жениться на мне.
— Я надеюсь оправдать его ожидания.
— В будущем существует одна-единственная личность, чьи ожидания ты должен надеяться оправдать, и эта личность — я. Впрочем, я понимаю твои чувства к моему отцу. Он удивительный человек, и, хотя мы с ним большие друзья, я подчас не вполне понимаю его. Это его беспокоит.
— Я тоже считаю его удивительным человеком, — сказал Джоэль.
Домой мы возвращались умиротворенными.
Мы помолвлены. Наш брак предрешен. В одобрении наших семей можно не сомневаться.
События развивались самым благоприятным образом.
Пришли новости из Австралии. Ли написала письмо Седеете, а Белинда мне. Как обычно, письма нам подали за завтраком, и Селеста показала мне, что ей написала Ли.
Было очень грустно читать это письмо. Ли считала, что умирает. Ничто уже не могло ей помочь. Она была настолько слаба, что боялась не выдержать длительного путешествия.
Письмо Селесты очень порадовало ее, и она сделала все необходимые приготовления. Ее очень утешала мысль о том, что, когда она умрет, у Белинды будет дом в Англии, и благодарила Господа за то, что он даровал ей время для улаживания этих дел, а не поразил ее неожиданной смертью.
Последние годы своей жизни она считала самыми счастливыми. Том прекрасно относился к ней и к Белинде, и жилось им втроем замечательно. Хотя большая часть его состояния была потеряна, он сумел оставить им некоторые средства. Эти деньги перейдут к Белинде, так что нищей она не окажется.
«Просто-напросто мне хотелось бы, чтобы у нее был свой дом, — писала Ли, — и теперь я спокойна, зная, что она может вернуться туда, где провела свое детство. Странно у меня сложилась жизнь.
Наверное, такое случается с теми, кто делает неподобающие вещи. Но теперь, когда я знаю, что Белинда может вернуться домой, я чувствую покой».
Когда Селеста читала это письмо, в ее глазах стояли слезы — Я так рада, что Бенедикт согласился на ее приезд! — сказала она, — Бедная Ли! У нее была добрая душа. Как жаль, что ей так недолго удалось побыть счастливой!
От чтения письма Белинды во мне ожили воспоминания.
«Дорогая Люси!
Я знаю, что моя мать написала вам и что она очень больна. Через какое то время мне придется приехать в Англию. Я так часто вспоминаю свою жизнь там, а особенно тебя. Вспоминаешь ли ты меня?»
О да, Белинда, подумала я, тебя-то я никогда не забуду.
«Какие ужасные вещи я творила в то время!
Удивительно, что ты меня не возненавидела. Я думаю, иногда ты была близка к этому… но не всерьез, Люси. Ведь мы, были почти сестрами, правда? Я очень многое помню из тех времен. Помню, как я переоделась в платье твоей матери и притворилась, что это она восстала из могилы. Тогда я сильно напугала и тебя, и Селесту. Но вы не очень обижайтесь на меня.
Возможно, я и не стала совсем новым человеком, но, по крайней мере, достаточно повзрослела для того, чтобы не делать таких глупостей.
Меня очень беспокоит состояние мамы. Когда умер Том, это было ужасно. Все произошло совершенно неожиданно. С ним было все в порядке, и вдруг сердечный приступ. Трудно поверить, но его больше нет на этом свете.
После этого все сразу изменилось, и моя мать тут же заболела. Она действительно очень больна.
Я немножко боюсь. Здесь, в этой стране, я чувствую себя чужой без Тома и без мамы. На самом деле я считаю своей родиной Мэйнорли и Лондон… вместе с тобой, Люси. Скоро ли мы с тобой встретимся?
Я знаю, что желание вернуться станет нестерпимым, если я потеряю маму.
С любовью и с добрыми воспоминаниями
Белинда.»
Действительно, воспоминания. Я хорошо помнила, как Белинда в маминой одежде, утащенной из запертой комнаты, сидела на той самой скамье в саду, о которой поговаривали, что там любит сидеть привидение.
Я вспомнила, как она клялась, что Патрик Картрайт приставал к ней, потому что хотела помешать ему жениться на Ребекке. Я вспомнила, как она, совсем еще малышка, танцевала вокруг меня с зажженной свечой в руке, от которой вдруг вспыхнуло мое платье.
Я видела Дженни Стаббс, любившую меня больше жизни, которая загасила пламя своим собственным телом и отдала свою жизнь ради того, чтобы сохранить мою.
Да, Белинда, подумала я, ты действительно вызвала у меня воспоминания Я поговорила о Белинде с Селестой и с отцом — Бедная, бедная Ли — сказала Селеста — Не знаю, есть ли хоть какая-нибудь надежда на ее выздоровление. Она не сообщает, чем именно больна.
— Да, но она достаточно больна, чтобы не вынести путешествия. Я уверена, что, если бы ей было получше, она сама привезла бы к нам Белинду Все, что мы можем сделать, — сказал отец, — это ждать и следить, как будут развиваться события. Во всяком случае, мы предложили ей наш дом. Это все, что мы можем сделать На этом мы и закончили.
Вскоре после этого основной темой разговоров опять стали выборы.
Миссия в Бутанду, естественно, была отложена до тех пор, пока не станет известно, какое правительство придет к власти.
— Я должен быть уверен в том, что сохраню свой депутатский мандат до того, как будет принято решение о моем участии в миссии, — сказал Джоэль.
— Несомненно, ты останешься членом парламента, — ответила я. — Это же традиция, что Гринхэмы всегда представляют Марчлендз.
— В политике ни в чем нельзя быть полностью уверенным.
Возбуждение росло. Прошло почти шесть лет с момента последних выборов. Теперь я была уже взрослой, всерьез интересовалась этой проблемой и неплохо разбиралась в происходящем.
Каждый день мы внимательно изучали газеты. Там часто упоминалось о преклонных годах Глад стона. Вне всяких сомнений, он был великим человеком, но не слишком ли старым? Впрочем, выглядел он довольно энергичным, хотя сильно горбился и при ходьбе опирался на трость.
— Тут самое главное — иметь здоровую голову, — сказал мой отец.
Было опубликовано замечание, высказанное самой королевой своему секретарю: «Идея о том, чтобы заблуждающийся неуравновешенный человек восьмидесяти двух лет пытался управлять Англией и моей гигантской империей через посредство жалких демократов, просто смешна. Это выглядит дурной шуткой».
— Очень неудачно получилось, — сказал мой отец. — Во-первых, то, что она вообще сказала эти слова, а во-вторых, то, что их разнесли по всему свету.
— Но правительство у нас выбирает народ, а не королева, — заметила я.
— За что мы должны благодарить судьбу, — сухо ответил отец.
Вскоре от слов перешли к действиям. Гринхэмы отправились в Марчлендз, а мы — в Мэйнорли. Избирательная кампания началась.
Мы с Селестой сидели на помосте рядом с отцом.
Это создавало уютную семейную атмосферу, которая так нравилась избирателям. Мы выполняли свою скромную задачу, разъезжая по окрестностям на двуколке (округ Мэйнорли состоял из множества разбросанных деревень) и разъясняя избирателям, почему они должны голосовать именно за Бенедикта Лэнсдона.
Мой отец был одаренным оратором. Он всегда умел захватить аудиторию будь то зал палаты общин или небольшая комната для деревенских сходов. Слушая его, я ясно сознавала силу слова, и то, что дар красноречия совершенно необходимое качество для политика. У моего отца были все достоинства, которые только можно вообразить, кроме одного — осторожности. Он подчас принимал слишком поспешные решения, что несколько раз его уже подводило, и именно поэтому люди не были склонны рассматривать его как возможного преемника Гладстона.
