подростков лет шестнадцати отплясывали чарльстон. Гейб поискал глазами пожарный выход, не нашел и сел на свободное место в первых рядах. Оглянувшись, он увидел, что его преследователь ковыляет по проходу, освещая фонариком ряды зрителей. Гейб вжался в сиденье, глянул на экран и почувствовал, как чья-то ладонь мягко легла ему на бедро.
«Черт побери!» — Гейб сильно двинул соседа локтем.
— Незачем
— Не двигайся, парень, — рявкнул тот одной стороной рта. Гейб толкнул его в ряд истеричных кинозрителей, выбежал из кинотеатра и наткнулся на двух крепко сложенных полицейских, блокирующих тротуар.
— Куда спешите, мистер? — спросил один.
— Фильм паршивый, — промямлил Гейб.
— О, я, кажется, знаю вас, — сказал другой. — Вы не репортер?
— Да, — сказал Гейб. — Я Ивенс Новак.
— Точно, — расплылся в улыбке полицейский. — Я ежедневно читаю вашу колонку. Как же вы оказались
— Нет, что вы! — решительно сказал Гейб. — Я хочу вывести этих гадов на чистую воду. Здесь половина госдепартамента. Они могут выболтать секретные сведения. Да, загляните-ка в зал. Там какой-то псих разошелся.
— Сейчас возьмем его, — пообещал полицейский. — А вы пишите свои статьи, мистер Новак.
Оба полицейских вошли в кинотеатр, а Гейб скрылся в ближайшем переулке, прижимая портфель к сердцу, усталый, но одержавший победу.
20
Нортон проснулся на рассвете, чувствуя себя словно перед виселицей. Включив стоявший возле кровати приемник, он торопливо завертел ручку настройки, ища скверных новостей. Не найдя, сел к парадной двери и сидел там, пока разносчик не принес «Пост», потом стал лихорадочно листать страницы в поисках заметки, озаглавленной примерно так: «Известный репортер задержан при взломе юридической фирмы. Сообщник разыскивается».
Но ничего подобного там не было. Нортон отшвырнул газету. Хотел было звонить Гейбу домой, но решил, что телефон Гейба наверняка прослушивается и у него самого, возможно, тоже. Он представил себе дерзкого Гейба в управлении полиции, его допрашивают с пристрастием, запугивают, бьют, но тот отказывается назвать сообщника. Потом, внезапно вернувшись на землю, представил, как Гейб заключает сделку с полицией и всю вину сваливает на него.
В конце концов Нортон решил встретить опасность лицом к лицу. Оделся и пошел пешком на работу, тщетно стараясь наслаждаться прекрасным майским утром, твердя себе, что, возможно, это его последнее утро на воле. И был слегка удивлен, увидя, что полицейских машин возле подъезда нет, только у ресторана несколько рабочих разгружают грузовики. Дверь фирмы он распахнул с отчаянием, ожидая увидеть целый взвод полицейских, но перед ним была только Джози, секретарша приемной.
— Приятель, на тебе лица нет, — сказала Джози. — Чем занимался ночью?
Нортон, запинаясь, стал что-то отвечать. Наконец Джози усмехнулась и сказала:
— Ну ладно, тебе только что звонили.
— Кто? — встревоженно спросил он.
— Не захотел назвать себя. Сказал, что позвонит еще. Нортон ухватился за эту тонкую соломинку надежды. Должно быть, это Гейб. Он еще на свободе. Возможно, все сошло гладко. Нортон глубоко вздохнул и поплелся к своему кабинету. На полпути ему встретился Джордж Ивенс.
— Слушай, Бен, — заговорил он первым, — Уит не спрашивал тебя о том, что произошло вчера ночью?
— Вчера ночью? — переспросил Нортон с невинным видом.
— Кто-то пытался вломиться в его кабинет. В книге ухода он увидел, что мы расписались последними, и решил, что могли что-то заметить. Не говорил он с тобой?
— Пока нет, — сказал Нортон. — Видимо, понял, что я знаю не больше тебя. Как он? Расстроен?
— Ничуть, — ответил Ивенс. — Даже странно. Уит много лет не был со мной так любезен.
«Остерегайся любезной кобры», — подумал Нортон и вошел в свой тесный кабинет. «Размером с тюремную камеру», — мелькнула у него мысль. К счастью, раздался телефонный звонок.
— Опять тот загадочный человек, — сказала Джози, в голосе ее звучало жгучее любопытство. — Он сказал только, что вы с ним знакомы и что дело очень важное. Будешь говорить?
— Почему бы нет? — вздохнул Нортон.
Джози щелкнула переключателем — или она собиралась подслушать? — и Нортон приготовился услышать хриплый, заговорщический шепот Гейба, но в трубке раздался чей-то знакомый, мягкий смущенный голос:
— Бен, я не могу назвать себя. Мне нужно с тобой поговорить.
— Ну что ж, заезжай ко мне на работу, приятель, — сказал Нортон. — Приемные часы у нас с двенадцати до двух.
— Я не могу приехать. У меня на то есть причины. Давай где-нибудь встретимся. Дело срочное.
Нортону хотелось бросить трубку, но его заинтриговал голос. Этого человека он знал. И не так давно разговаривал с ним. Но где, хоть убей, не помнил.
— Может, ты думаешь, что мой телефон прослушивается? — уклончиво сказал он, наслаждаясь своим юмором висельника.
— Не исключено.
— Верно, не исключено. Но если ты параноик, мой друг, то будь им до конца. Если мой телефон прослушивается, то за нами последуют до места нашей встречи. Эти гады торчат повсюду.
— Можешь ты быть серьезным? — спросил тот человек. — Дело срочное. В полдень я буду на Лафайет-сквер. Придешь? Плечи Нортона затряслись от беззвучного смеха.
— Конечно, — сказал он. — Почему бы нет? Кому придет в голову искать нас на Лафайет-сквер?
— Хорошо.
— Если ты не знаешь меня, — продолжал Нортон, — то за мной футах в десяти будут следовать двое в темных костюмах. Но его таинственный собеседник уже положил трубку.
Лафайет-сквер, солнечный майский полдень. Чиновники делятся завтраком с бесстрашными белками. Секретарши-негритянки на бетонных скамьях едят бутерброды с рыбой. Энди Джексон в вечном торжестве сидит верхом на коне, голуби целятся в него сверху, а туристы с японскими фотоаппаратами — снизу. Белый дом, безмятежно равнодушный, сверкает на другой стороне Пенсильвания-авеню. Нортон нашел пустую скамью, развернул первый выпуск «Стар» и стал искать сообщение об аресте Гейба. Вскоре к нему подсел стройный молодой человек, загорелый, без галстука, в дорогой спортивной куртке и больших темных очках. Нортон не сразу узнал его. Когда они виделись в последний раз, лицо его не было таким озабоченным.
