бы нас — его воспламенил дух Господа. А мы твердили им: «Нет, мы вас любим, все в порядке».
Это заставило нас вновь задуматься о поездках. Во всем должна быть мера. Как говорится, хорошего понемножку. Каждое турне было великолепным, замечательным, но нам эти поездки порядком поднадоели, потому что мы слишком долго колесили по свету и вымотались, переезжая из одного «Холидей-Инна» в другой. А потом на это наложилась еще и Манила, и угрозы — и все из-за чего? Из-за того, что кто-то решил, что мы антихристы!»
Джон: «Мы не осмеливались выходить на улицы. Просто сидели в номере отеля, пока не приезжала машина или автобус, чтобы везти нас на концерт. Мы мало что видели, но, надеюсь, когда-нибудь мы наверстаем упущенное.
Насколько я помню, в августе мы всегда отправлялись в турне. Это были ежегодные поездки. Обычно турне длилось не больше трех недель, а самыми продолжительными всегда были поездки по Америке. Три недели, если ты занят, пролетают мгновенно, и ты не успеваешь опомниться, как оказываешься дома» (66).
Нил Аспиналл: «Американское турне было повторением прошлогоднего и потому довольно скучным. Они опять попали все в ту же старую добрую волнующую Америку, но теперь она казалась такой же, как любая другая страна: стоит побывать там один или два раза — и на третий все приедается.
Их новое выступление на стадионе «Шей» слилось для меня с первым, хотя говорили, что на него пришло немного меньше народу, чем год назад. По какой-то причине я не попал в полицейскую машину, в которой нас должны были доставить на концерт. Я вернулся за чем-то в номер и, прежде чем успел вскочить в машину, дверцу захлопнули, и она умчалась прочь. Я остался у отеля, поэтому взял такси, но в Гарлеме машина сломалась. Второе такси довезло меня до стадиона, но его обступили тысячи людей, и я подумал: «Да, так они меня и впустят… Что делать? Колотить в дверь и кричать: «Пустите меня, я один из сопровождения «Битлз»?' А потом я увидел всех четверых, выглядывающих из окна, они увидели, как я брожу возле автостоянки, и, как по команде, закричали: «Вон он! Вот он! Впустите его!»
Во время концерта в Вашингтоне прошла демонстрация куклуксклановцев — шестеро человек в белых балахонах и остроконечных колпаках расхаживали с плакатом. Она прошла почти незамеченной. Но угрозы из Мемфиса казались страшнее».
Джон: «Однажды вечером на концерте где-то на Юге [в Мемфисе] кто-то пустил шутиху прямо к нам на сцену. Нас угрожали убить, клановцы сжигали пластинки „Битлз“ на улице возле здания, к ним присоединялась молодежь. Кто-то взорвал петарду, и все мы — кажется, этот момент был заснят на пленку — переглянулись, потому что каждый из нас решил, что застрелили кого-то из остальных. Да, все было настолько серьезно» (74).
Джордж: «В Цинциннати концерт проходил под открытым небом, сцену установили в центре стадиона и устроили над ней парусиновый навес. А потом погода испортилась, полил дождь, а когда Мэл начал расставлять аппаратуру, он спросил: «А где здесь розетки?» — и один из тамошних ответил ему: «Вы имеете в виду электричество? А я думал, они играют на гитарах…» Он даже не знал, что мы играем на электрогитарах.
Было так сыро, что мы не смогли выступать. Электричество в конце концов подвели, но сцена вымокла, мы опасались замыкания и отменили выступление — это был единственный концерт, который мы отменили. Тем не менее мы отыграли его на следующее утро. Нам пришлось встать пораньше и отыграть концерт в полдень, затем мы собрали вещи и отправились в аэропорт, чтобы вылететь в Сент-Луис, расставить аппаратуру там и отыграть концерт, намеченный на тот день. В те времена мы возили с собой только три усилителя, три гитары и ударную установку. А представьте себе, что это же нужно было бы проделать теперь!»
Мэл Эванс: «Концерты в Штатах под открытым небом были ужасны. Когда во время выступления начинался дождь, я каменел от страха. Стоит воде попасть на проводку, и всех ударит током, а если концерт прекратят, зрители все перевернут вверх дном».
Пол: «Во время одного из концертов шел ливень, а сцену накрыли листами ржавого железа. Худшего выступления у нас не было с тех пор, как мы создали группу. Мы боялись, что вода попадет в усилители, и невольно вспоминали времена клуба «Кэверн» — но на этот раз все было гораздо хуже. Кажется, даже аншлага не было.
Помню, после концерта нас посадили в большой, пустой, обитый железом фургон вроде мебельного. Но мебели там не было, не было ничего. Нас швыряло из стороны в сторону, мы пытались за что-нибудь ухватиться и все повторяли: «Да пропади они пропадом, эти гастрольные поездки! Я сыт ими по горло».
Наконец я согласился с остальными. До тех пор я твердил: «Турне полезны, они помогают нам поддерживать форму. Нам необходимы выступления, музыканты должны играть, исполнять музыку вживую». Я высказывал эту точку зрения каждый раз, когда возникали эти разговоры, но в конце концов согласился с ребятами.
Джордж и Джон были решительно настроены против турне, им это особенно осточертело. Мы договорились молчать об этом, но больше никогда не соглашаться на турне. Мы решили заняться работой в студии и ничего не говорить, пока кто-нибудь из журналистов не спросит: «Вы не собираетесь в турне?» — «Пока нет». Мы не хотели делать официальное заявление о том, что покончили с турне, но постепенно до людей дошло: кажется, они больше не выступают с концертами. Как долго? Лет десять? Похоже, они совсем отказались от гастролей. Дело было вот в чем: мы всегда пытались найти во всем что-то привлекательное для самих себя. Найти это можно в чем угодно, и нам это долгое время удавалось. Но к тому времени даже Америка перестала радовать нас — из-за условий, в которых проходили турне, и потому, что мы уже не раз бывали там».
Ринго: «В 1966 году поездка прошла невыносимо скучно, этим для меня, собственно, и кончились турне. На концертах нас никто не слушал. Вначале это было нормально, но постепенно мы стали играть по-настоящему плохо, а я перешел в «Битлз» потому, что они считались лучшей ливерпульской группой. Мне всегда хотелось играть с лучшими музыкантами. Вот в чем все дело. Прежде всего мы были музыкантами — певцами, сочинителями, исполнителями. А попали на огромный пьедестал, что не входило в мои планы. Я надеялся и дальше играть отличную музыку. Но нам стало ясно, что с поездками пора завязывать — они уже исчерпали себя.
Во время последнего турне по Америке самыми интересными были встречи с людьми, которые приходили на концерты, а не сами выступления. Мы играли на стадионах, выступали перед огромными толпами, но наши концерты по-прежнему продолжались тридцать минут!»
Джон: «Битлз» прославились пятнадцатиминутными выступлениями: во время поездки по Америке мы укладывались минут в пятнадцать. И уходили на виду у пятидесятитысячной аудитории. Это наш рекорд. Нам доставляло удовольствие проверить, как быстро мы можем отыграть всю программу. И когда мы увеличивали темп или играли песни одну за другой, а потом убегали, мы убеждались, что опять уложились всего в пятнадцать минут.
Бывали случаи, когда кто-то из нас срывал голос (но совсем он не пропадал), петь было совсем невозможно, но никто не замечал этого — так шумели зрители. Мы не слышали самих себя. Получалось что-то вроде хеппенинга, как на стадионе «Шей». Музыки вообще не было слышно. Это нам наскучило, потому мы и перестали ездить на гастроли» (71).
Пол: «К выступлению в Кэндлстик-парке все было решено: «Никому не слова, но, судя по всему, это наше последнее выступление».
Ринго: «Перед выступлением в Кэндлстик-парке мы всерьез заговорили о том, что всему этому пора положить конец. Во время самого концерта в Сан-Франциско нам казалось, что он будет последним, но на сто процентов я поверил в это, только когда мы вернулись в Лондон.
Джон был настроен против поездок peшительнее, чем остальные. Он говорил, что с него довольно».
Джон: «Больше я не хотел ездить в турне, особенно после того, как меня обвинили в распятии Христа, тогда как я всего-навсего ляпнул что-то не подумав; после того, как возле стадиона нас поджидали куклуксклановцы, а на самом стадионе, запускали шутихи. Все это было выше моих сил» (80).
Ринго: «Вряд ли кто-нибудь из нас действительно не хотел перестать ездить в
