И мы пошли, беглым шагом. Пошли по еще горячим следам пиратов или кто они там были, гремя копьями, щитами и прочей амуницией. Мы почти бежали по тропе, ведущей из горной, лесистой части острова вниз, к океану, где, ни о чем не подозревая, красовался, как на картинке, нарядный парусник. Может, это была та самая бригантина - 'Надоело говорить и спорить, и любить усталые глаза, в флибустьерском дальнем синем море...'. Все может быть. Бежать вниз было нетрудно, но все-таки я попросил гвардейцев сделать еще один привал, они-то молодые, а я уже не мальчик. Опять расположились на полянке.
Но только-только расположились, как тут опять подбегает ко мне Томпсон с донесением - сэр, сэр! - и протягивает что-то на ладони. Я отдернул руку пошел вон, зараза! - но напрасно: на этот раз Томпсон протягивал мне на ладони большую круглую монету. Это уже было интересней! Я машинально потер монету чистым концом набедренной повязки, попробовал на зуб. Потом поднес к глазам. Я когда-то собирал старые монеты.
Это была английская золотая гинея 1663 года!
- Где ты ее взял? - говорю Томпсону, стараясь сохранять спокойствие.
Томпсон показал пальцем в направлении тропы.
- Там! Там, сэр. Там еще есть! Много - ван, ту, фри... Следуйте за мной, сэр!
И Томпсон помчался по тропе, сбегавшей вниз. Я поспешил за ним.
- Вот, сэр, смотрите! - Томпсон, как собака, опустился на четвереньки.
Я тоже нагнулся и увидел на траве, сильно примятой только что прошедшей здесь группой людей, еще несколько монет, очевидно, их обронили. Все монеты были золотые: две гинеи, испанский дублон, турецкая монета с дыркой, чтобы носить на шее. Так что определить точно, к какой нации и какому государству принадлежат пираты, было невозможно. Это во-первых. А во-вторых, все монеты были старой чеканки, не было ни одной позже 1678 года. Как же так - ни одной монеты с американским президентом или британ-ской королевой? Неужели я все-таки ошибся, и Минька прав - это семнадцатый век, а никакой не двадцать первый. Мне стало грустно... Очевидно, в кармане у одного из подгулявших разбойников была дыра. Но с другой стороны, думаю, кучеряво живете, господа, если у вас на карманные расходы такие деньги. А ну, ну...
Мы ускорили погоню. И, двигаясь по тропе в сторону парусника, нашли в общей сложности еще двенадцать золотых монет, две серебряные и еще один презерватив. Я ничего не понимал: с одной стороны, вроде разбойники, сорившие на каждом шагу награбленным золотом и серебром, с другой, думаю, - культурные же люди...
И так вот, где бегом, где шагом, подбирая на ходу золотые монеты разного достоинства и разной национальной принадлежности, мы незаметно оказались на самом берегу океана. Томпсон, рыскавший по кустам вдоль тропы, нашел еще и золотой браслет, довольно массивный. Он долго соображал, на что его надеть... Потом надел на руку. Браслет, конечно, потеряла дама, и это говорило о том, что все шестеро в хорошем подпитии и мы можем их взять голыми руками. Никакого кровопролития.
Наконец мы выскочили из густых зарослей рододендрона - дальше уже был пляж.
Двухмачтовый парусник - на одной мачте прямые паруса, на другой косые беспечно покачивался на волнах, уже готовый к отплытию. Гремела якорная цепь, с якоря капала вода. У меня упало сердце... Не успели! Но тут я увидел, что с парусника опускают на воду шлюпку. Матросы покрикивали друг на друга. 'Майна-вира! Вира-майна! Вира помалу! Помалу, говорят! Что ты делаешь, идиот! Глаза протри!' - кричали друг на друга пираты, опуская шлюпку на тросах. Но, видно, на шкиве лебедки трос немного заедало, и шлюпка спускалась вдоль борта судорожными рывками, грозя перевернуться. Это бывает, когда шлюпку редко спускают на воду и механизмы поржавели. Сидевшие в шлюпке гребцы отчаянно матерились.
И наконец я смог прочитать название судна - 'Жанетта' было написано красивыми буквами в носовой части парусника. Но это были не французы. Это были англичане: на самой верхушке фок-мачты трепетал на легком ветру британский флаг, который я - издалека - сначала принял за пиратский. И ругались пираты, естественно, тоже по-английски.
А шесть человек, за которыми мы гнались, - среди них была женщина, в очках и в шортах, с видом интеллигентно изможденным, ключицы выпирали, - столпившись в кучу, стояли на самом берегу и никакие не пьяные. Так, навеселе. Кроссовки они сняли, слабый прибой лизал их босые ноги. Они поджидали шлюпку, чтобы перевезти на ней на свой корабль большой сундук, судя по всему, очень старинный: медные заклепки по бокам и на крышке сундука сильно потемнели от долгого пребывания в земле. Мужчины были в шортах, с голыми ляжками, в майках с короткими рукавами, но без оружия. Двое из них курили сигареты с фильтром. Незнакомцы увидели нас - с копьями, в полной боевой раскраске, - и от изумления раскрыли рты. Ага, думаю, на это я и рассчитывал.
Мои туземцы издали воинственный вопль, завыли страшными голосами. Те, у кого были луки, взяли пиратов на прицел. Но я дал знак - отставить, ребята, это не бандиты. Это такие же англичане, как и вы, просто им исторически повезло больше: ходят в шортах, ездят на иномарках и курят 'Мальборо'. А пьют виски, крепкий алкогольный напиток темно-соломенного цвета - 'Джонни Уокер', 'Белая лошадь', - джин 'Бифитер', ром, шерри-бренди, в Англии есть что выпить.
Туземцы неохотно сдали назад, бросая на меня непонимающие взгляды: в чем дело, сэр? Мы этих гадов возьмем голыми руками, чтобы не захламляли! Но все-таки построились слева от меня в одну шеренгу.
А я вышел вперед, потому что я тут самый главный. А самый главный, что бы там ни говорили, всегда самый умный - он один из всех желающих, в данный исторический момент, сумел пробиться на самый верх. Вот если бы не пробился, а только зря потратил деньги на избирательную кампанию, тогда другое дело дурак набитый... Лучше бы те деньги с компанией пропить. А критиковать меня можно сколько угодно. Я уже понимал: передо мной, затравленно озираясь, стояли приличные люди, среди них дама, а я один из всей гопкомпании был в набедренной повязке. Нехорошо получилось. Но я сейчас все им объясню, все по порядку. Скажу: я вижу, господа, вы несколько удивлены нашим необычным видом. Да, мы туземцы. А я вождь туземцев, так получилось. Но я не людоед. Я не сделаю вам ничего плохого, англичане, вам крупно повезло: я англичан люблю. За что - и сам не знаю, англичане высокомерны. Но, возможно, за то, что они написали 'Робинзона Крузо', 'Путешествия Гулливера', 'Айвенго', 'Остров сокровищ'. Может, они и еще что- то написали - не читал. Когда я ходил в школу, моя мама заведовала детской библиотекой. Что приносила, то и читал. А потом читал в основном газеты и смотрел телевизор: умному человеку достаточно, чтобы разбираться в политике и экономике. А остальную жизнь тоже лучше изучать не по книгам, а в натуре. Что книги - мы и так помним много лишнего. Наша память как сарай забита всякими давно ненужными вещами. И приходит такая пора в жизни, англичане, когда, чтобы спокойно спать, а не смотреть ночью в потолок, надо начинать планомерно забывать прошлое, выжигать - как ковровым бомбометанием. Это лучше, чем кричать: все было не так, как должно быть у людей! Ни одной правительственной награды, хотя заслуги были! Не пускали за границей в публичный дом... Никуда не пускали! Или наоборот: ходил весь в орденах, почет, все было прекрасно, а теперь не так, в почете деньги, а не ордена. Стенать, в общем-то догадываясь, что - независимо от обстоятельств - оказался мудаком... Себе дороже. Лучше - забывать. Помнить только детство, где не было идеологических ошибок и все было впереди. Чем меньше помнишь, тем лучше спишь.
Я понимаю, моя доктрина не универсальна, многие, наоборот, предпочитают жить прошлым, если оно у них безупречно. К сожалению, я о себе этого не могу сказать. Моя мама, одинокая интеллигентная женщина, прижила меня от кого-то, по всей видимости, злоупотреблявшего спиртным; она хотела, чтобы я, когда вырасту, стал каким-нибудь врачом, зубным или невропатологом, или учителем истории. Но я ее не послушался, как не послушался своих благоразумных родителей Робинзон Крузо. Врачам и учителям мало платят, а историков я вообще не люблю: они только искажают историю в пользу того или иного исторического лица. Одни говорят одно, другие - другое, можно запутаться. Пошел в морские летчики, хотел посмотреть мир. Все это и стало причиной тех злоключений, которые выпали на мою долю. Двадцать лет назад, пролетая над этим островом и переживая острейшую семейную драму, я потерпел катастрофу и теперь очень хочу вернуться домой. Возьмите меня и моего земляка Миньку-разведчика, который тоже потерпел, к себе на борт, у нас нет денег, и помогите добраться до берегов отчизны. Отца у меня никогда не было, а отчизна есть, но если в отчизну долго не возвращаться, там могут подумать, что у тебя начисто отшибло память или ты откинул копыта. Зачем мне это нужно.
Но ничего этого я англичанам не сказал - зачем рассказывать незнакомым людям про свои болячки. И