пояснил Мафей. - А если просто тянуть, что попало, то что попало и попадается. Вот мне, к примеру, чаще всего люди попадаются. Ольгу, например, я достал.
- Это та переселенка, которая с драконом воевала? - вспомнил Кондратий. - А правда, что у них с Шелларом был бурный роман и...
- Кондратий, не повторяй всякую чушь, - поморщился Мафей. - Особенно за теткой Лисаветой. Ничего у них не было. Ты что, приехал сплетни собирать?
- Приехал я не за этим, просто к слову пришлось. Интересно же знать, сколько люди приврали. А куда пойдем?
- Куда ты хочешь? Хочешь, к тебе пойдем? Я еще помню ориентиры маминой старой комнаты в вашем дворце...
- Давай лучше куда-нибудь на природу, - попросил Кондратий. - Не люблю я в четырех стенах сидеть.
- Хорошо, - согласился Мафей. Спустя несколько секунд растерянный Кондратий оглядывался по сторонам, пытаясь узнать местность.
- Не узнаешь? - усмехнулся Мафей, усаживаясь на покосившуюся ограду. Это задворки вашей загородной резиденции. Помнишь, как ты меня с этой самой ограды когда-то толкнул прямо в лужу?
- Помнишь ведь, - покачал головой Кондратий и тоже присел, но не на ограду, а прямо в траву. - А я уже и забыл. Однако мне очень приятно, что ты снова мостишься на ту же ограду. Значит, не думаешь, что я опять буду толкаться.
Мафею стало смешно.
- Толкайся, сколько влезет, я больше не упаду. Я летать умею.
- Летать? - потрясенно переспросил Кондратий. - Честно? Ты умеешь летать?
Мафей коротко кивнул, хотя ему до смерти хотелось взлететь прямо тут же и развеять все сомнения. После возвращения из Лабиринта ему все время хотелось колдовать хоть что-нибудь, просто чтобы ощутить присутствие Силы и лишний раз убедиться, что она никуда не делась. А это начинало смахивать на манию, значит с этим желанием следовало бороться. Кондратий, видимо, хотел попросить его полетать, но тоже решил бороться с мелкими слабостями. Он неуверенно оглядел ограду и поинтересовался:
- А тебе там удобно?
- Удобно, - улыбнулся Мафей. - Хоулиан сказал, что эльфы природой приспособлены для жизни на деревьях, отсюда у нас стремление залезть на что-нибудь высокое и неустойчивое. На деревьях эльфы не живут с тех пор, как вышли из первобытного состояния, а инстинкт остался.
- Хоулиан - это кто? - уточнил Кондратий.
- Один мой знакомый эльф.
- У тебя есть знакомые эльфы? Откуда? Или твой батя нашелся?
- Да нет, я с ним случайно познакомился... Совсем по другому поводу. Ты наливай, не стесняйся. Тебе удобнее. И объясни, наконец, что такого особенного сказал дядя Пафнутий, что ты примчался, сломя голову и наплевав на гнев дедушки? Не испугался же ты за свои уши, в самом деле.
- Да нет, конечно... - Кондратий нахмурился, словно сосредоточенно что-то обдумывал, и замолк. То ли не знал, что сказать, то ли как начать. Мафей не стал его торопить. Сам пришел, сам пусть и говорит. Так в молчании они выпили, ограничившись кивком в качестве тоста, почти синхронно сжевали по конфете и закурили. Каждый свои. И только тогда дорогой родственничек, наконец, сформулировал свои мысли.
- Собственно, с чего все началось... После того происшествия с твоим приятелем я сначала не мог понять... А впрочем нет, все началось гораздо раньше... Наверное, с того, что дети по сути своей бестолковые создания и всегда стремятся подражать взрослым, даже если взрослые говорят и делают полную фигню. Нам казалось, что так и надо, что это очень весело и занятно доводить тебя до слез. Мы сами себе казались могучими храбрыми, потому что мы были сильнее и ты нас боялся. Знаешь, в животном мире есть такое понятие - 'доминирующий самец'. Вот мы такими 'доминирующими' и были, и это нам нравилось. Потом дети, разумеется, вырастают, и понимают, что к чему, если они не полные придурки и сволочи, и если это животное желание доминировать не застилает им все остальное. Обычно, если человек нормальный, такого не случается, и рано или поздно приходит понимание и... раскаяние, если хочешь. Но скорее, просто осознание того, что ты был не прав. Так вот, что я был не прав, я начал чувствовать еще на свадьбе твоей матери. Помнишь, когда Элмар со мной доходчиво побеседовал о байстрюках и их обидчивости...
- Помню, - усмехнулся Мафей. - Ты тогда, случайно, в штаны не наклал?
- До этого не дошло, хвала солнцу, но перепугался я тогда крепко. А еще меня потряс неизвестный мне ранее факт, что великий герой Элмар, оказывается, тоже незаконнорожденный. До тех пор я думал, что все они вроде тебя, плаксы и трусишки. В общем, мое устоявшееся мировоззрение начало крепко шататься, и я даже задумался, а не прав ли был батя, когда гонял нас с Василием за наши художества, и не дураки ли мы на самом деле. Оно, знаешь, с перепугу люди иногда так резко умнеют...
- Я сам тогда перепугался, - признался Мафей, вспомнив обстоятельства знакомства с братьями. - Представляешь, подводят меня к трем здоровенным дядькам и говорят, что это мои новые братья. А четвертый, чуть поменьше кузен. Я тут же и с белым светом простился. В моем детском понимании братья и кузены должны непременно дергать за уши и раздавать подзатыльники, а подзатыльник от Элмара... можешь себе представить. А чем тогда все кончилось? Не ударил же он тебя, раз ты до сих пор жив.
- А ты что, не помнишь?
- Да я просто не знаю. Я так перепугался, что убежал к маме.
- Вот уж, мамин сынок! Такой цирк пропустил! Ну, если тебе интересно, могу рассказать. Я помню. Незабываемое впечатление детства. Дальше было вообще весело. Тетка Лисавета увидела, к чему идет, и поспешила это дело пресечь. Подошла и напустилась на бедного Элмара, что, дескать, с детьми воевать все герои, что как варвара ни воспитывай, он варваром и останется, и еще что-то про его матушку, я по малолетству не вполне понял, а упомнить дословно не получилось. Герой аж позеленел, кубок золотой в кулаке смял в лепешку, стоит, рот раскрывает, не знает что сказать. Языком он не настолько силен, чтобы с теткой Лисаветой тягаться, а стукнуть нельзя - дама все же. И тут подходит твой новый кузен с этакой милой улыбочкой и что-то тетке на ушко шепчет. Я не расслышал, что именно, но тут уж тетка позеленела и рот раскрыла. А он кивает и улыбается, светски так, вежливо. Мне даже жутко стало. Потому я, наверно, и запомнил. Он улыбается, а глаза холодные, жестокие... Волкодавы так улыбаются.
- Кондратий! - укоризненно перебил его воспоминания Мафей. - Разве собаки улыбаются?
- Конечно, улыбаются! - убежденно заверил его кузен. - Я тебя как-нибудь свожу на псарню, покажу. И улыбаются, и плачут, как люди. Ты просто мало знаешь о собаках.
- Ну хорошо, а потом? - напомнил Мафей, помня, что Кондратий с детства обожал собак и говорить о них мог бесконечно долго.
- А потом тетка закрыла свой болтливый рот и извинилась перед Элмаром за каждое слово. Я был потрясен еще больше. Она же всегда славилась способностью говорить людям гадости, мило при этом улыбаясь. Просто так скандалить она тоже умеет, сам знаешь, но это любая торговка с базара умеет, а вот обгадить человека с улыбочкой, якобы сказав ему комплимент - это уже искусство, и тетку в этом никто не мог переплюнуть. А кузен твой смог. Так он и остался в моей памяти, как единственный человек, который парой слов заткнул пасть тетке Лисавете. И до сих пор мне не дает покоя, что же он ей такого сказал.
- Это как раз проще простого, - пожал плечами Мафей. - Каким-нибудь скандалом пригрозил. У него на каждого ведро компромата имеется, а тетка, я уверен, только прикидывалась такой уж порядочной. Вся ее порядочность заключалась в том, что она была замужем и детей родила в законном браке. И все. Потому она и обижала маму, всячески подчеркивая ее единственный грех, чтобы выгоднее оттенить свою якобы порядочность.
- А это ты откуда знаешь?
- Это мне как-то Шеллар объяснил. Давно, я еще сопляком был. Я как-то спросил его, почему меня при дворе дедушки так обижали, и он мне это объяснил подробно и научно с точки зрения психологии. В том числе о доминирующих самцах. То бишь о вас с Василием.
- Так ты все знал?
- Знал.
- Так чего сразу не сказал?
