Дункана, человека и журналиста, и собирают добрые отзывы сослуживцев. Кто-то из отдела искусства рисует его портрет по фотографии с пропуска. - Только с улыбкой, - говорит Олифант. - С улыбкой и больше похожим на человека.
По дороге сюда из бара на Третьей я считал шаги. Чтобы чем-то занять свои мысли. Я насчитал 276 шагов, а потом, на углу, парень в черной кожаной куртке просвистел мимо меня со словами:
- Проснись, придурок. Пешеходам зеленый.
Все происходит само собой. Непроизвольно, как зевок. Я смотрю парню в спину, и баюльная песня звучит у меня в голове.
Он идет впереди, переходит улицу. Заносит ногу, чтобы ступить на тротуар на той стороне, но нога ударяется о поребрик, и он плашмя падает на асфальт. Ударяется головой. Звук такой, как будто на пол упало яйцо только очень большое яйцо с мозгами и кровью внутри. Его руки безвольно лежат вдоль тела. Носки его черных ботинок свешиваются с края тротуара и нависают над водостоком.
Я переступаю через него и считаю - 277. Считаю - 278, считаю - 279...
За квартал до редакции улица перекрыта барьером для скачек. Офицер в темно-синей форме трясет головой:
- Вам надо вернуться и перейти на ту сторону улицы. Эта сторона закрыта. - Он говорит: - Там фильм снимают. Прохода нет.
Все происходит само собой. Непроизвольно, как судорога в ноге. Я смотрю на его полицейский значок, и баюльная песня звучит у меня в голове.
Глаза у него закатились - видны только белки. Рука тянется к груди, колени подгибаются. Падая, он ударяется подбородком о верхний край барьера с такой силой, что слышно, как клацнули зубы. Изо рта вылетает что-то розовое и влажное. Кончик откушенного языка.
Я считаю - 345, считаю - 346, считаю - 347. Перелезаю через барьер и иду дальше.
Мне заступает дорогу женщина с портативной рацией в руке. Она вытягивает свободную руку, чтобы меня остановить. Но не успевает схватить меня за руку. Рот скрылся, глаза закатились. Изо рта потекла тонкая струйка слюны. Она падает на тротуар. В ее рации звучит голос:
- Джин? Джин, ты где? Ты нам нужна.
Последняя строчка баюльной песни замирает у меня в голове.
Я считаю - 359, считаю - 360, считаю - 361. Я иду дальше, а люди бегут мне навстречу и проносятся мимо. Женщина с экспонометром на шее говорит:
- Кто-нибудь вызвал 'скорую'?
Люди в живописных лохмотьях, в густом гриме, с бутылками питьевой воды в руках сгрудились у магазинных тележек, набитых всяким мусором, под яркими прожекторами. Они тянут шеи - посмотреть, что случилось. Вдоль тротуара стоят трейлеры и фургоны. В воздухе пахнет дизельными моторами. Вся улица заставлена бумажными стаканчиками из-под кофе.
Я считаю - 378, считаю - 379, считаю - 380. Перелезаю через барьер на той стороне и иду дальше. 412 шагов до редакции. Поднимаюсь на лифте. Лифт, как всегда, переполнен. Он останавливается на пятом, и в кабину пытается втиснуться еще один человек.
Все происходит само собой. Непроизвольно, как это бывает, когда тебя вдруг бросает в жар. Я стою, прижатый к дальней стене кабины, и баюльная песня звучит у меня в голове так настойчиво, что мои губы шевелятся, беззвучно артикулируя слова.
Мужчина обводит взглядом кабину и отступает назад. Как будто в замедленной съемке. Мы не успеваем увидеть, как он падает на пол - двери лифта закрываются, и мы едем вверх.
В редакции все на месте. Нет только Хендерсона. Олифант подходит, когда я собираюсь звонить. Напоминает мне про статью о Дункане. Чтобы я сказал про него что-то хорошее. Он сует мне под нос объявление. Про Французский салон красоты и рубцы на лице. Он ненавязчиво интересуется, где моя очередная статья из серии про смерть в колыбельке.
Держа телефонную трубку в руке, я считаю - 435, считаю - 436, считаю 437...
Олифанту я говорю: не зли меня.
Женский голос на том конце линии говорит:
- Элен Бойль. Продажа недвижимости. Чем могу вам помочь?
А Олифант говорит:
- А ты не пробовал досчитать до десяти?
Подробности об Олифанте: он очень толстый, и у него вечно потеют ладони. На гранках, которые он мне сует под нос, смазанные отпечатки. Пароль у него на компьютере - 'пароль'.
И я говорю: до десяти я давно уже досчитал. Женщина на том конце линии говорит:
- Алло?
Прикрыв рукой трубку, я говорю Олифанту, что в городе эпидемия гриппа. Может быть, Хендерсон заболел. Сейчас я иду домой, но клятвенно обещаю, что пришлю статью после обеда.
Олифант произносит одними губами: четыре часа - крайний срок. - и стучит пальцем по циферблату своих часов.
Я спрашиваю у женщины на том конце линии, на месте ли Элен Гувер Бойль. Я говорю, что меня зовут Стрейтор и мне нужно срочно с ней поговорить.
Я считаю - 489, считаю - 490, считаю - 491...
Женщина на том конце линии говорит:
- А она знает, о чем пойдет речь?
Да, говорю, она знает, но сделает вид, что не знает.
Я говорю, она должна меня остановить, пока я не убил кого-нибудь еще.
И Олифант пятится от меня, и отводит взгляд лишь через пару шагов, и убегает в редакцию спецрепортажей. Я считаю - 542, считаю - 543...
По пути в риэлторскую контору я прошу таксиста остановиться у моего дома и пару минут подождать.
Я поднимаюсь к себе. Мокрое пятно на потолке расползлось еще больше. Размером с автомобильную покрышку, только с ножками и ручками.
Я возвращаюсь в такси, пытаюсь пристегнуться, но ремень слишком короткий. Он больно врезается мне в живот, и я вспоминаю, как Элен Гувер Бойль говорит:
'Средних лет. Рост пять футов и десять дюймов, вес... фунтов стосемьдесят. Белый. Шатен, зеленые'. Я вспоминаю, как она мне подмигивает из-под взбитого облака розовых волос.
Я называю таксисту адрес риэлторской конторы и говорю, что он может гнать хоть со скоростью реактивного самолета, главное, чтобы он меня не раздражал.
Подробности о такси: там воняет. Сиденья - черные и липкие. В общем, такси как такси.
Я говорю, что я жутко злой и раздражительный.
Таксист глядит на меня в зеркало заднего вида и говорит:
- Может, вам стоит пойти на курсы 'Как контролировать раздражительность'.
И я считаю - 578, считаю - 579, считаю - 580...
Глава четырнадцатая
Согласно 'Архитектурному дайджесту', жить надо в большом особняке с частным садом и примыкающей коневодческой фермой. Согласно 'Городу и деревне', отдыхать надо на побережье. Согласно 'Туризму и отдыху', лучший способ расслабиться - пройтись на собственной яхте вдоль солнечных берегов Средиземноморья.
В приемной риэлторской конторы Элен Гувер Бойль это проходит за экстренное сообщение. Сенсационные новости.
Экземпляры всех этих пафосных изданий лежат на низком кофейном столике. Диван с выгнутой спинкой 'Честерфилд' обтянут розовым шелком в полоску. Рядом с диваном - еще один столик на 'львиных' ножках со стеклянными шарами в когтях. Я смотрю на все это и думаю: сколько мебели попало сюда в 'ободранном' виде - без металлических ручек и фурнитуры. Проданную за бесценок, ее привезли сюда, где Элен Гувер Бойль собрала ее снова.
Совсем молодая женщина, вдвое младше меня, сидит за резным столом в стиле Людовика XIV, вперив взгляд в электронные часы с радио. На табличке, что стоит у нее на столе, написано: Мона Саббат. Рядом с часами радиосканер, пеленгующий полицейскую частоту, трещит статическими помехами.
