— Думаю, он к тебе неравнодушен.
— Ну и что же? Сам-то он женат и, насколько я знаю, не собирается в своей жизни чего-нибудь менять.
— В своей не собирается, а на твою, как видишь, решил покуситься.
— И в чем это выразилось?
— В совершенной нами сделке: он передает мне контракт в обмен на честное слово, что я с тобой расстанусь.
— Ты согласился? — она спрашивает спокойно, без возмущения, но внутри её всю трясет! Что они оба себе позволяют!
Виталий медлит. Похоже, он уже жалеет, что рассказал ей об этом. Меньше знаешь — крепче спишь! Небось, так Аристов ему посоветовал?
— Конечно, пришлось дать честное слово…
— Что ты меня бросишь, — договаривает Евгения.
Он, деланно смеясь, обнимает её.
— Ерунда все это! Слово — оно и есть слово! Сотрясание воздуха. Это не документ. Не расписка, не вексель, не договор. Просто Аристов передал мне договор на поставку кондитерских изделий напрямую из Швеции. Без посредников. Мы не будем афишировать наших отношений, пока…
— Пока?
— Пока я не выдержу испытательный срок, и пробная партия пройдет по всей цепочки без сучка, без задоринки. После этого от Аристова уже ничего зависеть не будет!
— А сумма контракта большая?
— Первая партия — пятьдесят тысяч баксов.
Ого! Ее ставки растут. Совсем недавно они оценивались двадцатью бутылками водки… У Евгении мелькает мысль: не послать ли их всех подальше прямо сейчас? Не устроить ли революцию местного масштаба и поставить к стенке всех, кто торгует 'комиссарским телом'? Или все же попробовать досмотреть эту комедию до конца?
— Как же быть с твоим честным словом?
— Глупышка! — он обнимает правой рукой её колено, а левой уверенно крутит руль, внимательно следя за дорогой. — Купеческое слово чести! Все это давно устарело. Твой Толян — наивный романтик. Еще бы на дуэль меня вызвал!
— Во-первых, никакой он не мой! — холодно говорит Евгения. — Теперь он скорее твой. А во-вторых, мне это не нравится!
Холод её слов отрезвляет Виталия. Он, похоже, пугается, что сотворил глупость, и думает, что она обиделась за Толяна.
— Мало его кидали, Аристова! Победствовал бы с мое! Крутые ребята дважды оставляли меня, что называется, без штанов! С себя все продавал, из дома все выносил! Квартиру сохранил чудом. Думал, не поднимусь.
— Так ты решил кинуть Толяна, потому что кидали тебя?
— Не потому! Я не хочу расставаться с тобой даже ради выгодного контракта. Но сейчас деньги сами плывут мне в руки. Это — самая обычная хитрость…
'Подлость, — мысленно поправляет Евгения, — по-моему, это слово больше всего применимо к ситуации…'
Его беспокоит её реакция. И немного злит. Если Евгения на его стороне, то зачем выеживается? Строит из себя богиню справедливости! Но, наверное, он понимает, что ему придется принимать её такой, какая есть, и в таком случае первому идти на мировую. Что он и делает.
— Жень, не будем ссориться, а? Если хочешь знать, я вовсе не собирался прокинуть его вчистую. Два процента от суммы сделки за посредничество он будет иметь. Так что зря ты представляешь меня какой-то акулой бизнеса!
— Хорошо, — смягчается она в ответ на его просительный тон, — больше о контракте — ни слова.
Они поднимаются в её квартиру.
Виталий, как всегда, с пакетами. Теперь, похоже, но так же привычно заполняет её холодильник, как и свой.
— Завтра нужно, наконец поехать ко мне, чтобы познакомить тебя с Анжелой. А сегодня мы устроим небольшой семейный праздник, — говорит он.
Кладет на книжную полку заветную папку с контрактом и улыбается Евгении.
— Нужно беречь её, как зеницу ока. В ней — наше будущее.
'Украденное у Аристова, — добавляет про себя Евгения. — Конечно, Толян — большая свинья, но помогать Виталию его кинуть — ещё большее свинство!'
Виталий целует её и скользит руками по телу.
— Нет, милый, — она отводит его руки, — должна тебя разочаровать. Нам предстоит небольшой перерывчик.
Если честно, то до 'перерывчика' ещё два дня, но в голове у Евгении созрел план. Он высветился моментально, как фотовспышка: нужно вернуть Аристову его контракт и популярно объяснить — она не предмет для торгов. А если и предмет, то ему никак не принадлежащий!
Для этого хорошо бы Виталика отправить домой, но так, чтобы про папку он не вспомнил и не забрал её с собой.
Пока же она ему улыбается, шутит и в который раз себе удивляется. Евгения, которая раньше не могла сказать малейшую неправду и при этом не покраснеть! Человек, на лице которого любая переживаемая эмоция проявлялась будто на пленке! И вот она говорит заведомую ложь, не моргнув глазом!
Значит, происходящие с ней в последнее время метаморфозы дают не только положительные результаты?
Неожиданно ей на помощь приходит сын Никита. Вернее, прибегает, нервничая и чуть не плача.
— Мама, форма-то у меня здесь, а матч через полчаса… Здравствуйте, — кивает он Виталию; вчера, когда она заезжала к матери, Никиты не было дома, так что она их так и не познакомила. Сын играет в школьной футбольной команде и, как всегда, собирает все в последнюю минуту.
— Таля, отвези парня на стадион. Отложим уж дня на три свой праздник!
— Как скажешь, — соглашается он и сам кричит: — Никита, не переживай, я тебя отвезу!
— Правда? — тот выглядывает из своей комнаты со счастливой физиономией и тут же вспоминает. — Мам, а где мой мяч?
— И так всегда: мама, где! — всплескивает руками Евгения и идет на балкон. — Сейчас принесу.
Никита выбегает со спортивной сумкой, заталкивает в неё мяч и, зашнуровывая кроссовки, спрашивает:
— А какая у вас машина?
— 'Вольво'.
— Ух, ты!
Евгения слышит, как они уезжают на лифте.
— Только бы он был дома! — приговаривает она, набирая телефон Аристова. Если Толяна не окажется, она боится, что в следующий раз у неё просто не хватит духа вызвать его на разговор.
Но сегодня определенно её день, потому что трубку берет сам Толян.
— Это Лопухина.
— Слышу.
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Срочно?
— Срочно!!!
— Чего ты кричишь? У меня хороший аппарат. Я даже слышу, как ты обзываешь балдой хорошего человека.
— Я могла бы догадаться! — хмыкает Евгения. — У кого ещё хватит ума звонить среди ночи, чтобы
