Второй вариант не лучше: обратиться за помощью к белым халатам, к профессорам-доцентам, к докторам и кандидатам медицинских наук… Правда, по словам Руслана, трудно надеяться, что угодит Ростовцев к независимым и доброжелательным медикам, свято следующим клятве Гиппократа. По крайней мере, много лет все случайно выявленные особи спонтанных ликантропов у несекретной медицины изымались (та же судьба ждала и прочих паранормалов —
Нет… В клетку и под скальпели — никогда…
Над последним вариантом Ростовцев раздумывал дольше. Подошел к карте, еще раз посмотрел на обведенный Русланом круг… Места глухие, дикие, — тайга и предгорья. Деревень нет, лесоразработок нет. Были в старое время на очерченной территории три или четыре охотничьих участка, сидели в сезон штатные охотники из отдаленного Анкеевского госохотхозяйства, — да и тех давно уже нет. И госхоза нет тоже. Пушного зверя повыбили, а мясозаготовкой заниматься резона нет, — вывозить себе дороже…
Короче говоря, по словам Руслана, — полное безлюдье. А вот копытных — косуль, изюбрей, сохатых — хватает с избытком. Намек ясен? Ясен-то ясен, да смысл в чем? Гоняться по распадкам за изюбрями — год за годом, ничего не соображая, позабыв, кто ты есть… Руслан в ответ поведал теорию о разуме, просыпающемся в конце концов у ликантропов. Шаткая теория, хлипкая. Сколько лет они там мудрили с мохнатыми бестиями? Пятнадцать? И ни одна отчего-то не поумнела… Поумнеешь тут, пожалуй, возражал Руслан, когда у тебя постоянно то одно, то другое на нужды науки отрезают. Да и не жили зверюги подолгу в клетках, — несколько месяцев, год самое большее… Много ли разума у младенца-то десятимесячного?
Ростовцев переводил взгляд с кривовато нарисованного круга на пистолет. И обратно.
Руслан — человек насквозь городской. И про жизнь таежную мало что знает… Но он, Ростовцев, здесь детство и юность провел, понимает кое-что. Безлюдье-то оно безлюдье, но… Там своя жизнь у людей, на картах никак не отражающаяся. Ее и самолета-вертолета не разглядишь, и со спутника, самой мощной оптикой оборудованного. Каждую весну уходят в тайгу только им ведомыми тропками ловцы удачи — те, кому тесно и душно в городах да поселках сидеть. «Левые» соболевщики и ломщики жадеита. Искатели женьшеня и охотники за мускусными мешочками кабарги. Золотоискатели, не привыкшие сдавать государству намытое шлиховое золото. Энтузиасты, годами ищущие то клад Колчака, то клад Чингисхана… Да еще спиртоносы — народец темный и мутный, сами у тайги ее богатства отбирать не хотят, у добытчиков на спиртяшку норовят выменять…
В общем, не бывает в тайге абсолютного безлюдья. Нигде. Редколюдье — так оно вернее звучать будет…
Значит, рано или поздно… Ростовцев закрыл глаза.
Он вновь распахнул веки — широко-широко, но яркая картинка еще несколько секунд стояла перед глазами.
Рука, больше похожая на лапу, потянулась к пистолету. И отдернулась…
…Наташа сидела неподалеку от хибарки, там на улице стоял длиннющий деревянный стол с двумя вытянувшимися вдоль него деревянными скамьями — наверняка место былых коллективных трапез экспедишников. И стол, и скамейки изрядно попортила непогода — навес, некогда прикрывавший их дождя, уцелел лишь в виде нескольких жердей, давно лишившихся брезента, — или что там еще на них было натянуто…
Она сидела, подтянув ноги на скамью, обхватив колени руками — как нахохлившаяся птичка на жердочке. Руслан подошел, сел рядом. Пистолет держал наготове.
Очень долго сидели молча. Из времянки не доносилось ни звука.
— Я боюсь, — сказала наконец Наташа. — Вдруг он… как тогда, с теми, в «форде»… Только с нами…
— Я не мог иначе, — вздохнул Руслан. — Каждому надо дать шанс остаться человеком…
Вскоре после его слов из времянки донесся выстрел.
Негромкий, приглушенный.
3
Ночь давно закончилась. Даже утро уже не назвать было ранним… Граев еще не ложился. Он уже сбился со счета: сколько же чашек кофе выпил. Выкуренные сигареты сосчитать было проще — недавно почал третью пачку…
Но, хоть и считается, что кофеин с никотином стимулируют мозговую деятельность, никакой оптимальный план действий в голову не приходил… Придумывались отчего-то сплошные авантюры, способные дать нужный результат лишь при невероятном, небывалом везении.
Возможно, оптимального плана и не существовало, даже ин потенцио, — шансов у одиночки в борьбе с
Граев прекрасно это знал, но тем не менее продолжал ломать голову…
Потому что, как стало ясно из предсмертных слов Водолаза, организация «растениеводов» рассыпалась на глазах. Превращалась в сборище одиночек, дерущихся каждый за себя. Может быть, самый оптимальный план и состоял в том, чтобы дождаться, когда пауки в банке сожрут друг друга, и добить последнего, — ослабевшего, растратившего свой яд в междоусобной схватке…
Однако, продолжая то же сравнение, стенки банки оставались для Граева непрозрачными. Не хватало информации о невидимой миру паучьей схватке…
Информация была в «Салюте», у Мухомора.
У старого знакомца Мухомора… Который привел с собой на новую свою службу еще пять или шесть людей, лично знакомых Граеву. Тесен мир…
Но как добраться до Мухомора и его информации? Коли он засел в «Салюте» на осадном положении и категорически не желает высовываться? Граев не знал, что…
Ничего этого Граев не знал, когда закончил обдумывать и признал полной авантюрой очередной план: раздобыть грузовик, закачать в колеса герметик, защитить кабину от пуль бронещитками и мешками с песком, и…
Глупость. Очередная голливудская глупость. У Мухомора бойцы опытные, на блокпостах в свое время