желанию!'
— А почему ты думаешь, что у Кузи ему будет лучше, чем у меня? — спрашивает она как бы между прочим.
Нину её вопрос сбивает с толку. Все-таки, думает она, любовница мужа могла бы вести себя и поскромнее. В своем праведном гневе она не думает о себе, как о такой же грешной, а лишь о женщине, имеющей на Толяна законные права. Невысказанная мысль написана на лице Нины: такие, как Лопухина, подлые и беспринципные, способны разрушать чужие семьи и вести себя при этом, не смущаясь, без стыда и совести.
Евгения с сожалением смотрит на нее. 'А я ещё чувствовала себя виноватой, отталкивала любимого человека ради нее, потеряла столько времени!..'
— Потому, что в данный момент это неприлично, — продолжает разглагольствовать Нина. — Я пока что ему жена!
В её словах звучит суровость — пусть разлучница знает свое место!
А разлучница в душе откровенно веселится, отмечая для себя мимоходом, что ещё месяц от таких слов Нины сгорела бы от стыда: она никто, а тут законная!
— Вспомнила! Не скажешь ли, что это у тебя в руке?
Рука Нины непроизвольно дёргается, а взгляд ошарашенно опускается на заявление о разводе.
— Я знаю, что ты хочешь, — безжалостно продолжает Евгения. — Чтобы Толян пожил у Кузи, пока ты не убедишься, что твоя жизнь со вторым мужем складывается, как надо. А если — нет? Тогда и бывший муж — вот он, под рукой! И не мечтай! Обратно Аристова ты не получишь! Что с возу упало, то пропало!
И тут же растерянно замолкает. Чего это она так расходилась?
Лицо Нины гневно искривляется — соперница попала в точку! Но она тут же оправилась и в её словах уже звучит угроза.
— Да если сейчас я эту бумагу порву…
— То для тебя уже ничего не изменится! — доканчивает за неё Евгения.
— Никогда не думала, что ты окажешься такой подлой! — Нина уже пришла в себя. — Только запомни: на чужом несчастье своего счастья не построишь!
— Не поняла, кому это ты говоришь: мне или себе?
Так, не придумав ничего в ответ, Нина уходит, а в голове Евгении начинает буянить внутренний голос. 'Посмотрите на эту скромницу — попёрла, как танк! Аристов, оказывается, прав насчёт тихого омута. Только не слишком ли много в нём чертей?!'
В больницу за ними приезжают Кузнецов с другим товарищем Толяна; как бы Аристов не хорохорился, а ходить самостоятельно он не может. Отчаяние плещет в его глазах, когда он делает очередную безнадёжную попытку.
Сегодня он покорно предоставляет друзьям донести себя до лифта.
Машина у Кузнецова огромная, вместительная.
— Крайслер! — хвастается он.
— Кузя любит масштабность, — хмыкает Толян, с помощью Александра забираясь на заднее сидение.
К дому Евгении подъезжают быстро и только здесь она вспоминает:
— Ой, у меня ведь дома беспорядок!
Но в квартире не просто порядок — она сверкает чистотой. Удивлению Евгении нет границ, пока она не находит на кухонном столе записку: 'У твоей мамы взяла ключ и прибралась. Приедете — позвони. Очень соскучилась. Надя'.
— Ну, если это называется беспорядок, — в восхищении разводит руками Кузнецов.
Евгения протягивает ему записку.
— Вот и весь секрет.
— Ваша подруга? — понимающе кивает он и говорит с какой-то затаённой грустью. — Только друзьями мы и живы! Ругаемся с ними, злимся, а без них и не обойдёмся…
Аристова усаживают в кресло, а двое друзей, извинившись — мы сейчас! — возвращаются к машине.
Евгения даёт почитать записку и Толяну.
Мужчины возвращаются. В руках у Александра огромная хозяйственная сумка, у другого, Стаса — большой тяжёлый пакет, перевязанный верёвками.
— Сейчас мы с Женей такой обед сварганим! — оживлённо сообщает Стас, подталкивая Евгению в сторону кухни. — По поводу возвращения сэра Анатолия Аристова… как бы это поделикатнее сказать, к домашнему очагу!
Они разгружают сумку с продуктами и сразу начинают чистить овощи, в то время, как в соседней комнате царит оживление, слышится скрип, металлическое звяканье.
Кухонные работники полностью ушли в приготовление пищи и потому не сразу замечают, как в дверях появляется этакий металлический передвижной стул, на котором восседает Толян. Устройство сверкает никелированными частями и, судя по всему, несложно в управлении. Оно легко проходит в дверной проём. Толян смотрит на неё, и тут же его глаза будто заволакивает пелена.
— Конечно, Жека, это не то, что ты хотела! — усмехается он.
— А что я хотела?
— Нормального, здорового мужика, а не безногого инвалида!
В комнате повисает тяжёлое молчание, а Евгения в упор разглядывает Толяна.
— Я очень хочу, — между тем мягко говорит она, — чтобы впредь ты не только не употреблял это выражение вслух, но даже и мысленно! Иди-ка сюда!
Толян послушно подъезжает. Она даёт ему в руки нож и пакет с картошкой.
Александру подвигает консервы.
— Открывай!
А сама тем временем быстро режет морковь — быстро, как режут повара. Она сама научилась этому, из принципа. В последнее время ей приходится часто задавать себе вопрос, на который приходится тут же отвечать: 'Если другие могут, то почему не смогу я?' Нож так и мелькает у неё в руках. Толян украдкой посматривает на неё и в глазах его удивление. То-то же! Смотри и учись, чего может добиться человек, когда захочет!
Они садятся за стол. Едят. Пьют за окончательное выздоровление Толяна. Он тоже шутит и на первый взгляд ничего в нем не изменилось. Но Евгения с тревогой чувствует его подавленность. Будто усмехается про себя их оптимистическим речам: 'Говорите, говорите, а я-то знаю, что больше на ноги не встану…'
Она слышит, как Кузнецов обращается к Толяну:
— Скажи, могу я сделать для тебя ещё что-нибудь?
— Можешь, — кивает тот. — Помоги мне выкупаться.
— Толя! — укоризненно восклицает Евгения.
— Успеешь ещё со мной навозиться! — грустно машет он.
Пока мужчины в ванной, она успевает убрать со стола, помыть посуду и постелить постель. После ванны Аристова, завёрнутого в махровый халат, Александр подсаживает в кресло, а в кровать с него Толян перебирается уже самостоятельно.
Стас и Кузнецов тянутся к выходу.
— Выздоравливай, Толян! Мы будем забегать.
За окном стемнело. Евгения зажигает бра над головой возлюбленного.
— Будем считать наш праздничный обед пропиской в твоем новом жилище. Может, в нем не слишком шикарно, но пусть тебе здесь будет тепло!
— Мне уже тепло, моя хорошая! Ты собралась куда-нибудь?
— Всего лишь на кухню. Надо сложить посуду в шкаф. А тебе оставляю 'Крючок для пираньи' твоего любимого Бушкова…
Склонившись было к Толяну, Евгения выпрямляется, услышав дверной звонок.
— Подожди, не открывай, сначала я посмотрю, — беспокоится он.
— Кого нам теперь бояться?.. а в глазок я могу и сама посмотреть!
