По радио, что на часах, передают какое-то ток-шоу. Пожилая женщина ругается на молодую. Насколько я понимаю, молодая забеременела, не будучи замужем, и по этому поводу пожилая обзывает ее шлюхой, и потаскухой, и еще дурой в придачу - потому что дать-то она дала, а взять денег ума не хватило.
Женщина за столом, эта самая Мона, выключает радиосканер и говорит:
- Вы не против, надеюсь? Мне очень нравится это шоу.
Эти звуко-голики. Эти тишина-фобы.
Потребители массовой информации.
Пожилая женщина на радио говорит молодой потаскушке, чтобы та отдала ребенка в детдом, если не хочет ломать себе жизнь. Она говорит, что молодой шлюшке надо подумать о будущем: окончить университет по курсу микробиологии, потом выйти замуж, и до замужества - никакого секса.
Мона Саббат достает из-под стола пакет из плотной бумаги и вынимает из него какую-то штуку, завернутую в фольгу. Она разворачивает фольгу, и по комнате разносится запах чеснока и ноготков.
Беременная потаскушка на радио только рыдает в голос.
Палки и камни могут покалечить, а слова могут и вовсе убить.
Согласно 'Городу и деревне', личную переписку следует вести на качественной почтовой бумаге, обязательно от руки и красивым почерком. В свежем номере 'Недвижимости' я натыкаюсь на объявление:
ВНИМАНИЮ КЛИЕНТОВ КОННО-СПОРТИВНОГО КОМПЛЕКСА 'НОРОВИСТАЯ ЛОШАДКА'
В объявлении сказано: 'Вы заразились кожной инфекцией?'
Номер, который стоит в объявлении, - новый. Я его раньше не видел.
Пожилая женщина на радио говорит молодой потаскушке, чтобы она прекратила реветь.
Большой Брат поет и пляшет. Насильно кормит тебя с большой ложки, чтобы твой разум не изголодался по мысли, чтобы не дать тебе время задуматься.
Мона Саббат кладет локти на стол и наклоняется ближе к радио. Звонит телефон, она поднимает трубку:
- Элен Бойль. Продажа недвижимости. Подходящий дом - на любой вкус. Она говорит: - Ой, это ты, Устрица. Ты извини, тут как раз 'Доктор Сара'. Она говорит: - Увидимся на церемонии.
Пожилая женщина на радио обзывает молодую сукой.
На обложке 'Первого класса' написано: 'Соболь. Узаконенное убийство'.
Все происходит само собой. Непроизвольно, как это бывает, когда на тебя нападает икота. Краем уха я слушаю радио, краем глаза читаю журнал, и баюльная песня звучит у меня в голове.
Из динамика радио слышны только безудержные рыдания.
А вместо реплики пожилой - тишина. Приятная, благословенная тишина. Совершенная тишина. Такой тишины не бывает, если поблизости есть кто-то живой.
Молоденькая потаскушка с шумом вдыхает воздух и говорит:
- Доктор Сара? - Она говорит: - Доктор Сара, вы здесь?
Ей отвечает глубокий и звучный голос. Шоу доктора Сары Ловенштейн прерывается по техническим причинам. Глубокий и звучный голос извиняется перед 'уважаемыми радиослушателями'. Включается легкая танцевальная музыка.
На обложке 'Особняка' написано: 'Бриллианты - это становится легкомысленным'.
Со стоном я закрываю лицо руками.
Мона вгрызается в свои сандвич. Выключает радио и говорит:
- Бездельники.
Тыльные стороны ее ладоней разрисованы замысловатым узором ржаво-коричневой хной. Пальцы - даже большие пальцы - унизаны серебряными перстнями. На шее - многочисленные серебряные цепочки. Ядовито-оранжевое платье. Ткань на груди топорщится из-за многочисленных тяжелых кулонов, спрятанных под платье. Красные с черным дреды собраны в небрежный высокий пучок. В ушах - огромные серьги, серебряная филигрань. Глаза, похоже, янтарно-желтые. Лак на ногтях - черный.
Я интересуюсь, давно ли она тут работает.
Она говорит:
- Вы имели в виду по земному времени?
Она достает из ящика стола книжку в мягкой обложке, вынимает оттуда желтый фломастер, который вместо закладки, и открывает книжку.
Я интересуюсь, любит ли миссис Бойль говорить о поэзии.
А Мона говорит:
- Вы имели в виду Элен?
Да, читает ли она стихи? Вслух? Было такое, чтобы она позвонила кому-нибудь и прочитала по телефону стихи?
- Не поймите меня неправильно, - говорит Мона, - но миссис Бойль недосуг заниматься такой ерундой. Она делает деньги.
И я считаю - раз, я считаю - два...
- Тут все очень просто, - говорит Мона. - Когда на улицах пробки, миссис Бойль заставляет меня ехать домой вместе с ней - чтобы она могла пользоваться полосой для служебного транспорта. А потом мне приходится добираться до дому на трех автобусах. Понимаете?
Я считаю - четыре, считаю - пять...
Она говорит:
- Однажды мы с ней разделили великое знание о силе кристаллов. Как будто мы наконец обрели связь на каком-то уровне, но потом оказалось, что мы говорили о двух совершенно разных реальностях.
Я встаю и подхожу к ее столу. Достаю из кармана листок бумаги, разворачиваю и показываю ей стишок. Может быть, он ей знаком?
В книге, раскрытой у нее на столе, подчеркнуто желтым: Магия есть обращение необходимой энергии на достижение естественных сдвигов.
Она пробегает стихотворение глазами. Глаза у нее - янтарно-желтые. Чуть выше выреза платья, над правой ключицей, я замечаю татуировку - три крошечные звездочки. Она сидит нога на ногу. Сидит босиком. У нее грязные ноги. На больших пальцах - по большому серебряному кольцу.
- Я знаю, что это, - говорит она и тянет руку к листочку.
Но я быстро складываю листок и убираю обратно в карман.
Все еще держа руку на весу, она тычет в меня указательным пальцем и говорит:
- Я знаю, что это такое. Это баюльное заклинание, правильно?
В книге, раскрытой у нее на столе, подчеркнуто желтым: Конечный продукт смерти - последующее возрождение.
На дальнем конце полированного стола из вишневого дерева - длинная глубокая царапина.
Я спрашиваю, что ей известно про баюльные заклинания.
- Про них говорится в литературе всех народов мира, - говорит она, пожимая плечами. - Но предполагается, что они утеряны. - Она протягивает руки ладонями вверх. - Дайте мне посмотреть еще раз.
Я говорю: а как они действуют?
Она быстро сгибает и разгибает пальцы.
Я качаю головой: нет. Я говорю: почему эти баюльные чары убивают других людей, но не того, кто их произносит?
И Мона слегка наклоняет голову набок и говорит:
- А почему пистолет не убивает того, кто жмет на курок? И здесь действует тот же принцип. - Она поднимает руки над головой и потягивается, направив ладони к потолку. Она говорит: - Не существует рецепта, как их составить. Их нельзя препарировать с помощью электронного микроскопа.
Ее платье без рукавов. Волосы у нее в подмышках банального русого цвета.
Но как получается, говорю я, что они действуют на человека, который их даже не слышит? Я смотрю на радиоприемник. Почему они действуют даже тогда, когда ты произносишь их про себя - не вслух?
Мона Саббат вздыхает. Переворачивает раскрытую книжку обложкой вверх и затыкает желтый фломастер за ухо. Потом достает из ящика стола блокнот и ручку и говорит:
- Вы не знаете, да?
