посему законным королем Англии. Делать подобные заявления в правление моего покойного дяди было бы верхом легкомыслия, так что Джейн приходилось об этом помалкивать. Верит ли она до сих пор в эту чушь или нет, не имею понятия, но держится она словно принцесса крови.
Брак с сэром Джоном Дадли, как он тогда звался, не был той блестящей партией, на которую, по ее мнению, она могла претендовать. Осиротевший после казни своего родителя и усыновленный добрым отцом Джейн, женихом он был незавидным, но их брак оказался на редкость счастливым и удачным, и удивительный взлет Дадли, без сомнения, с избытком компенсировал недостаток знатности. Их союз также был весьма плодовит. Подозреваю, что обманутые надежды герцогини теперь сосредоточились на ее младшем сыне, Гилфорде, который, милостью Божией, вскоре станет принцем-консортом, а со временем основателем новой королевской династии Дадли.
Герцогиня, задрав нос, вплывает в комнату и осторожно целует меня в обе щеки. Меня передергивает: я терпеть не могу подобного нахальства, ибо, хотя мы равны по положению, она стоит гораздо ниже меня по рождению. Интересно, зачем она явилась.
– Добро пожаловать, любезная сестрица, – говорю я, делая знак дворецкому подать вина. – Надеюсь, вы окажете нам честь и останетесь отобедать?
– Очень любезно с вашей стороны, но у меня совсем нет времени, – отвечает герцогиня с натянутой улыбкой.
Я кивком отпускаю дворецкого.
Мы садимся по обе стороны камина, в этот жаркий день украшенного цветами. После расспросов о здоровье моего семейства герцогиня осведомляется, дома ли «наша» дочь Джейн.
– Да, она дома, – отвечаю я, – но до сих пор не оправилась от болезни и в это время обычно ложится отдохнуть. Но если желаете, я велю няне привести ее.
Герцогиня еще как желает, и десять минут спустя выходит Джейн. Я не в восторге от очередного ее черного платья с простой жемчужной подвеской, но она хотя бы помнит о манерах, ибо делает свекрови почтительный реверанс.
Герцогиня взирает на нее с неодобрением. Наверняка думает – и совершенно справедливо, – что девочка могла бы позаботиться о своей внешности. Тем не менее ее светлость обращается к невестке с ледяной улыбкой.
– Я приехала, чтобы сообщить вам новость великой важности, моя дорогая, – произносит она, – которая касается и вашей матушки. Мой тяжкий долг уведомить вас, что король при смерти. Когда Господь сочтет нужным призвать его к Себе, вам, как и всем придворным, необходимо будет спешно явиться в Тауэр. Вам следует знать, что его величество назначил вас наследницей своей короны.
Джейн как будто не понимает. Может быть, она не расслышала? Она стоит, с глупым видом вытаращившись на герцогиню.
– Джейн! – не выдерживаю я. – Ты слышала, что сказала ее светлость?
– Да, сударыня, – отвечает она в замешательстве.
– Она, кажется, оглохла и онемела, – объявляет герцогиня. – Я толкую вам, Джейн, что, когда король умрет, вы станете королевой и должны будете поехать в Тауэр, когда вам скажут. По обычаю, новый правитель обязан оставаться во дворце до коронации.
– Но этого не может быть! – Джейн наконец обрела дар речи, но я вскоре уже жалею об этом. – Законная наследница – леди Мария, потом леди Елизавета и наконец матушка.
– Все изменилось, – сообщает ей герцогиня. – Его величество отклонил претензии сестер, а ваша матушка отказалась от своего права в вашу пользу.
– Король сделал это? – кричит Джейн с необычной для нее страстью. – Он бы никогда не пошел на такое! Скорее это сделал милорд Нортумберленд, вопреки парламенту и воле короля Генриха! Это измена, миледи, и я не желаю в ней участвовать. Нет, я не стану больше ничего слушать!
И с этими словами она выбегает из комнаты, поставив меня тем самым в нелепое положение перед гостьей. Герцогине явно стоит большого труда сдержаться.
– Ее поведение неслыханно, – шипит она. – Почему вы, интересно знать, не порете ее за дерзость?
– Ах, я уж выпорю ее, не беспокойтесь, – бормочу я.
– Я начинаю сомневаться, что она вам подчиняется, – едко замечает герцогиня. – Мой сын уже жаловался мне на ее непочтительное к нему отношение. Вы знали, что она осмелилась отказать ему в постели?
Я, в общем, об этом догадывалась – судя по надутому виду лорда Гилфорда, с которым он покидал Челси после своего единственного визита. Я пыталась расспросить Джейн, но натолкнулась на глухую стену молчания: она сказала, что понятия не имеет, отчего ее муж не в духе.
С невинным выражением я обращаюсь к герцогине:
– А вы уверены, что так оно и было?
– Брак состоялся, в этом нет сомнений. Но Гилфорд сказал мне, что Джейн ему сопротивлялась и что ей, кажется, невдомек, что долг жены подчиняться мужу. Сударыня, вы были обязаны подготовить ее к замужеству, а оказалось, что вы плохо исполнили свой долг или не исполнили вовсе.
Во мне загорается гнев. Да как смеет эта женщина наставлять меня? Я уже собираюсь дать ей отпор, но тут вспоминаю одну важную вещь. Не раз в течение брачной ночи я слышала крики Джейн и еще тогда подумала, что она кричит громче, чем это обычно бывает в таких случаях. Возможно, Гилфорд молодой, неопытный и оттого не уверенный в себе – вел себя слишком грубо и бестактно. Конечно, она должна была все вынести, и я подозреваю, что ее отчужденное поведение в тот вечер могло в некотором роде спровоцировать ее мужа на грубость, но каковым бы ни было мое личное мнение о Джейн, никакая леди Нортумберленд не вправе упрекать меня в пренебрежении материнским долгом!
– Я поговорю с Джейн, – произношу я сквозь стиснутые зубы, – но у меня есть веские причины полагать, что это Гилфорд виноват в ее строптивости.
– Гилфорд? – Герцогиня вот-вот завизжит. – Сударыня, как вы смеете возлагать вину за недостатки вашей дочери на моего сына, который изо всех сил пытался завоевать ее любовь! Он ни в чем не виноват – это она виновата! Вспомнить только, как эта грубиянка выскочила сейчас вон из комнаты. Гилфорд уверял меня, что был к ней внимателен и предупредителен. Он не заслуживает такого отношения со стороны жены.
– Да что вы? – Я уже рвусь в бой. – Вы знаете, сударыня, судя по тому, что я слышала в брачную ночь, а мы с милордом находились в соседней с ними спальне, ваш сын постоянно причинял боль нашей дочери. До меня доносились ее крики – и не один раз, чего следовало бы ожидать, но несколько.
– Я уверена, что вы преувеличиваете. Гилфорд не сделал бы ей больно намеренно, – настаивает герцогиня. – Он добрый мальчик.
Я иронически улыбаюсь.
– Это возмутительно! – кипятится она. – Вы не видите даже того, что у вас под носом, или не хотите видеть. Должна сказать вам, что поделилась своими опасениями насчет леди Джейн с герцогом, и он велел, чтобы она переехала ко мне в Дурэм-хаус и оставалась там до тех пор, пока ее не призовут исполнить ее великое предназначение. Мы единодушно полагаем, что ей необходимо внушить верное отношение к ее новым обязанностям, а родители не лучшие для того учителя, ибо слишком заботятся о чувствах ребенка.
Даже я, как бы зла я сейчас ни была, чувствую в этом иронию судьбы: меня, которая всегда держала дочерей в строгости, обвиняют в том, что я их избаловала. Если бы это не было так оскорбительно, то было бы смехотворно. И все же я загнана в угол. Нортумберленд всесилен, его слово – закон. Кроме того, место жены – рядом с мужем. Я понимаю, что у меня нет выбора, как только отправить Джейн в Дурэм-хаус.
– Хорошо, – холодно произношу я. – Я велю готовить ее багаж.
Леди Джейн Дадли
Матушка и герцогиня в ледяном молчании ожидают, пока миссис Эллен закончит паковать мой дорожный сундук.
– Много вещей не потребуется, – говорит герцогиня. – Я думаю, Джейн у нас не задержится.
– Мы ждем тебя внизу, Джейн, – говорит миледи, провожая ее светлость герцогиню Нортумберлендскую к выходу.
