В таком ракурсе свое отношение к мужчинам я еще не рассматривала. Не достали, а просто… я им не верю. Та, самая первая, еще юношеская ошибка до сих пор помнится, и именно ею я меряю все свои поступки.
— И вообще, чего вдруг вы мной заинтересовались? — небрежно спрашиваю я, все же заставляя себя успокоиться.
— Сначала я хотел просто вас поблагодарить. Но когда вы отказались встретиться, меня это…
— Задело!
— Можно сказать и так. Я спросил себя: что это за фифа такая?
— Странный вы человек. Я вас не только не видела, но и до сего времени не знала — какая же тут обида? И потом, вы же не киноактер, не секс-символ, как сейчас модно говорить.
— Хотите сказать, что как мужчина я не слишком привлекательный?
— Михаил Иванович!
— Вот видите, вы до сих пор зовете меня по имени-отчеству, хотя в такой неформальной обстановке мы могли бы вполне перейти на ты. И так ведете себя не только вы. У меня есть зам, мы с ним одногодки, но в незнакомых компаниях его сразу начинают звать Димой, а меня непременно — Михаил Иванович.
— И вы не можете понять, в чем дело?
— Вот именно! — говорит он с обидой.
— В вас, батенька, — нарочно копирую я старого врача, — и только в вас! Люди чувствуют стену, которую вы сразу воздвигаете между ними и собой, и тоже напрягаются. Небось каждый думает: кто знает этого буку? Скажешь ему — Миша, а он и вскинется: какой я вам Миша!
— Вот, значит, как, — медленно тянет он, но видно, что в глазах его загораются искорки интереса.
— Думаю, еще не все потеряно, — киваю я, — небольшой сеанс релаксации, и дело сдвинется с мертвой точки.
— Под вашим руководством?
— Можно и под моим.
— Сейчас?
— Нет, сначала попробуйте у меня выиграть.
— Ого! — говорит он с уважением.
— А то!
— Ставки растут!
— Что вы имеете в виду? Может, думаете, что релаксация — это синоним секса?
— Это вы так сказали.
— Вы страшный человек, Михаил Иванович! С вами надо держать ухо востро. Все ваши мысли — об одном…
Е-два, е-четыре.
В дверь стучат, и когда Найденов идет открывать, в номере появляется официант с тележкой, полной всяческих деликатесов.
— Нам нужна пища для ума, — говорит он, — потому и заказали сахар во всех видах.
Он сует в руки официанту купюру и приговаривает:
— Иди-иди, не видишь, Чапай думает!
Но при этом не спешит делать следующий ход, а спрашивает:
— Почистить тебе апельсин?
Значит, вот так резко Найденов решил перейти к неформальным отношениям без надоевшего выканья. Но пусть не думает, будто я забуду, что наши отношения клиента и телохранителя не станут претерпевать особых изменений. Впрочем, что это я зарекаюсь? Время покажет.
— Почисти. А ходить кто будет?
— Походи за меня. Все равно куда.
— Предпочитаешь королевский гамбит?
— В моем доме попрошу не выражаться! — хохмит он. — Слушай, а почему мне никогда и никто об этом не говорил?
Теперь уже он ходит сам. Мы быстро обмениваемся ходами, и я не успеваю мяукнуть, как мой работодатель загоняет меня в угол.
— О чем, об этом? Откуда дети берутся?
— Ванесса Михайловна, у вас все мысли — об одном.
Конечно, об одном: как освободить мне для маневра ферзя, зажатого между пешками и двумя конями.
«Лошадью ходи», — говорю я себе, но и мой лошадь зажат между его пешками. Вот чего терпеть не могу, так это пешечных окончаний. Мне нужно широкое поле для деятельности. Мелкие уступки, жертвы пешек рассеивают мое внимание.
— Ладно, ничья! — восклицаю я, хотя мой король в двух шагах от мата. — Вовсе я не так хорошо играю, как делаю вид. А вы небось подумали, что перед вами гроссмейстер.
— На какую-то минуту подумал.
— Вот видите, а у вас все наоборот.
— Опять не понял. Вы все время говорите загадками! — с нарочитой досадой произнес он.
— То есть у вас есть чем ходить и куда ходить, а вместо этого вы стоите и ждете?
— Так что же это, мне надо хвастать, какой я необыкновенный, и умный, и богатый?
— Хвастать не хвастать, а намекнуть стоит, если девушка не в курсе. Сейчас они знаете, как на это ведутся? Только пальцем щелкните, и станут называть вас не только Мишей, но и зайчиком, и слоником, и рыбкой…
— Издеваетесь?
— Нет, всего лишь пытаюсь снять ваше напряжение. В чем вообще дело?
— В том, что я в себе не уверен…
— Вы… не уверены? — Я так удивлена, что даже короткий вопрос произношу в два приема.
Между тем совсем недавно, глядя на Найденова, на его безмятежное лицо, когда он бросал в прорезь автомата пятачки, я как раз думала о том, что никакие комплексы, подобные моим, ему неведомы. Он не знает, что такое голодать и не иметь возможности купить себе самое необходимое… Может, это он так шутит? Но нет, в его глазах нет и намека на веселье.
— А в чем именно вы не уверены… в постели? — Последнее слово я произношу с трудом, но что еще можно придумать?..
— Нет, конечно же, нет. Как вы думаете, меня можно полюбить просто так?
— А как еще можно полюбить мужчину? — невольно фыркаю я. — Все остальные случаи к любви не относятся. Это всего лишь заинтересованность.
— Можно… захотеть, чтобы он всегда был рядом… чтобы выполнять любые ваши прихоти.
— Надеюсь, сейчас речь не обо мне. А если взять мою особу для примера, то могу признаться, у меня не такие уж большие запросы, чтобы я не могла удовлетворить их сама…
Опять двусмысленность! Что-то я сегодня не догоняю, а потому спохватываюсь.
— Я имею в виду вопросы материального характера: одежда, драгоценности, средство передвижения.
— Это все не то!.. То есть я хочу сказать — разве это имеет отношение к любви?
В словах его слышится чуть ли не отчаяние. Что за чушь? Разве может быть несчастен человек, у которого все есть, включая внешность?
— Вы думаете, только я буксую на этом вопросе? Я знаю по крайней мере еще двоих молодых мужчин, которые нарочно покупают себе недорогие вещи, ездят на обычных машинах, чтобы не производить впечатления крутого мэна. Им надо жениться и чтобы жена… Помните, как в песне: «Дай Бог, чтобы твоя жена тебя любила даже нищим!»
— Вы тоже хотите жениться?
Он краснеет, вообще доводя меня до изумления. Чем я лучше девиц, которые ищут себе богатых мужей? Разве что у меня интерес с обратным знаком. Я тоже смотрю на Найденова как на стереотип
