да прикрыл лицо фуражкой, чтобы не увидела она глаз, и решительно пошел на медведицу.
- Ружье! - шепнул Саша, досадуя, что отец не взял карабин на изготовку. Егор Иванович только головой крутнул. Обойдется.
Сорок метров. Тридцать. Медведица стоит на задних лапах, тихо рявкает, топчется, то назад посмотрит, то вперед. И вот тут ветерок донес ей недостающую информацию. Как она вздрогнула и испугалась! Мигом повернулась, рявкнула на медвежонка, и он, догадавшись, что объявлена нешуточная тревога, галопом поскакал назад, она за ним, только оглядывается, не догоняют ли. А когда опасная тропа кончилась и узкий гребень влился в кустарник, она остановилась на мгновение, подняла голову над березками и, еще раз рявкнув что-то негодующее, исчезла со своим маленьким в зарослях мелкого бука.
- Вот и все, - сказал Егор Иванович.
Саша засмеялся. Страхи остались позади.
- Слыхал, как она упрекнула нас? Прорявкала, что мы недостаточно воспитанные, женщине с ребятенком дорогу не уступили, заставили назад идти.
Улыбнулся и Егор Иванович:
- Тон у нее был явно недовольный. И замечание, в общем-то, правильное. Примем к сведению, Александр, хоть в лесу и свои законы.
Встреча не столько испугала, сколько развеселила. А Саша спросил себя: будь с ними Самур, как поступил бы он?
Ах, Самур, Самур! Как тебе там живется?..
Егор Иванович прибавил шагу, быстро прошел через мелкий березняк, остановился и как-то тревожно осмотрелся. Потом зашагал левей, на пологий склон, вдруг опять остановился, снял фуражку и наклонил голову.
Ничего особенного Саша не увидел. Росли три березы от одного корня, а под ними поседевшая травка мятлик с шелковыми кисточками и еще стоял пенек, не пилой отрезанный, а топором срубленный. Черный пень, очень старый.
- Ты чего, па? - спросил он.
- Однополчане мои здесь, - Егор Иванович кивнул на деревья. - Положили мы их неглубоко, березку воткнули, ишь разрослась. Как же ребят тех звали, дай бог памяти? Одного-то Петром величали, Кривулин по фамилии, из-под Рязани, есть там поселок такой, Солотча называется. А вот других двух... Нет, не вспомню, годов-то сколько минуло!
