Я говорю, то, что делает Устрица, называется шантаж и клевета. Уголовно наказуемое преступление.
Уже почти полночь. Я понятия не имею, где Элен с Устрицей. Не знаю и знать не хочу.
- Он не говорит, что он адвокат, - говорит Мона. - Он не говорит, что занимается коллективными исками Он просто дает объявление. А бланки заполняют другие. Устрица говорит, что он просто сеет зерна сомнения в их умах.
Она говорит:
- Устрица говорит, что это только справедливо - ведь любая реклама обещает сделать тебя счастливым.
Сейчас, когда Мона стоит передо мной на коленях, мне хорошо видна ее татуировка - три черные звездочки над ключицей. За плотной завесой из цепочек с кулонами и амулетами все равно видно, что лифчика на ней нет, и я считаю - раз, я считаю - два, я считаю - три.
Мона говорит:
- Другие члены ковена тоже этим занимаются, но придумал все Устрица. Он говорит, что смысл в том, чтобы разбить иллюзию безопасности и комфорта.
Она протыкает иголкой желтый волдырь, и что-то падает на полотенце. Маленький коричневый кусочек пластмассы, покрытый вонючим гноем и кровью. Мона переворачивает его иголкой, и желтый гной стекает на полотенце. Она подцепляет кусочек пинцетом и говорит:
- А это еще что за хрень?
Это шпиль колокольни.
Я говорю, что не знаю.
Рот у Моны слегка приоткрыт, язык высунут. Она тяжело сглатывает, словно поперхнувшись. Машет рукой перед носом и быстро моргает. Желтая слизь воняет кошмарно. Мона вытирает иголку о полотенце. Одной рукой держит меня за большой палец ноги, а второй протыкает очередной волдырь. Желтый гной течет на полотенце. Туда же падает половинка фабричной трубы.
Мона подцепляет ее пинцетом и вытирает о полотенце. Подносит поближе к глазам, морщится и говорит:
- Не хочешь мне рассказать, что происходит?
Она протыкает очередной волдырь, и наружу - в гное и крови вываливается купол-луковица от мечети. Пинцетом Мона вынимает у меня из ноги крошечную обеденную тарелку. Тарелка расписана по ободку красными розами.
Снаружи доносится пожарная сирена.
Очередной волдырь - и на полотенце падает фронтон здания банка эпохи какого-то из Георгов.
Из следующего волдыря извлекается часть университетской крыши.
Я весь в поту. Глубоко дышу. Сжимаю влажные простыни и скриплю зубами. Я смотрю в потолок и говорю, что модели трагически погибают. Кто-то их убивает.
Доставая кусок пластмассовой арматуры, Мона говорит:
- Топчет их ногами?
Я уточняю: Фоотомодели. Манекенщицы.
Иголка вонзается мне в стопу. Выуживает телевизионную антенну. Пинцет подцепляет горгулью. Потом - крошечную черепицу, ставни, шиферную плиту, кусок водосточной трубы.
Мона приподнимает за край вонючее полотенце и складывает его вдвое, чистой стороной вверх. Льет мне на ногу еще спирту.
Снаружи ревет еще одна пожарная сирена. По шторам проходит отсвет от красной и синей мигалки.
А я не могу вздохнуть - так болит нога.
Нам нужно, говорю я. Мне нужно... нам нужно...
Нам нужно вернуться домой, говорю на одном дыхании. Если все так, как я думаю, то мне надо остановить человека, который использует баюльную песню.
Мона вынимает пинцетом синий пластмассовый ставень и кладет его на полотенце. Потом - кусок занавески из спальни и желтую занавеску из детской. Потом - фрагмент частокола. Она опять поливает мне ногу спиртом, и на этот раз он стекает на полотенце чистым, без крови и гноя. Мона зажимает пальцами нос.
Снаружи снова - сирены пожарных, и Мона говорит:
- Ты не против, если я включу телевизор? Интересно же, что происходи г.
Я смотрю в потолок, стиснув зубы, и говорю: нельзя... нельзя...
Сейчас, когда мы одни, я говорю Моне, что нельзя доверять Элен. Она хочет добыть гримуар, чтобы получить власть над миром. Я говорю, что единственный способ излечить человека, наделенного властью, - это не дать ему еще больше власти. Нельзя допустить, чтобы Элен заполучила оригинальную Книгу Теней.
Очень медленно - так медленно, что я почти не улавливаю движения Мона извлекает рифленую ионическую колонну из окровавленной дырки у меня под большим пальцем. Медленно, как часовая стрелка на циферблате. Я не помню, откуда эта колонна: из музея, из церкви или из здания колледжа. Все эти сломанные дома и раскуроченные учреждения...
Она скорее археолог, нежели хирург.
Мона говорит:
- Забавно.
Она кладет колонну на полотенце, рядом с другими деталями. Опять наклоняется над моей ногой, хмурится и говорит:
- Элен то же самое про тебя говорит. Что тебе нельзя доверять. Она говорит, что ты хочешь его уничтожить, гримуар.
Его необходимо уничтожить. Никто не сможет управиться с такой силой.
По телевизору передают репортаж с пожара. Трехэтажное кирпичное здание - все в огне. Пожарные тянут шланги, из шлангов хлещет вода - пенистая и белая. В кадре появляется молодой человек с микрофоном, а у него за спиной - Элен с Устрицей наблюдают за пожаром, стоя щека к щеке. В руке у Устрицы - пластиковый пакет с покупками. Элен держит его за другую руку.
Мона приподнимает бутылку со спиртом и смотрит на свет, сколько еще осталось. Она говорит:
- Кем мне по-настоящему хочется стать, так это эмпатом, чтобы лечить людей, просто к ним прикасаясь. - Она читает надпись на этикетке и говорит: - Элен говорит, что мы можем превратить землю в рай.
Я полулежу на кровати, опираясь на локти, и говорю, что Элен убивает люден за бриллиантовые диадемы. Вот такой из нее спаситель.
Мона вытирает о полотенце пинцет и иголку, на белой ткани остаются красные с желтым подтеки. Она нюхает горлышко бутылки со спиртом и говорит:
- Элен считает, что эта книга тебе интересна только на предмет выдать статью для газеты. Она говорит, что когда все заклинания будут уничтожены в том числе и баюльные, - ты потом будешь ходить и гордиться собой, какой ты, типа, герой.
Я говорю, что в мире и так хватает оружия массового уничтожения. Ядерное оружие. Химическое оружие. Я говорю, что далеко не все люди, которые владеют магией, собираются сделать мир лучше.
Я говорю Моне, что если вдруг до такого дойдет, мне будет нужна ее помощь.
Я говорю, что может так получиться, что нам придется убить Элен.
И Мона качает головой над безнадежно испорченным гостиничным полотенцем. Она говорит:
- Стало быть, твой ответ на убийства - еще больше убийств?
Только Элен, говорю я. И еще, может быть, Нэша - если моя догадка насчет странных смертей манекенщиц верна. Когда мы их убьем, мы снова вернемся к нормальной жизни.
На экране молодой человек с микрофоном говорит, что три пожарные машины почти перекрыли движение в центре. Он говорит, что все силы брошены на тушение пожара. Он говорит, что это был любимый магазин всех горожан.
- Устрице, - говорит Мона, - не нравятся твои понятия о нормальном.
Любимый магазин всех горожан - букинистический 'Книжный амбар'. Элен и Устрицы уже нет на экране.
