Ссылка на его недавнего приятеля не произвела на Рори никакого впечатления.
– Ты уже забыла про расписку, которую оставила в моем рундуке, когда позаимствовала оттуда немного золотишка?
С тех пор прошло столько времени, что Элисон даже растерялась, не зная, что ответить. Расписка? Что он имеет в виду? Ту бумажку, которую она написала? Во вкрадчивом голосе Рори угадывался подвох, и Элисон медлила, не решаясь даже кивнуть в знак подтверждения.
Дождавшись едва заметного кивка, Рори поспешил закрепить успех.
– Ты готова уплатить долг?
Ошарашенная, Элисон чуть не выпустила из рук простыню. Рори казался ей незнакомцем, совсем непохожим на того нежного рыцаря, каким был накануне. Разве человек может так измениться за одну ночь?
– Конечно, – отозвалась она слабым голосом. – Как только мы вернемся в Лондон.
– Меня это не устраивает, леди Элисон. – Рори насмешливо скривился, произнося титул, который губернатор то и дело бросал ему в лицо прошлым вечером. – Деньги нужны мне сейчас. Люди, которые разбрасываются расписками, должны быть готовы к тому, чтобы уплатить долг по первому требованию, иначе их могут заключить в долговую тюрьму, пока они не достанут необходимую сумму. По крайней мере, я буду знать, где ты находишься.
Неуверенная, что это не пустые угрозы, Элисон рухнула в кресло у окна. Взгляд ее не отрывался от застывшего лица Рори. В его потемневших глазах не было ни капли нежности, а ястребиный нос внезапно приобрел хищную выразительность, которую она не замечала раньше. Она не могла поверить, что он способен так поступить.
– Ты не сделаешь этого, – слабо прошептала она, надеясь, что он рассмеется и скажет, что пошутил.
– Посмотрим. Я вернусь со священником и солдатом. У тебя будет возможность сделать выбор.
Он развернулся и вышел, оставив съежившуюся у окна Элисон проливать слезы о мужчине, которого, как ей казалось, она любила.
Глава 19
Яркое полуденное солнце высветило серебряные нити в волосах высокого мужчины почтенного вида. Его нарядный камзол из бежевого шелка, отделанный золотой тесьмой по обшлагам рукавов и вдоль шлицы, прекрасно сочетался с золотистым атласным жилетом и сверкающими пряжками на башмаках. Одетый явно для визитов, он вытащил из кармана клочок бумаги и посмотрел на обветшалый дом на противоположной стороне улицы, затем снова взглянул на бумажку. Годы пощадили его, но морщины в уголках глаз и рта свидетельствовали о пережитых испытаниях.
Он спрятал бумажку в карман, с любопытством наблюдая за потоком принаряженных моряков и военных, входивших в дом. Ранее туда уже проследовал губернатор, несколько именитых горожан и священник. Дверь то и дело открывалась, впуская и выпуская хлопотливых горничных, модисток и посыльных с букетами цветов.
В доме, по всей видимости, полным ходом шли приготовления к свадьбе.
Похоже, он выбрал неудачный день для визита.
Вспомнив подвыпившего молодого капитана, разоткровенничавшегося с ним в таверне, джентльмен печально улыбнулся и двинулся прочь. Ему уже приходилось сталкиваться с причудами судьбы. Вполне возможно, что прошлым вечером он разговаривал с тем, кого разыскивал, не подозревая об этом. Молодой человек производил хорошее впечатление, и джентльмен надеялся, что он последовал его совету жениться на очаровательной наследнице. Его собственная дочь недавно вышла замуж и, похоже, довольна своим замужним положением, хотя жених мог предложить ей только молодость и здоровье, хорошие мозги и доброе имя. Богатство – это еще не все.
Он вспомнил, как Брайана смеялась над «лунными грезами», как она называла его мечты. В юности он считал необходимым доказать своему отцу, что достоин быть его наследником и имеет право жениться на любимой женщине, а не на той, что выберут для него. Как же он был глуп! И сколько жизней принес в жертву своим несбыточным мечтам и дурацким фантазиям.
При мысли о женщине, ставшей в конечном итоге его женой и родившей ему детей, он вынужден был признать, что ему не пришлось жестоко расплачиваться за принятое решение. Конечно, он тосковал по родному дому и семье, в которой вырос, а память о Брайане всегда жила в его сердце, причиняя мучительную боль. Но в остальном у него не было причин жаловаться на судьбу. Если бы не его жена, он давно бы умер и не имел никакого будущего ни у себя на родине, ни здесь. Нет, учитывая все обстоятельства, ему не о чем сожалеть.
Тем не менее, пальцы пожилого мужчины продолжали теребить листок бумаги, лежавший у него в кармане. Зачем кому-то понадобилось разыскивать корабль и команду, которые давно покоились на дне моря? Его деятельный мозг бился над этим вопросом, поворачивая его так и эдак в поисках ответа.
В свое время наверняка проводилось официальное расследование, хотя ни Диана, ни ее отец никогда не упоминали об этом. В сущности, это было единственное, что он ставил им в вину. Утаить от него прошлое было жестоко, но он мог понять, почему они это сделали. Старый Морис знал, что умирает. Плантация находилась в упадке и едва ли могла служить заманчивым приданым для дочери, чья доброта и щедрость не могла возместить недостаток физической красоты. Здоровый молодой человек, потерявший память, показался им даром небес. От него скрыли даже тот факт, что он был военным моряком. Должно быть, они сожгли его мундир в надежде, что память никогда не вернется к нему.
Вздохнув, он направился к таверне, чтобы не возвращаться в свое одинокое жилище. Похоже, у него ничего не осталось, кроме воспоминаний. Диана умерла во время эпидемии желтой лихорадки, которая унесла и его сыновей. Выжила только дочь, но теперь она замужем и вынашивает его первого внука. Что ж, ему есть чего ждать. Но этого недостаточно. Даже плантация больше не требует его внимания, с ней вполне справляется его зять. Ему необходимо что-то новое, что могло бы занять его ум.
Мысли его вернулись к клочку бумажки в кармане – и жизни, оставленной много лет назад. Считая его мертвым, Брайана наверняка вышла замуж и обзавелась дюжиной ребятишек. Она всегда хотела иметь детей и сетовала на то, что он заставляет ее ждать. Конечно же, она была права. Ему следовало тогда же привезти ее домой. Тогда они жили бы за надежными стенами старого замка, рожая и воспитывая детей. Вместо этого он вбил себе в голову, что должен что-то доказать себе и людям, – и потерял все.
