Я говорю Элен: ты уверена, что хочешь так поступить с Моной? Это заклинание сломало жизни нам обоим. И потом, говорю я, что знает Мона, узнает и Устрица.
Элен надевает белые перчатки. Застегивает пуговички на манжетах, протягивает руку и говорит Моне:
- Отдай мне книгу.
- Но я могу ее расшифровать, - говорит Мона.
Элен трясет рукой и говорит:
- Нет, так будет лучше. Мистер Стрейтор прав. Для тебя все изменится, все.
Ночь искрится цветными огнями и дрожит криками. И Мона говорит:
- Нет, - и прижимает книгу к груди.
- Видишь, - говорит Элен, - оно уже началось. Когда есть хоть какая-то власть, даже возможность власти, тебе сразу хочется большего.
Я говорю Моне, чтобы она отдала книгу Элен. Мона поворачивается к нам спиной и говорит:
- Это я ее нашла. Я - единственная, кто может ее прочитать. - Она оборачивается, смотрит на меня через плечо и говорит: - А ты... ты хочешь ее уничтожить, чтобы состряпать статью для своей газеты. Хочешь, чтобы все разрешилось, чтобы можно было об этом писать.
И Элен говорит:
- Мона, котик, не надо.
Мона оборачивается через другое плечо, смотрит на Элен и говорит:
- А тебе хочется власти над миром. Чтобы править единолично. Для тебя главное - власть и деньги. - Она обнимает книгу обеими руками, выставив плечи вперед, кажется, что она обнимает ее всем телом. Она смотрит на книгу и говорит: - Я - единственная, кто понимает, кто ценит ее за то, что она собой представляет.
Я говорю ей: послушай, Элен.
- Это Книга Теней, - говорит Мона, - настоящая Книга Теней. Она должна быть у настоящей ведьмы. Дайте мне перевести ее. Я вам все расскажу, что удастся понять. Обещаю.
Я складываю страничку с баюльной песней и убираю ее в задний карман. Делаю шаг в направлении Моны. Смотрю на Элен, и она кивает.
По-прежнему спиной к нам, Мона говорит:
- Я верну Патрика. - Она говорит: - Я верну всех малышей.
Я хватаю ее сзади за талию и приподнимаю над землей. Мона визжит, колотит меня каблуками по голеням и все извивается, пытаясь вырваться, но книгу она держит крепко, и я пропускаю руки у нее под мышками и вцепляюсь в книгу, в мертвую человеческую кожу. Прикасаюсь к мертвому соску. К соскам Моны. Мона орет благим матом и впивается ногтями мне в руки, мягкая кожа у меня под руками. Она впивается ногтями мне в руки, и я хватаю ее за запястья и резко дергаю ее руки вверх. Книга падает, Мона, брыкаясь, случайно отпинывает ее ногой, и никто этого не замечает - на темной стоянке, под аккомпанемент воплей из луна-парка.
Это - жизнь, которая есть у меня. Это - дочка, которую я знал, что когда-нибудь потеряю. Она меня бросит ради бойфренда. Ради дурных пристрастий. Ради наркотиков. Почему-то все всегда происходит именно так.
Борьба за власть. Не важно, каким замечательным и прогрессивным отцом ты себя почитаешь, все равно все когда-нибудь кончится именно так.
Убить тех, кого любишь, это не самое страшное. Есть вещи страшнее.
Книга падает на гравий, подняв облако пыли.
Я кричу Элен, чтобы она взяла книгу.
Мона все-таки вырывается, и мы с Элен отступаем. Элен держит книгу, я оглядываюсь по сторонам, нет ли кого поблизости.
Сжимая кулаки, Мона бросается следом за нами, ее красные с черным волосы падают ей на лицо. Серебряные цепочки и амулеты запутались в волосах. Оранжевое платье все перекручено, ворот с одной стороны разодран, так что видно голое плечо. Когда она брыкалась, у нее слетели босоножки, так что теперь она босиком. Ее глаза за темными скрученными волосами. В ее глазах отражаются цветные огни луна-парка, крики отдыхающих вдалеке могли бы быть эхом ее собственных криков, которые звучат и звучат - навсегда.
Вид у нее свирепый. Свирепая ведьма. Колдунья. Злая и разъяренная. Она больше не моя дочь. Теперь она - кто-то, кого мне никогда не понять. Чужая.
Она цедит сквозь зубы:
- Я бы могла вас убить. Вас обоих.
Я провожу рукой по волосам. Поправляю галстук и заправляю выбившуюся рубашку в штаны. Я считаю - раз, я считаю - два, я считаю - три, и говорю ей: нет, но мы можем убить тебя. Я говорю, что она должна извиниться перед миссис Бойль.
Это то, что теперь называется суровой любовью.
Элен стоит, держа книгу в руках в перчатках, и смотрит на Мону.
Мона молчит.
Дым от дизельных генераторов, крики, рок-музыка и цветные огни делают все, чтобы разбить тишину. Звезды в ночном небе молчат.
Элен оборачивается ко мне и говорит:
- Со мной все в Порядке. Пойдем. - Она достает ключи от машины и отдает их мне. Мы с Элен отворачиваемся от Моны и идем к машине. Но когда я оглядываюсь, я вижу, что Мона смеется, прикрывая лицо руками.
Она смеется.
Она видит, что я на нее смотрю, и перестает смеяться. Но она все равно улыбается.
И я говорю ей: чего ты дыбишься? С чего бы ей лыбиться, черт побери?
Глава тридцать пятая
Я за рулем. Мона сидит сзади, сложив руки на груди. Элен сидит рядом со мной на переднем сиденье, держит на коленях открытый гримуар и периодически подносит его к окну, чтобы рассмотреть страницы на свет. На переднем сиденье между нами трезвонит ее мобильный.
У нее дома, говорит Элен, еще сохранилась вся справочная литература из поместья Бэзила Франки. В том числе словари греческого, латинского и санскрита. Книги по древней клинообразной письменности. По всем мертвым языкам. Это может помочь в переводе гримуара. Используя баюльное заклинание как ключ от шифра, как Розеттский камень, она, может быть, и сумеет перевести все.
Ее мобильный так и звонит.
В зеркале заднего вида Мона ковыряет в носу и скатывает козявку в плотный темный шарик. Она медленно поднимает глаза и упирается взглядом в затылок Элен.
Мобильный Элен так и звонит.
Мона щелчком отправляет козявку в розовые волосы Элен.
Мобильный так и звонит. Не отрывая глаз от гримуа-ра, Элен подталкивает телефон ко мне. Она говорит:
- Скажи им, что я занята.
Это могут звонить из Государственного департамента США, с новым заданием. Это могут звонить от любого другого правительства, по делу 'плаща и кинжала'. Нужно срочно нейтрализовать какого-нибудь наркобарона. Или отправить на бессрочную пенсию какого-нибудь мафиози.
Мона открывает свою Зеркальную книгу, свой ведьминский дневник, и что-то там пишет цветными фломастерами.
На том конце линии - женский голос.
Это твоя клиентка, говорю я, прижав трубку к груди. Она говорит, что вчера ночью у них по лестнице катилась отрубленная голова.
Не отрываясь от гримуара, Элен говорит:
- Это особняк в голландском колониальном стиле. Пять спален. На Финей-драйв. - Она говорит: - Она докатилась до самого низа или исчезла еще на лестнице, голова?
Я спрашиваю у женщины в телефоне.
