на нее коситься из-за всех бедствий, которым она стала причиной.
Как раз к тому времени я сам добрался до города. Там я пробавлялся разной работой в небольшой шайке головорезов вроде меня. За деньги мы брались за всякого рода дела. Нас даже наемными убийцами не назовешь слишком мы были мелкой сошкой. Поломать кому-нибудь кости в темном переулке, поджечь лавочку - примерно такими мелочами мы занимались. Совершенно случайно я узнал, что моя сестра тоже здесь, в городе. Первое, что я подумал, - пришло время отсюда убираться. Я не волновался, что меня поймают Ферианы или Хедины, потому что, конечно же, не называл себя Горгасом Лорданом; и до того, как сюда заявилась сестренка, никто здесь не знал меня в лицо. Но к тому времени я до смерти устал мотаться по свету, так что просто затаился и ждал, что будет дальше. Я охмурил одну служанку из дома Хединов, так что она поставляла мне свежие новости. Так я узнал, что, хотя сестренка и не в восторге от меня, что вполне резонно, она также не испытывает горячей любви к Бардасу, Клефасу и Зонарасу, в особенности же зла на Бардаса. Тогда я набрался храбрости и отправился ее навестить.
Думаю, она так поразилась при виде меня, что просто забыла в первый момент, как обзывала меня кровавым убийцей. А потом разум взял верх над чувствами. После долгого разговора мы заключили что-то вроде бдительного мира. В конце концов, мы являли друг для друга единственную семью, какая у нас осталась; дело в том, что между нами всегда существовала некая особая близость - с самого детства. Не скажу, что все было прощено и забыто; но у сестры имелся ребенок, который нуждался в заботе, а я просто ужасно устал от собачьей жизни и нуждался хоть в единой душе, которая не ненавидела бы меня до смерти. Так что мы договорились, что я буду заботиться о ней по мере сил, и может быть, вместе нам удастся построить мало-мальски сносное будущее.
Короче говоря, мне удалось наскрести немного денег - не спрашивайте меня, как я их заработал, - и мы уплыли на Остров. После некоторых душевных метаний сестренка оставила свое чадо Хединам; те были счастливы принять ребенка в семью, в то время как никому не нужная его мать дала обещание уехать и никогда не возвращаться. Какое-то время сестра очень тосковала, но мы оба знали, что ребенок стоял бы у нас на пути, принимая во внимание избранный нами род занятий. Это все я говорю в защиту своей сестры, потому что если она принимала решение - никакие чувства не могли стоять у нее на пути.
Так вот, мы уплыли на Остров и там занялись... смесью ростовщичества и рэкета. Дела пошли хорошо - хотя начало и было слабенькое. Что нам помогло - отдельная история. Она может вас заинтересовать, Патриарх, это как раз по вашей части, но расскажу я ее как-нибудь в другой раз. В общем, через некоторое время дела наши пошли на лад, мы начали делать хорошие деньги. Отношения тоже наладились. Мы называли это взаимным актом о ненападении перед лицом общего врага, называемого Жизнь. Потом наше, так сказать, взаимопонимание себя исчерпало, и мы решили расстаться и пойти каждый своим путем, пока сохраняем пристойные отношения, я полагаю, мы решили правильно. Когда вы чувствуете, что начинают сгущаться тучи, лучше убраться друг у друга с дороги, покуда не грянула гроза.
Мы основали на Сконе отличный банк, респектабельный и крепкий. Надо сказать, сестра в нашей семье самая мозговитая. О себе я тоже не слишком низкого мнения, но настоящих успехов в бизнесе добилась именно она. Теперь она, кажется, владеет почти всем по ту сторону залива. Конечно, это большая рыба для малого прудика, но не так уж плохо для крестьянской дочки из Месоги! И, как я ей время от времени напоминаю, всего этого она бы не добилась без моего участия. Она могла бы до сих пор сидеть на ферме Галласа, полоть грядки и выпасать коз. И хоть сестра этого не подтверждает, она уже не швыряется в меня посудой, когда я так говорю.
Алексий сидел неподвижно, как кролик перед удавом. Присутствие этого человека подавляло.
- А что стало с ребенком? - спросил он наконец. - С сыном вашей сестры, которого она бросила?
- С дочерью, вы хотите сказать. На самом деле об этом-то я и хотел поговорить с Бардасом, хотя меня не оставляет чувство, что тут я опоздал. Он тяжело вздохнул. - Странно, что вы спрашиваете, очень странно. Я думал, вы сразу догадаетесь, как только услышите фамилию...
Горло Алексия внезапно пересохло.
- Хедин?..
- Они назвали девочку Исъют, - продолжал Горгас. - Мать дала ей другое имя, но Хедины хотели, чтобы ее звали по-благородному. Ее растили вместе с младшим братом погибшего юноши. Его звали Теофил.
- Теофил Хедин. Исъют Хедин, - с трудом выговорил Алексий. Лицо его исказилось от ужаса. - О боги, эта девушка...
Горгас мрачно кивнул.
- Ирония в том, что она даже не знает о Бардасе и обо мне, обо всех нас. Она знает одно: Бардас - человек, убивший ее драгоценного дядюшку Теофила, единственного, кто о ней заботился. Правда ужасно? Мне не впервой получать такие удары от своей семьи.
- О боги, - повторил Алексий. Она - его племянница.
- К счастью, - произнес Горгас, - она осталась жива. Конечно, только благодаря везению. - Он потряс тяжелой головой. - Моя вина, что это зашло так далеко; как только мы узнали, что происходит, я немедленно примчался сюда, но о грядущем поединке мне сообщило уже объявление на двери здания суда.
Алексий не знал, что и думать. Он хотел бы знать, каким образом они узнали о происходящем, по одной причине. Он хотел упомянуть о своем сне и о том, как накатила и ушла боль в голове, груди, плечах, все эти мелочи казались теперь метками на правильном пути. Патриарх хотел спросить Горгаса, знает ли он двух жителей острова, Венарта и Ветриз. Он хотел поподробнее разузнать, что помогло неназванной по имени сестре Горгаса добиться успеха в бизнесе и почему это должно было его заинтересовать? Но ничего этого Патриарх не сделал.
- Вы сказали, что желаете передать Бардасу весточку, - выговорил он самым нейтральным голосом, на какой был способен. - Что вы хотите, чтобы я ему передал?
- Даже не знаю толком, - признался Горгас, почесывая затылок. - думаю, ему надо сказать насчет Исъют; кто она на самом деле и все такое. Конечно, это было бы уместнее сделать до того, как он срубил ей все пальцы с правой руки; а может, и нет, я не знаю. Возможно, если бы он знал, это бы стоило ему жизни. - Он подался вперед и сказал очень искренне - Я люблю брата, Патриарх. И всегда любил. Мы с ним были близкими людьми; не настолько, конечно, как с сестрой, но все же мы росли вместе, играли, будучи детьми. При таких обстоятельствах невозможно не любить человека, даже если ты в то же время его ненавидишь. Если у вас есть братья или сестры, вы поймете, о чем я. Я признаю, что виноват в большей степени, заварив всю эту кашу. Я рассказал вам все с самого начала и не питаю иллюзий относительно себя самого. Но я не злой человек, Алексий, - просто человек, который некогда совершил много зла. Может быть, я и сейчас время от времени творю зло. Но если можно что-нибудь сделать для моего брата, я хочу это сделать. В идеале я хотел бы, чтобы он уехал из города, пока можно, отправился со мной или куда угодно, куда он пожелает. Я с радостью обеспечил бы его деньгами и имуществом, что бы он ни в чем не имел нужды. Я бы даже мог попытаться примирить их с сестрой, хотя сомневаюсь, что это возможно. Что угодно; верьте, что я не желаю ему никакого зла.
Он резко встал с кресла. Алексий хотел задержать его, но не сделал для этого ничего.
- Так что же мне ему передать? - повторил он. - Конечно, при условии, что я его увижу, чего никак не могу обещать.
Горгас обвел языком губы, прежде чем ответить
- Скажите ему о девушке. Он, конечно, может не поверить. А если поверит, решит, что я сообщил ему это, только чтобы причинить ему боль. Но тут я ничего не могу поделать. - Он помолчал и продолжил: - Скажите, что я хочу примириться с ним, хотя бы по той причине, что он - мой брат и мне его не хватает. Скажите, что я люблю его, Патриарх Алексий. Думаю, это более или менее все.
Горгас быстро вышел и закрыл за собой дверь. Когда он ушел, комната как будто сразу стала очень просторной, что навеяло Алексию мысли о применении Закона и о действии, которое он может оказывать к добру или ко злу. Он долго сидел молча, думая над рассказом Горгаса и стараясь извлечь из него как можно больше связей с происходящим - с ним самим и с другими, за последнее время, когда Темрай пришел под стены. Он думал о Бардасе Лордане - как тот лежал полумертвый среди трупов своих родичей и вспоминал еще один свой сон. В этом сне Лордан с факелом в руке скакал верхом по горящему лагерю, как будто разыскивая кого-то среди тел женщин и детей; и мальчик, в котором Алексий каким-то образом узнал юного Темрая, прятался за кибиткой и смотрел на происходящее. За всем этим стояло что-то одно, очень простое
