Она что-то пишет в блокноте и говорит параллельно:
- Когда я была католичкой, давным-давно, я могла прочитать 'Аве Мария' за семь секунд. За девять секунд - 'Отче наш'. Когда на тебя налагают такое количество епитимий, поневоле научишься скорочтению. - Она говорит: - При таком темпе это уже не слова, но молитва все равно остается молитвой.
Она говорит:
- Заклинания нужны для того, чтобы сфокусировать наше намерение. - Она произносит все это медленно, словно за словом, и умолкает, как будто ждет, что я что-то скажу. Она смотрит мне прямо в глаза и говорит: - Если намерение исполнителя обладает достаточной силой, объект заклинания уснет независимо от того, где он в данный момент находится.
Она говорит, что чем больше эмоций человек вкладывает в заклинание, тем сильнее получаются чары. Мона Саббат щурится и говорит:
- Когда вы в последний раз чувствовали себя легко и непринужденно?
Почти двадцать лет назад. Но ей я этого не говорю.
- Мне кажется, - говорит она, - что вас что-то гнетет. Причем постоянно. Печаль. Или злость. Ну, в общем, что-то. - Она прекращает писать и берет свою книжку с подчеркнутыми желтым малопонятными фразами. Находит нужную страницу, на пару секунд погружается в чтение, потом листает дальше. - Уравновешенному человеку, - говорит она, - человеку спокойному, человеку, который внутренне не напряжен, пришлось бы прочесть песню вслух, чтобы кого-нибудь усыпить.
Продолжая читать, она хмурится и говорит:
- Если ты хочешь владеть собой, сначала следует разобраться со своими внутренними проблемами.
Я говорю: это из вашей книги?
- Из шоу доктора Сары, - говорит она.
А я говорю, что баюльная песня не только усыпляет.
- В смысле? - не понимает она.
В смысле, что от нее умирают. Я говорю: вы уверены, что у Элен Бойль нету книги 'Стихи и потешки со всего света'?
Мона Саббат роняет руки на стол и берет сандвич, завернутый в фольгу. Подносит его ко рту, смотрит на радиоприемник. Она говорит:
- Сейчас, на радио. - Она говорит: - Это вы сотворили?
Я молча киваю.
- Вы отправили доктора Сару в следующую инкарнацию?
Я говорю, может быть, вы позвоните Элен Гувер Бойль на сотовый - мне надо срочно с ней поговорить.
У меня бибикает пейджер.
А Мона говорит:
- То есть вы утверждаете, что Элен использует эту самую баюльную песню?
Сообщение на пейджере: срочно перезвонить Нэшу. Срочно.
Я говорю, что не могу ничего доказать, но я уверен, что миссис Бойль знает, как с ней обращаться. Я говорю: мне нужна ее помощь, чтобы я научился себя контролировать. Чтобы я научился владеть собой.
Мона Саббат прекращает писать и вырывает листок из блокнота. Протягивает его мне, но пока не отдает. Она говорит:
- Если вы это серьезно... насчет научиться, как контролировать эту силу... приходите на нашу викканскую церемонию. Это древний языческий культ. - Она машет листком у меня перед носом и говорит; - Тысячелетний магический опыт. - Она включает радиосканер.
Я беру у нее листок. На нем - адрес, дата и время.
Радиосканер трещит:
- Подразделение Браво-девять, ответьте на вызов по коджу девять-четырнадцать, Лумис-плейс, подразделение пять-D.
- Целой жизни не хватит, чтобы познать мистические глубины этого древнего знания, - говорит Мона и опять принимается за свой сандвич. - Да, и еще, - говорит она, - принесите свое любимое горячее блюдо, но только без мяса.
И радиосканер трещит:
- Как понял?
Глава пятнадцатая
Элен Гувер Бойль достает мобильный из своей белой с зеленым сумочки. Потом достает визитку и набирает номер, сверяя каждую цифру. В приглушенном свете маленькие зеленые кнопочки кажутся особенно яркими. Ярко-зеленые кнопочки под ярко-розовым ногтем. Визитная карточка - с золотым обрезом.
Она подносит телефон к уху под взбитым облаком розовых волос. Она говорит в трубку:
- Да, я на вашем чудесном складе и боюсь, что мне нужна помощь, чтобы найти выход.
Она наклоняется к табличке на огромном платяном шкафу, который выше нее в два раза. Она говорит в трубку:
- Я стою рядом... - она читает с таблички, - с платяным шкафом в неоклассическом стиле под Роберта Адама с орнаментальными арабесками из позолоченной бронзы.
Она смотрит на меня и закатывает глаза. Она говорит в трубку:
- Написано: семнадцать тысяч долларов.
Она снимает зеленые туфли на высоких каблуках и стоит в белых чулках прямо на голом бетонном полу. чулки ослепительно белые, но не как нижнее белье, а скорее как кожа под этим бельем. Они непрозрачные, и поэтому пальцы у нее на ногах кажутся перепончатыми.
Сегодня на ней костюм с облегающей юбкой. Он зеленый, но не зеленый, как лайм, а скорее как лаймовая начинка для пирога. Он не зеленый, как авокадо, а скорее как авокадовый суп-пюре с тоненьким завитком цедры лимона сверху, который подают охлажденным в ярко-желтой тарелке Cristel de Sevres.
Он зеленый, как сукно на бильярдном столе под желтым шаром - именно под желтым, а не под красным.
Я спрашиваю у Элен Гувер Бойль, что такое код девять-четырнадцать.
И она говорит:
- Мертвое тело. Труп.
Я говорю, что я так и думал.
Она говорит в трубку:
- Так, а теперь - налево или направо возле палисандрового буфета Hepplewhite с резным цветочным орнаментом и шелковым напылением?
Прикрыв рукой трубку, она говорит мне:
- Ох уж мне эта Мона. - Она говорит: - Представляю себе это сборище колдунов: хиппи, пляшущие голышом вокруг какого-нибудь плоского камня, вот и весь ритуал.
Теперь мне видно, что ее волосы - не сплошь розовые. Пряди различных оттенков, чуть светлее и чуть темнее. А если как следует присмотреться, то видны даже оттенки красного, персикового и малинового.
Она говорит в трубку:
- Ага, понятно. Если мне попадется кромвельское кресло атласного дерева с орнаментом из слоновой кости, значит, надо идти назад.
Мне она говорит:
- Господи, и зачем вы все рассказали Моне?! Мона расскажет своему бойфренду, и конца этому не будет.
Лабиринт мебели смыкается вокруг нас. Красное дерево, черное дерево, коричневая полировка. Позолота и зеркала.
Она проводит пальцем по кольцу с бриллиантом у себя на руке. Камень массивный и острый. Она переворачивает кольцо, так что бриллиант возвышается над ладонью. Она прижимает ладонь к полированной дверце шкафа. На дверце остается глубокая царапина в виде стрелки налево.
Она отмечает дорогу.
