Ты совершенно неуязвим! - Эшбертон слегка улыбнулся. - Ты годами не появлялся дома. Даже каникулы проводил со своими итонскими друзьями, веселился вовсю, в то время как я киснул в замке. Ты пренебрегал нами. И мы не могли этого простить, хотя сами всегда относились к тебе с презрением.
- Что касается моей неуязвимости, так тут ты сильно ошибаешься, смущенно признался Майкл. - Меня столько раз ранили, что больше не было сил терпеть. Именно поэтому я и боялся Аббатства больше чумы. Но стоит ли вспоминать о прошлом? Я сделал все, чтобы его забыть.
- Стоит, - очень серьезно ответил Эшбертон. - Потому что это прошлое живет в нас и всегда будет жить. И еще потому, что отец солгал, сказав, что ты мне не брат.
- Брат, только незаконнорожденный, сводный.
- Это еще не известно.
Майкл расхохотался.
- Думаешь, старик сочинил эту историю? Вряд ли. Он хоть и был сущим дьяволом, но никогда не унизил бы себя ложью.
Эшбертон нетерпеливо махнул рукой.
- Вполне возможно, что у матери была любовная связь с Родериком. Однако это вовсе не значит, что Родерик - твой отец.
- Но герцог сказал, что мать сама призналась ему в этом, - возразил Майкл.
- Может, просто хотела его позлить. Спала с обоими и точно не знала, кто твой отец, - заявил Эшбертон с невозмутимым видом.
С восторгом и в то же время отвращением Майкл спросил:
- С чего ты взял?
- Отец не мог устоять перед ней, - с циничной усмешкой ответил Стивен. - Днем рассорятся, а спят вместе. За это он и ненавидел ее. Он ненавидел любого, кто имел над ним власть.
- Старик попрекнул меня зелеными глазами, как у Родерика.
- Ну и что? - стоял на своем Эшбертон. - У дочери Клаудии тоже зеленые глаза, а у самой Клаудии - нет. В общем, узнать, кто твой отец, невозможно. Да и зачем? Пусть ты мне не родной брат, но сводный, к тому же кузен. Все равно у нас общие дедушки и бабушки, и ты - мой наследник. Только я могу понять, что значит вырасти в таком доме. - Эшбертон замолчал, щека его слегка задергалась, и он сказал:
- Сейчас, может быть, нам уже поздно становиться друзьями, но давай по крайней мере прекратим враждовать.
В это время в дверь постучали, что было весьма кстати для Майкла, потому что он понятия не имел, что ответить брату. Появились двое слуг с подносами, и в комнате аппетитно запахло.
Тут Майкл, к своему удивлению, ощутил голод и, с трудом преодолевая слабость, подошел к столу. Справившись с ломтиками великолепной говядины, Майкл принялся за ветчину с гарниром и, запивая все это отличным красным вином, чувствовал, как к нему возвращаются силы. Эшбертон ел мало, больше нажимал на кофе.
Покончив с едой, Майкл отодвинул стул и вопросительно посмотрел на брата.
- Ведь я тебя совсем не знаю. Ты всегда был рассудительным?
- Я сам себя не знаю, - в раздумье проговорил Эшбертон. - После смерти отца я ощутил себя растением, которое из темноты вынесли на солнечный свет. Я не желаю быть таким, как отец, грубым жестоким тираном, и злоупотреблять своей властью. Не сочти меня ханжой, но я хочу быть справедливым, а значит, должен исправить причиненное тебе в детстве зло.
Майкл отвел взгляд. Он был тронут, но привык скрывать свои чувства, особенно в семье.
- По-моему, - сказал он, - мы в детстве дрались еще и потому, что во многом были похожи. Я только не мог понять в чем.
- Верно. Но не всегда же мы дрались. Помнишь, как мы удрали от учителя на Эшбертонскую ярмарку?
- Помню, - Майкл улыбнулся. Они тогда играли с деревенскими ребятишками, объелись и вообще вели себя, как обычные дети, а не враждующие между собой сыновья герцога Эшбертонского. Кончилось тем, что дома их высекли. У них немного счастливых воспоминаний, но, предав забвению свое детство, Майкл вычеркнул из памяти не только плохое, но и хорошее. Стивен прав: прошлое - это часть настоящего, и настала пора вернуть потерянные годы. Истинным виновником всех их бед был старый герцог. Его дядя? Его отец? Не важно, он мертв. Но брат и сестра живы. И они ему хоть и не друзья, но и не враги.
Размышляя, Майкл не отрывал взгляда от бокала с вином. Почти все друзья Майкла отличались от него и характером, и складом ума. Ему даже некому было излить душу. А со Стивеном у них много общего, к теперь, когда они выросли, у них хватит здравого смысла усмирить в себе доставшийся им по наследству отвратительный нрав. Стивен уже это сделал, попытался наладить отношения с Майклом. Почему бы Майклу не последовать его примеру? И Майкл очень мягко произнес:
- Несколько недель назад я встретил в Лондоне очаровательную американку. Она рассказала, что у индейских вождей враждующих племен существует обычай зарывать в землю свои томагавки в знак заключения мира. Не сделать ли нам то же самое?
- Надеюсь, в переносном смысле? - Эшбертон усмехнулся. - У тебя, видимо, много всякого оружия, как у военного, а у меня - только мои ментонские револьверы. И я не имею ни малейшего желания зарывать их в землю.
- Пусть хоть в переносном, - ответил Майкл и после некоторого колебания протянул брату руку:
- Стивен, с меня довольно драк.
Стивен схватил руку Майкла и тепло пожал своими длинными, как у Майкла и остальных Кеньонов, пальцами. Это короткое рукопожатие вселило в душу Майкла умиротворение. В одну из самых мрачных в его жизни ночей расцвел прекрасный цветок надежды.
- До Рождества еще далеко, но я бы хотел, чтобы ты провел его в Аббатстве, - нерешительно проговорил Стивен. - И вообще, тебе, как наследнику, не мешало бы время от времени появляться там.
- Спасибо за приглашение, но боюсь, мне будет нелегко встретиться сразу со всеми. - Майкл пожал плечами. - А наследник я лишь до тех пор, пока у тебя не
- Кто знает, появится ли он вообще, - ответил Стивен вздохнув. - Ведь мы с Луизой женаты уже восемь лет и потеряли всякую надежду на потомство. Поэтому тебе
Надо поскорее жениться. Кстати, ты упомянул о каких-то неприятностях с женщиной. Надеюсь, ничего серьезного? Спокойствие Майкла вмиг улетучилось.
- Ничего серьезного? - воскликнул он. - Да это настоящая катастрофа. К прочим семейным чертам Кеньонов можно, пожалуй, прибавить еще одну: страсть к коварным женщинам.
- Не хочешь ли рассказать подробнее?
- Это долгая история.
- Я никуда не спешу и готов тебя выслушать, - в голосе Стивена прозвучали мягкие нотки.
Тут Майкл вдруг почувствовал, что ему просто необходимо излить кому-нибудь душу и, как ни странно, лучшего слушателя ему не найти.
Он налил в бокал бургундского, взбил подушки и растянулся на кровати.
- Мы познакомились с Кэтрин в Брюсселе, - начал он, не глядя на брата. - Но до этого я ее видел в Испании, в полевом госпитале...
Глава 31
Майкл хоть и не говорил о своей любви, не мог без волнения рассказывать о том, как Кэтрин провела ночь у постели умирающего юноши, каким пользовалась уважением в Брюсселе, где они жили под одной крышей, и он боялся лишний раз взглянуть на нее, чтобы не нарушить приличий, и как, наконец, она спасла ему жизнь. Когда же становилось особенно тяжело, он прерывал рассказ, чтобы глотнуть вина. Брат внимательно слушал и ни разу не перебил его.
Потом он рассказал, как по просьбе Кэтрин выдал себя за ее мужа, и о шоке, который она испытала, когда Майкл узнал правду о Колине. Он ничего не утаил, кроме интимных подробностей и потрясающей бурной ночи, которую они провели, прежде чем расстаться. Обсуждать это с братом у Майкла не было сил, он лишь сказал напоследок:
- Я думал, мы понимаем друг друга, но ошибся. - Сказал совершенно бесстрастно, без всяких эмоций. - Легче воевать, чем влюбляться. По крайней мере не испытываешь душевных мук.
