Эмери встал и направился к выходу.
Уида стряхнула с себя прислугу и побежала следом.
— Ты куда? — закричала она ему в спину.
— В действующую армию, — бросил он, не оборачиваясь.
— Зачем?
— Подальше от тебя.
— Глупо! — выкрикнула она, остановившись и топая ногой.
Хозяин выскочил за ней во двор. Он растерянно смотрел, как Эмери садится на коня и галопом мчится прочь. Уида проводила глазами своего спутника, вытерла лицо рукавом и повернулась к хозяину постоялого двора. На лице женщины появилась развеселая улыбка.
— Нет, ну каков? — заговорила она совершенно спокойно. — Ненавижу, когда вот так, без предупреждения, прыг — и готов, умчался. Все мужчины таковы. Кроме бедного покойного Кустера, разумеется. Он, по крайней мере, успел со мною проститься.
Хозяин молча смотрел на нее. Он явно опасался проронить хоть слово, чтобы это не вызвало нового взрыва ярости. Уида проникновенным жестом вложила ему в руку кошелек.
— Это в память о бедном… А, не важно. Я хочу, чтобы в следующий раз, когда я буду в ваших краях, здесь стояла какая-нибудь траурная статуя. С соответствующей надписью. И обязательно напишите, что он был любовник, каких мало.
Она притянула к себе хозяина и поцеловала его в покорно закрывшиеся глаза.
— Прощайте. Где моя лошадь?
Ей привели лошадь, и Уида помчалась догонять Эмери. Он удирал от нее так, словно и впрямь надеялся избавиться от своей спутницы.
— Эмери! Подожди меня!
Он, не отвечая, погонял коня.
— Эмери, я больше не буду!
— Врешь, — прошипел он, но она не услышала.
— Эмери! Эй!
Наконец она поравнялась с ним. Он увидел, что она смеется, и сказал, натягивая поводья:
— Послушай, Уида, у твоего отца, часом, нет другой дочери? Какой-нибудь младшей, дурнушки?
— Ты сказал, Талиессин отправился куда-то в пустоту, в никуда, — заговорила она возбужденно, блестя влажными зубами. — А где, по-твоему, может находиться эта пустота?
— Где угодно, — сердито отозвался он.
— Нет, Эмери, ты сильно ошибаешься, — возразила Уида. — Пустота не бывает на пустом месте. Ха-ха! У каждого человека есть собственная пустота. Никто в здравом уме не станет прятаться в чужой, коль скоро имеется своя. Подумай о Талиессине. Кто он, какой он. Ну?
— Талиессин принц из эльфийской династии, — нехотя начал Эмери. И вдруг понял, к чему клонит Уида. — Ты хочешь сказать, что он в конце концов непременно окажется в Медном лесу? Там, где все начиналось, где король Гион встретился с Ринхвивар?
— Нет сомнений. — Она тряхнула головой. — Даже если у него и в мыслях не будет туда поехать, Чильбарроэс все равно увидит его в своем сне. — Уида звонко щелкнула пальцами. — И готово дело! Медный лес место, где эльфийские короли зализывают раны, где они встречаются с возлюбленными, где они бывают счастливы и несчастны… И Приграничье там ближе всего подступает к самому королевству.
Она забралась в седло с ногами, устроившись, как кочевник, на корточки. Лошадь лениво шла по дороге, кося глазами на причудливую всадницу.
— Я стянула в трактире две колбасины, — сообщила Уида, шаря у себя под платьем. — Широкие рукава — прелестное изобретение человечества. Бедный покойный Кустер, несомненно, знал в этом толк.
Талиессин смотрел, как трое крестьян снимают повешенного господина Алхвине. В воздухе болтались руки убитого, и Талиессин вдруг узнал их. Лицо Алхвине изменилось, когда из него ушла жизнь, а вот руки остались прежними. Даже пятно от чернил на сгибе пальца и зигзагообразный шрамик на тыльной стороне левой ладони. Талиессин вспомнил этот шрамик, он еще в детстве этому удивился: состоятельный человек, много пишет и читает — и вдруг ранка.
Человек, который понравился матери Талиессина, был отмечен ее личной наградой. Теперь он лежал на земле, изуродованный, изломанный. Совершенно неповинный в том, что глупая баба родила шестипалого младенца. Талиессин знал, что в деревнях нередко заключают браки между родственниками: боятся потерять имущество. Не землю, понятное дело, а какую-нибудь корову поделить не могут или денег на постройку нового дома жалеют.
Он привык презирать крестьян за это. Он, обреченный жениться на нелюбимой женщине ради эльфийской крови. Ему потребовалось убить человека, чтобы стать одним из них, из тех, кто внизу, выросших в грязи, суеверии и невежестве. Сейчас Талиессин, кажется, ничем не отличался от Радихены.
Бунт стремительно превращался из младенца в мальчика, из мальчика — в юношу, из юноши — в зрелого мужа: бунту исполнилось уже полтора дня, срок немалый. Скоро о случившемся станет известно, и из столицы прибудут солдаты. Нужно торопиться.
Господина Алхвине похоронили там, где некогда находилась одна из стеклянных сфер; место могилы разровняли и затерли ногами, чтобы никто никогда не нашел его. Талиессин смотрел издалека, как пять или шесть крестьян сосредоточенно топчутся над прахом их убитого господина. Принц пытался понять, что он чувствует, но нашел одну только пустоту: он не оправдывал этих людей, но больше и не осуждал их. Он просто был одним из них, вот и все.
Та девчонка, Хейта, снова оказалась рядом. Глаза ее беспокойно шевелились в орбитах, она перебирала босыми ногами, не в силах устоять на одном месте.
— Что? — спросил Талиессин, чуть наклонившись к ней с седла.
Она вцепилась чумазыми пальцами в гриву коня. Зашептала:
— А ты будешь сегодня со мной спать?
— Нет, — ответил Талиессин.
— Ну, — сказала Хейта и почесала за ухом. — Понятно. — И засмеялась. Ее горло подрагивало, как у птицы. — А когда мы его вешали, он плакал.
— Тебе его не жаль?
— Нет. Младенчик-то, видал? Нет, не жалко. У него своих детей нет, ему все равно.
— Младенчик, да, — выговорил Талиессин. — А кто убил шестипалого?
— Мужчины, — сказала Хейта. От нее тянуло жаром, как от печки, и пахло горчим телом. — Они сперва ребенка отобрали и убили, а после — господина Алхвине. А он плакал.
— Я бы на его месте тоже плакал, — сказал Талиессин и засмеялся.
Хейта улыбнулась ему, потерлась головой о его колено и убежала.
Талиессин еще раз объехал усадьбу. К нему подходили люди, спрашивали, что делать с тем, с этим, Талиессин отвечал. Затем услышал шум и, быстро развернув коня, помчался туда.
Человек десять стояли перед разрушенным господским домом. Из-под черного бревна торчали обугленные ноги: там лежал кто-то из прислуги. Ни бунтовщики, ни те, кто к ним явился, не обращали на это ни малейшего внимания.
Талиессин, растолкав конем толпу, выбрался вперед.
— Что здесь? — властно спросил он.
Один из зачинщиков ответил:
— Из соседнего имения люди. Спрашивают, как им поступать. Мы тут обсуждаем.
— Обсуждать нечего! — закричал Талиессин. И повернулся к пришлым: — Убирайтесь, откуда пришли! Здесь наше дело, не ваше!
— Мы вот рассудили, — заговорил один из вновь пришедших, — когда зарево увидели, что у вас тут мятеж. Да? Мятеж. И господина убили, мы уже узнали. Да?
