ведомости хозяйственного управления СС. Гиринг не спрашивал у коллег из соседних отделов гестапо, каков Бёме в деле. Это было не принято. Но он слышал тем не менее, что на некоторых его приемчики действуют получше, чем все эти 'усиленные меры'. В конце концов, Гиринг ничего не терял, пригласив гипнотизера на сегодняшний допрос. Выйдет - прекрасно, не выйдет - так не выйдет. Кроме того, склонный к мистицизму рейхсфюрер СС Гиммлер не любил скептического отношения к 'тонким', по выражению осторожного Гейдриха, 'материям'.
Потомственный судейский чиновник, Гиринг не мог не знать, что черный орден СС построен по образцу иезуитского. Вся структура его управления была заимствована у отцов-иезуитов, а безраздельное единовластие рейхсфюрера лишь повторяло оправдавшее себя в веках единовластие генерала ордена. Отсюда проистекали и 'фюрер-принцип', и мистицизм, в который Гиммлер облек фигуру вождя. Ему было мало реальной власти над черной элитой и тайной полицией. Он хотел еще власти иррациональной и непостижимой, простирающейся до самых глубин человеческой души. Ему было мало вызывать в людях простой страх. Он хотел, чтобы страх этот стал беспредельным и суеверным. Поэтому высших офицеров черного корпуса время от времени наставляли в искусстве сосредоточения духа. Гиммлер хотел, чтобы важным акциям или решениям предшествовали особые ритуальные церемонии. Он не знал только, на чем ему остановиться: на тантрических церемониях тибетских лам, средневековых черных мессах или выдуманных розенберговскими теоретиками отправлениях новой официальной 'религии Вотана'. Нередко он валил все в одну кучу: валгалу, шабаш и мистический рай Сукхавати. Получался какой-то чудовищный и мрачный гротеск. Уродливый и даже неприличный. Своим приближенным он часто говорил, что является перевоплощением императора Генриха II и хорошо помнит свою прошлую жизнь.
Не столько важно, верил ли в это он сам. В создавшейся ситуации любое сомнение по части 'тонких материй' могло больно ударить по карьере. Гиринг отдавал себе в том полный отчет. Перед подчиненными он тоже порой напускал на себя загадочно-просветленный вид и начинал нести совершенную ахинею о метемпсихозе, высших силах, нездешних учителях и заклятии крови. Как правило, его мистический угар совпадал с очередным оккультным пароксизмом рейхсфюрера. Теперь вот он счел необходимым прибегнуть к помощи Бёме. Но сердце его к этому не лежало, нет. Что-то грызло, что-то беспокоило. Может быть, то, что Бёме был креатурой Ганнусена?
Высший офицер СС, Карл Гиринг знал, чем занимается секретная служба элита элит! Знал он и то, что в последнее время отношение к Ганнусену незаметно переменилось. Ходили глухие слухи, что ясновидящий где-то что-то сболтнул по поводу пожара. Что он в свое время то ли навел кое-кого на эту бесподобную идею, то ли прочел ее огненные буквы в чьей-то душе - точно не известно. Но о том, что пророк сболтнул где не надо, говорили определенно. А он любил многозначительно сболтнуть, любил. Кроме того, он слишком много знал о той неуловимой для непосвященных трещине, которая пролегла в отношениях между двумя самыми выдающимися вождями нации: Гитлером и Ремом.
От Ганнусена, одним словом, лучше было держаться подальше. Гиринг не верил ни в ясновидение, ни в прочую чертовщину, но обладал сверхъестественным чутьем к настроениям там, наверху. Поэтому он провидел в Ганнусене скорого покойника. Как Вёль. Как обер-брандмейстер Гемп. Как доктор Белл.
Но гипнотизера Бёме он все же пригласил. Когда тот вошел, сгорбившись и по-собачьи часто принюхиваясь, Гиринг вдруг вспомнил, что был еще такой средневековый мистик Якоб Бёме.
Гипнотизер без лишних слов принялся за дело и наклонился над пациентом. Про себя он отметил, что эсэсовцы явно перестарались. Боль плохой помощник.
Тельмана кое-как усадили в кресле. Мокрыми полотенцами отмыли с лица кровь. Он не знал, кто этот сгорбленный низколобый субъект, сонно уставившийся на него черными, как арбузные семечки, глазами. Решил, что очередной мучитель.
Чтобы привлечь внимание Тельмана, Бёме щелкнул пальцами. Тельман поднял отяжелевшие веки.
- Очень хорошо! - утробным голосом сказал гипнотизер и шумно втянул ноздрями воздух. - Превосходно! - он надулся, и лицо его налилось кровью, хотя нос и поросшие жесткими черными волосками уши остались мертвенно-бледными. - Расслабьтесь, - он с хриплым бульканьем выдохнул.
Еще не понимая, чего хочет от него этот новый палач, Тельман ощутил безотчетную острую гадливость.
- А теперь вы заснете, - Бёме нацелился на Тельмана растопыренными пальцами. - Вам нужен отдых. Все ваши испытания позади, боль постепенно стихает, стихает, ваши руки тяжелеют, глаза слипаются, вам хочется спать, спать, вы засыпаете...
По знаку Бёме на окнах опустили тяжелые шторы. Гиринг зажег настольную лампу.
- Вы спите? - тихо спросил Бёме.
Тельман не отвечал. Глаза его были закрыты. Ему и вправду хотелось спать.
- Спит, - удовлетворенно пояснил Бёме. - Сейчас мы установим контакт. К вам подходит женщина, - он опять заговорил утробным голосом. - Это ваша жена. Она смеется, протягивает вам навстречу руки, она счастлива!.. Поздоровайтесь с ней!
Тельман не шевельнулся.
- Как, вы не узнаете ее? Видите, как весело вьется на весеннем ветру ее газовый шарф? Вы стоите с ней на зеленом лугу. Трава искрится росой, повсюду разбросаны золотистые одуванчики. Пахнет зацветающими деревьями. Оглушительно щебечут птицы. Загляните в глаза своей жене. Видите, как она счастлива? Видите ослепительные солнечные точки в ее глазах? - Бёме вынул из кармана палочку с блестящим шариком на конце и, не оборачиваясь, процедил сквозь зубы: - Дайте свет.
Гиринг направил лампу на Тельмана. Гипнотизер поднял палочку и поймал шариком свет.
Перед Тельманом заплясала колючая, нестерпимо сияющая звезда. Он увидел черное зеркало ночного залива, изломанные отражения топовых огней. Увидел, как пляшет в бегущей от форштевня волне зеленая немыслимая звезда. Лоцманы ведут океанские пароходы от самого Куксгафена в гамбургский порт, и звезды качаются под ними: то сближаются, то расходятся. Но нет, это не звезды. Это сонные слепящие блики на Эльбе. Бланкенезе - веселые дачки среди дубов и сосен. Лодки. Плеск воды. Смех.
- Много воды? - хрипло спросил Бёме, словно и он вдруг увидел что-то за светлой границей расплывшегося на черной стене лампового круга. - Да, много воды... Ваша жена не одна. С ней девочка. Ее зовут Ирма. Это ваша дочь?
И Тельман увидел Ирму, увидел неожиданно близко. Была она в синем купальном костюмчике, вся мокрая, в искристых каплях, а за ней млела расплавленная в горниле полдня Эльба.
'Вот что это такое!' - он сразу все понял и напрягся, заледенел весь. Но все посасывал машинально скользкие кровоточащие ямки в деснах.
- Это ваша дочь? - все добивался ответа гипнотизер. Он хотел, чтобы все убедились, что обещанный контакт наконец установлен. Ах, какой это будет триумф, когда он сделает из красного Тельмана послушную куклу. Сейчас он покажет этим мясникам, как надо работать.
- Это ваша дочь? Да, это ваша дочь! Слышите, как звонко она смеется?
Тельман молчал. Ирма сорвала с головы купальную шапочку и тряхнула короткими волосами. В веере брызг промелькнула радуга.
- Вы же видели воду? - неуверенно, даже как-то заискивающе спросил гипнотизер. - Вам хочется пить?
- Да, - Тельман едва пошевелил распухшими, запекшимися губами.
- Сейчас вы напьетесь! - повеселел Бёме. - Пива! Хотите пива? Холодное. Горьковатое от хмеля. Отдающее бочкой. Берите же кружку. Она тяжелая, запотевшая. Солнце дробится в толстом ее стекле. Чувствуете, как ваши губы щекочет пена? Ага! Ну так пейте же, пейте на здоровье.
Тельман покачал головой.
- Воды, - еле слышно выдохнул он.
Очень хотелось пить. Но он напрасно ждет от них стакана воды. Они не дадут ему напиться.
- Как, вы не желаете пива? Вы хотите воды? Какой же? Минеральной? Фруктовой? Или, может, киршвассер со льда? Сейчас вам дадут. Только не спешите. От холодной воды ломит зубы. В такую жару немудрено простудиться.
В жару? Нет, сейчас не жара. Холод. Лютый, пронизывающий холод. И пить он уже не хочет. И нет ни реки, ни залива. Только снег. Снег в ночном зимнем лесу. Они с отцом забрели в самую гущу, где молодые
