Михаил Иванович поощрительно улыбается мне и поясняет:
— Время от времени мы устраиваем праздники ублажения пороков.
— В каком смысле? — несколько пугаюсь я.
— Идем предаваться греху азарта.
— В казино?
— Нет, в казино — это слишком серьезно. Вот скажите, вы когда-нибудь играли в игровых автоматах?
— Конечно, играла. Еще в одноруких бандитов, — не без смущения признаюсь я.
В черные дни нашей нищеты я позволяла себе бросать в автомат… немного, десять — пятнадцать монет под девизом: нет денег, и это не деньги. И что странно, иногда выигрывала.
Мой тогдашний муж Женя, увидев дома не предусмотренные нашим бюджетом вкусности типа сырокопченой колбасы, спрашивал:
— Опять играла?
— Совсем немножко бросила. Подумала: а вдруг?
Он хмурился и говорил:
— Я боюсь, что ты пристрастишься. Это якобы труднее излечивается, чем наркомания.
Сравнил! Наркотики и примитивный азарт. Я знала, когда нужно остановиться, и ни разу не проигрывала больше пятидесяти рублей.
А вот Катя к автоматам даже не подходила. Хотя не так давно мы были с ней на рынке и я попросила ее подождать рядом, пока я «побросаю монетки».
— Может, и ты попробуешь? — предложила я.
— Нет! — шарахнулась Катя. — Я не умею вовремя останавливаться. И не контролирую степень собственного азарта…
Тогда еще я не знала про наркотики, но теперь думаю, что и увлечение ими идет из одного: неумения вовремя останавливаться, невладения собственными эмоциями…
— Вы как любите играть: на банкноты или на пятачки? — продолжает допытываться Михаил Иванович.
— На пятачки! — признаюсь я. — Мне приятно слушать, как они звенят, падая в накопитель.
— Наш человек! — кивает Найденов.
Он что-то шепчет Вове. Тот кивает и, поднявшись из-за стола, направляется к выходу.
На столе уже стоят холодные закуски, так что мы вполне можем перекусить. Я сразу подвигаю к себе заливной язык. Салаты, как всегда, предпочитаю с горячими закусками.
— Горячее я попросил принести в темпе, — сообщает Анатолий Викентьевич, — а то их фирменное блюдо готовится не меньше часа. У нас ведь совсем другие планы?
— Наскоро перекусить и заняться делами, — посмеивается Найденов.
А я считала, что мы будем сидеть в ресторане долго, пить и есть, танцевать, то есть все как обычно. Ведь Михаил Иванович приглашал меня именно в ресторан…
Мы не сразу замечаем, что к этому времени появляется оркестр, который начинает играть какую-то медленную мелодию.
— Разрешите? — поднимается из-за стола Анатолий Викентьевич.
— Пожалуйста!
Я люблю танцевать. Если в свое время я бы не увлеклась карате, непременно стала бы заниматься бальными танцами.
— И вы часто в командировках так развлекаетесь? — все же не могу не поинтересоваться я у своего партнера.
Он медлит с ответом.
— Ну не так чтобы часто.
Понятно, откровенности от него ждать не приходится.
— Но вам это не нравится?
— Почему?
Легкое пожатие плечами.
— Тогда расскажите анекдот!
— Почему — тогда?
На его лбу появляется задумчивая складка.
— Если предложенные мной темы у вас не вызывают энтузиазма, ведите разговор сами.
— А это обязательно?
— Обязательно, — утверждаю я. — А иначе чего бы мы с вами вышли подвигаться в пустом зале? Может, пообниматься на виду у всех?
Анатолий Викентьевич тут же несколько отодвигается от меня. Я нарочито тяжело вздыхаю и замолкаю.
Начбез говорит:
— Знаете, почему у нас не может быть женщины-президента?
— Почему?
— Потому что женщины России в основном не любят друг друга.
— Вот это уже лучше! — фыркаю я. — А еще?
— Больше не помню, — честно признается он, но когда заканчивается музыка, незаметно с облегчением вздыхает.
Вот так легко и просто можно отвадить от себя любого мужика.
Когда опять начинает играть музыка, из-за стола подхватывается Михаил Иванович:
— Разрешите?
Мы выходим танцевать, я смотрю в его темно-синие глаза и тут же забываю, что и над ним хотела поприкалываться. Тем более что в отличие от своего главного телохранителя Найденов, что называется, за словом в карман не лезет.
Но почему я только сейчас заметила, какие красивые у него глаза? Главное, мой любимый цвет.
«Потому что раньше ты в них и не смотрела!» — подсказывает внутренний голос.
Оказывается, чтобы прийти в себя, очнуться — надо на некоторое время сменить обстановку. Вот я приехала в Москву, пошла в ресторан с тремя мужчинами, и вдруг будто какой нарыв во мне лопнул. Задышала, стала по сторонам смотреть и, главное, видеть то, что у меня под носом происходит. Понятно, что это я сама над собой издеваюсь, но сколько же можно?!
Я гоню от себя мысли и внутренний голос, который уже делает попытку напомнить мне, что будет завтра. А завтра я пойду к однофамилице своего сыночка на Малую Бронную.
Не думать!
— У вас все время такой вид, — вдруг вторгается в мои мысли голос Найденова, — как будто вы пытаетесь решить некую сложную проблему.
— Правда? — удивляюсь я; до сего времени мне казалось, что я ухожу в себя незаметно для других. Кроме Кати, конечно.
— Правда, и тогда, видимо, мужчины просто боятся спугнуть четкий полет ваших мыслей.
— Действительно, глупо, — соглашаюсь я, — постараюсь впредь следить за собой.
— Может быть, я мог бы вам чем-нибудь помочь?
— Вряд ли, — бормочу я, уязвленная этим разговором.
Конечно, Найденов постарался смягчить свои наблюдения, но и так ясно, что я произвожу на других впечатление женщины, у которой не все дома.
— Да и зачем вам чужое горе?
— Вот как, даже горе?
— Да это просто так говорят… Я хотела сказать, что ничего страшного в моей жизни не происходит. Крыша над головой есть, зарабатываю я тоже достаточно, чтобы ни от кого не зависеть. По крайней мере могу не рассматривать мужчин с точки зрения их материального благосостояния.
— Так ли уж хорошо — ни от кого не зависеть? Не заметишь, как и в самом деле не окажется рядом того, от кого бы хотелось зависеть.
