Мы снова провели Рождество в Брэдгейте, ибо дворец закрыт для общества. Нельзя этого произносить вслух на людях, но король умирает. Все праздники мы только об этом и говорим, хотя и за закрытыми дверями, конечно.
Обычно мы шумно веселимся на Святках, но не в этом году. Еловые поленья весело потрескивают в очаге большого зала, дом украшен еловыми ветками, на Новый год мы, как всегда, обмениваемся подарками, но нашу радость глушит и омрачает тревога о происходящем при дворе.
– Должно быть, недолго уже осталось, – говорит батюшка.
Слуги уже убрали со стола в освещенных свечами зимних покоях, и теперь мои родители сидят, потягивая вино. Я читаю, притаившись на стуле у окна. Они, должно быть, забыли о моем присутствии.
– Жаль, нам так мало известно о том, что там происходит, – огорчается матушка. – Мне тут, в Брэдгейте, не по себе, словно в могиле.
– Думаю, нам стоит переехать в Лондон, – отвечает батюшка. – Открыть Дорсет-хаус. Тогда мы будем под рукой, если потребуется.
– Сомневаюсь, что король нас вызовет.
– Я имел в виду не короля, а регентский совет.
– Думаешь, это случится скоро?
– А зачем тогда закрыли дворец? Многие имена уже названы, но все будет зависеть от Хартфорда, дяди принца. Он станет главным, вот увидишь, и ему понадобятся союзники.
– Мы должны добиться доверия Хартфорда, – решает матушка. – Принцу только девять лет, так что у власти будет он.
– Да, дорогая. И когда это произойдет, весь баланс сил переменится. Католической клике настанет конец. Хартфорд обратит всю страну в протестантство, помяни мое слово.
– Дай бог, чтобы так и случилось, – с жаром отвечает матушка.
– Да будет так, – вторит ей батюшка.
После Крещения мы возвращаемся в Лондон, чтобы мои родители были в центре событий, когда новый король взойдет на престол. Батюшка чуть ли не каждый день ездит во дворец Уайтхолл, но доступ в королевские покои для него закрыт. Несмотря на это, он возвращается с важными новостями, которые, по его словам, ему поведали друзья из Тайного совета. Нас с Кэтрин зовут в большую комнату, чтобы мы их услышали. Я заинтригована, потому что батюшка редко находит нужным обсуждать важные дела при детях, и с легким холодком в груди думаю, не объявит ли он нам, что мой внучатый дядя наконец- то скончался.
Милорд стоит напротив большого каменного камина; у его ног свернулась серая гончая. Прямая и строгая миледи, укутанная от холода в меха, сидит в своем кресле. После того как мы делаем реверанс, она подает нам знак сесть на скамью.
– Я с глубокой печалью сообщаю вам, что король быстро теряет силы, – начинает батюшка. – Нет сомнений, что Господь вскоре призовет его для вечного упокоения, но имейте в виду: об этом нельзя говорить во всеуслышание, поскольку предрекать смерть короля считается государственной изменой. Но когда он умрет, принц станет королем. Однако он пока ребенок, единственный сын своего отца, и с ним может случиться что угодно. Два года назад его величество утвердил парламентский закон, устанавливающий очередность наследования престола. Первым престол наследует принц Эдуард и его потомки, затем леди Мария и ее потомки, и в третью очередь – леди Елизавета и ее потомки.
Я знаю об этом, поскольку леди Герберт мне рассказывала, что благодаря заботе доброй королевы Мария и Елизавета были восстановлены в своих законных правах, хотя король наотрез отказался признавать их законнорожденными, будучи убежден в том, что по закону он не был женат на их матерях. Король, как сказала леди Герберт, любил по-своему толковать законы.
– Мы все должны молиться, – набожно продолжает батюшка, – чтобы Господь хранил принца и не посылал нашему королевству наказания в виде еще одной королевы на троне. Думаю, вы читали об ужасной анархии, которая воцарилась, когда в двенадцатом веке Матильда [12] провозгласила свои права на престол.
Кивнув, я мысленно недоумеваю. Доктор Хардинг рассказывал, что Матильда лишилась короны из-за своей гордыни и упрямства, а не потому, что была женщиной. Несмотря на ее пол, многие мужчины поддержали ее, а из прочитанных книг я знаю, что женщины могут быть таким же храбрыми, мудрыми и умными, как мужчины. А как же Боадицея,[13] которая мужественно противостояла римской мощи? Или королева Изабелла,[14] мудрая правительница Испании? Неужели королева на английском престоле будет злом? Я лично не вижу никакой логики в том, что женщина не может успешно управлять королевством. В конце концов, разве моя матушка не управляет батюшкой? Но я, конечно, не осмеливаюсь произнести это вслух, а только сжимаю губы, стараясь подавить мятежные мысли.
Батюшка все перечисляет пороки женщин, разглагольствуя, как обычно, целую вечность, прежде чем добраться до сути. Даже матушка начинает нетерпеливо постукивать ногой об пол.
– Завещание короля, милорд! – наконец прерывает его она.
– Да, завещание. Конечно. В конце декабря его величество внес дополнение в закон о наследовании, и оттого он немного изменился. Теперь, если линии троих его детей прервутся, корона перейдет к наследникам младшей сестры его величества, Марии, вашей покойной бабушки. Это означает, что если Эдуард, Мария и Елизавета умрут бездетными, ваша матушка станет королевой.
У меня захватывает дух. Перспектива ошеломляющая. На самом деле это ужасно. И батюшка, только что высказавший порицание государыням-женщинам, должно быть, внутренне раздосадован возможностью матушки стать королевой. Может быть, правда, он думает, что сам сможет править от ее имени. Хотя не представляю себе, чтобы она подобное допустила. Еще страшнее представить, что это была бы за жизнь, если бы миледи очутилась на троне. Что до меня, то идеальная королева должна походить на королеву Екатерину, добрую, великодушную. Но матушка совсем на нее не похожа.
Она поднимается, приняв уже, как мне кажется, королевский вид, и важно заявляет нам:
– Запомните себе на будущее, что вы дочери возможной королевы, и ведите себя подобающим образом. Отныне я стану еще менее терпима ко всякой дерзости и непослушанию. Необходимо всегда сохранять наше королевское достоинство.
– Да, миледи, – хором отвечаем мы, потупив глаза.
– Не забывайте – это большая честь для нашего дома, ибо его величество ради нас отклонил первоочередное право на престол королевы шотландцев, внучки его старшей сестры и моей тети Маргарет. Он объявил, что никогда не допустит, чтобы Шотландия правила Англией.
– Мы, конечно, молим Бога, чтобы принц достиг зрелости, женился и вырастил многих сыновей, – говорит батюшка, бросая многозначительный взгляд на матушку. – Как и леди Мария и Елизавета. Поэтому мы не должны предвосхищать восхождение на престол вашей матушки, так как это вряд ли произойдет.
Только потом, во время вечерней молитвы, меня осеняет, что если матушке случится умереть, то тогда я, ее старший ребенок, буду претендовать на престол.
Кэтрин рисует, а я спрягаю латинские глаголы, когда мы слышим мрачный набат церковных колоколов за окном. Вскоре после этого в нашу классную комнату неожиданно входит матушка. Вскакивая с места, замечаю, что она бледна и грустна.
– Простите, что прерываю вас, но я пришла сообщить новости первостепенной важности для нас всех, – объявляет она. – Его величество король оставил этот мир.
Она опускается на скамью, явно взволнованная и опечаленная.
– Когда же это случилось, миледи? – спрашивает доктор Хардинг.
– Он скончался третьего дня в Уайтхолле в два часа утра, – говорит она нам. – Под конец у него отнялась речь, но он смог пожать руку архиепископа Кранмера в знак того, что он умер в вере Иисусовой. Только что объявили о его смерти и провозгласили о восшествии на престол молодого короля.
Мне грустно слышать о смерти короля. Я знаю, что он бывал ужасен в своей жестокости, но ко мне всегда относился по-доброму. От мысли, что я никогда больше его не увижу, мне хочется плакать. Но поскольку матушка не плачет, то и мне приходится сдерживать слезы.
