– Нет, сударыня, ее здесь нет. Я склоняюсь перед Тем, кто создал всех нас.
Я ужасаюсь столь губительному невежеству этой несчастной последовательницы папизма.
– Зачем? – спрашиваю я. – Как мог создать нас всех тот, кого создал пекарь?
Леди Анна в свою очередь ужасается:
– Миледи Джейн! Это богохульство – так отзываться о Святом Духе! Это оскорбление!
– У меня и в мыслях не было вас оскорбить, миледи, – возражаю я. – Но я не верю, что во время мессы происходит чудо. Хлеб и вино остаются тем, что они есть, и только когда священник благословляет их, они становятся символами жертвы Господа нашего.
– Да пощадит вас Господь за вашу ересь!
И с этим восклицанием она выгоняет меня из церкви, как будто я оскверняю ее самим своим присутствием.
Леди Мария не у себя в покоях. Позже я встречаю ее в садах, где она, закутавшись в отороченный мехом бархатный плащ, выгуливает своих собачек. Ее фрейлины плетутся позади.
– Миледи Джейн, – говорит она, протягивая мне руку. Она держится заметно холоднее, чем во время прошлой нашей встречи. Выражая ей свое почтение, я догадываюсь, что леди Анна наверняка успела передать ей мои слова, сказанные в церкви. – Надеюсь, вы уже выздоровели, – продолжает леди Мария ледяным тоном.
– Я выздоровела, ваше высочество. И надеюсь вскоре возобновить занятия.
– Вы очень хорошо образованны, дитя мое, – замечает она. – Но ваше образование не идет вам во благо. И те, кто вас обучает, за многое должны ответить. Помните, пагубна не только нехватка знаний, но и нехватка скромности.
Мне хотелось бы высказать ей все, что я думаю, но я не осмеливаюсь, помня батюшкин наказ. И я смиренно склоняю голову:
– Я покорная кузина вашего высочества.
Но сказанного не вернешь, и до нашего отъезда отношения остаются натянутыми. Да, я повела себя непростительно грубо. Даже если правда была на моей стороне, то следовало придержать язык. Не знаю, что за демон владеет мною в последнее время. Никогда ранее я не отстаивала свое мнение с такой страстью, но теперь мои чувства многократно обострились и я сама себя не узнаю! Миссис Эллен говорит, что это связано с моим возрастом и что я должна научиться умерять свой пыл и держать язык за зубами.
– Не забывай, что в споре всегда две стороны, – поучает она.
– Но если дело касается веры, то только одна, – упорствую я. – Есть только один путь к Богу, и я в этом уверена.
Снова нагрянула пагуба, известная под названием «потница», что случается чуть ли не каждое лето. В Лондоне люди умирают на смердящих улицах. Состоятельные подданные короля спешат укрыться в загородных поместьях, дабы избежать заражения. И мы уехали в Брэдгейт, где мои родители проводят длинные летние дни на охоте и в развлечениях. У нас гостит мачеха миледи – Екатерина Уиллоуби, герцогиня Суффолкская.
За несколько лет до моего рождения, в тот день, когда Анна Болейн произвела на свет леди Елизавету, мой дедушка, Чарльз Брэндон, герцог Суффолк, взял в жены эту Екатерину Уиллоуби. Тогда она была ослепительная красавица, наполовину испанка, – ее мать служила фрейлиной при Екатерине Арагонской – всего четырнадцати лет. Моему деду было сорок восемь, но он влюбился без памяти. Позднее новая герцогиня стала фрейлиной Екатерины Парр, вот почему я с ней и познакомилась, и убежденной протестанткой. Прежде чем мой дед умер, она успела родить ему двоих сыновей, Генри и Чарльза, моих дядей.
Теперь герцогиня в Брэдгейте, и в глубокой скорби. Оба ее маленьких сына, недолго поносив наследный титул герцогов Суффолкских, умерли от потницы. Она рыдает на руках у моей матушки в гостиной и не может найти слов, чтобы рассказать о постигшем ее горе.
– Они умерли чуть ли не в один день, – всхлипывает она наконец.
Мои родители переглядываются поверх ее вздрагивающих плеч. Эта новость, как бы ни была ужасна, но имеет для них большое значение, ибо теперь моя матушка – единственная наследница своего отца, и раз так, то к ней переходит его состояние и титул. Мой батюшка может носить ее титул по праву супруга, а это означает, что они теперь герцог и герцогиня Суффолкские и поднялись на высшую ступень сословия пэров.
Как только несчастная леди Суффолк отходит ко сну, милорд велит принести вина, дабы отметить свое возвышение.
– Кто бы мог поверить? – радуется миледи. – Нет, не то чтобы я не скорбела по моим младшим братьям, но пути Господни неисповедимы.
Батюшка разливает вино и раздает кубки. Даже Кэтрин получает кубок.
– За их светлости герцога и герцогиню Суффолкских! – кричит он.
Мы пьем вино.
– Вы знаете, что это значит для всех нас? – спрашивает миледи у меня и Кэтрин.
– Вы будете носить короны? – предполагает Кэтрин.
– Да, но только на приемах при дворе, – улыбается батюшка.
– Герцоги и герцогини занимают высшее положение среди придворной знати, – объясняет миледи. – У нас будет много привилегий. Мы будем иметь право располагаться в самых удобных апартаментах, привозить больше слуг и держать лошадей в королевских конюшнях.
– И наверняка нам станут отпускать больше хлеба, эля, дров и угля, – перебивает милорд, широко улыбаясь.
– Важнее всего, – продолжает миледи, не обращая на него внимания, – возможность сильнее влиять на короля и его светлость герцога Нортумберленда. И по этой причине, дорогой муж, я думаю, нам необходимо без промедления отправиться ко двору. Говорят, его величество переехал в Ричмонд.
– Едем немедленно, – соглашается он. – Прямо с утра. Вели паковать вещи.
– А как же леди Суффолк? – спрашиваю я.
– О Господи… я и забыла, – говорит матушка. – Ничего страшного. Пусть остается здесь, сколько захочет. Ты позаботишься о ней, Джейн.
Неделя, как они уехали ко двору, сил моих больше нет утешать бедную леди Суффолк, и тут приезжает гонец.
– Наша леди матушка заболела, – говорю я Кэтрин, прочитав письмо от батюшки. – Сначала они подумали, что это потница, и боялись, что она умрет за несколько часов.
– Бедная матушка! – тревожится Кэтрин.
– По счастью, оказалось, что это не так. Обычная лихорадка. Но меня вызывают в Ричмонд помочь за ней ухаживать, дабы ускорить ее выздоровление.
– Ты, может быть, увидишь короля! – Глаза Кэтрин взволнованно блестят.
– Может быть, – соглашаюсь я.
– А можно мне с тобой? – жалобно просит она.
– Нет, крошка. Мне жаль, но милорд велит тебе исполнять роль хозяйки в мое отсутствие.
Она огорчается.
– И о Мэри нужно позаботиться. Мы не можем бросить ее совсем одну.
Я обнимаю сестру.
– Если бы можно было, я бы охотно осталась здесь. Мне не по душе придворная жизнь. Но вот велено приехать, и у меня нет выбора.
– Как бы мне хотелось поменяться с тобой местами! – говорит Кэтрин.
– И мне! – пылко отвечаю я.
Фрэнсис Брэндон, герцогиня Суффолкская
Идет октябрь, я уже совсем выздоровела и готова наслаждаться моим новым статусом герцогини Суффолкской. С наступлением холодов потница унялась, и советники и другие придворные вернулись в Лондон. Наконец-то мы с Генри начинаем ощущать преимущества нового положения: нам оказывают повышенное внимание и уважение на
