похожа.
— Ты был у нее первым мужчиной? — спросила Танет негромко.
— Да. — Эмилий улыбнулся так нежно, так гордо, что Танет невольно подивилась: было похоже, что солдат испытывает по отношению к Адальберге странное чувство, похожее на отцовское. — Но ей до вас далеко, вот что я скажу. Ее тело — просто девичье тельце, податливое, похотливое и пахучее, как у самки хорька, не более того. Ваше — мудрое.
— Продолжай, — сказала Танет, ничему больше не удивляясь.
— Я хочу вас, — сказал он просто. — Вот и все.
— И ты думаешь, что теперь, когда объявился этот Элизахар и я больше не хозяйка замка и не жена Ларренса, — теперь я тебе отдамся?
— Я сделаю кое-что, за что вы полюбите меня, — пояснил солдат. — Но отдадитесь вы мне сейчас.
— Хорошо, — сказала Танет и расстегнула пряжки на плечах. — А что ты для меня сделаешь?
— Убью его, — сказал Эмилий. — Разве это не будет чудесным подарком моей возлюбленной?
Танет легла на постель, закрыла глаза.
— Самым лучшим, — тихо отозвалась она.
Глава шестнадцатая
МАЙОРАТ
Две деревни из трех, входивших в майорат Ларра, Элизахар объехал довольно быстро: они находились неподалеку от замка и у них имелся один общий управляющий. Это был немолодой человек, низкорослый, толстенький, с заплывшими, обманчиво глупыми глазками. Он не вышел, а выкатился навстречу новым господам, загодя кланяясь и лебезя.
Элизахар остановил коня, рассматривая своего управляющего. Потом сделал быстрый жест, пресекая потоки верноподданнических восторгов.
— Ваше имя.
— Роделинд, — сказал управляющий, сразу же уловив хозяйское настроение и перестав кланяться и присюсюкивать.
— Сколько лет вы управляете этими деревнями?
— Третий десяток пошел… — И, сведя и без того узкие глаза в щелки, Роделинд добавил: — А я вас ребенком помню. Привозил зерно в замок и видал. Чумазый такой были мальчоночка.
— Откуда вы узнали о моем возвращении? — спросил Элизахар.
Роделинд неопределенно двинул мясистыми плечами.
— Без этого нельзя. Слухи распространяются мгновенно. Из замка человек мимо ехал. Обронил по дороге словечко-другое.
— А, — сказал Элизахар. — Что ж, это сильно облегчает мне задачу. Стало быть, вам известно и о предстоящем отбытии госпожи Танет под крыло ее старшей замужней дочери, не так ли?
— Именно, — закивал Роделинд.
— Покажите мне счетные книги.
Роделинд немного замялся.
— Что? — спросил Элизахар.
— Госпожа Танет никогда не интересовалась…
— Я тоже не буду интересоваться — потом. — Если сейчас увижу, что у вас в записях все в порядке.
— Мой господин, — прямо произнес Роделинд, — разумеется, в записях у меня полного порядка нет. И быть не может, потому что я уж третий десяток лет веду дела бесконтрольно. Госпожу они мало занимали — она получала часть податей и была довольна, а объяснений у меня не требовала. Его сиятельство покойный герцог тем паче в хозяйство не вникал.
Элизахар помолчал немного. Фейнне сидела рядом на своей смирной лошадке и внимательно прислушивалась к разговору. По ее лицу Элизахар видел, что Роделинд, несмотря на его очевидное воровство и не менее очевидное рабское лукавство, почему-то нравится Фейнне. И новый герцог Ларра решил проявить снисходительность, не слишком докапываться до причин и следствий.
Неожиданно Элизахар спросил:
— А каков был тот человек, что обронил по дороге известие о моем возвращении?
— Один из солдат замкового гарнизона, — охотно ответил Роделинд.
— Имя, — сказал Элизахар.
— Эмилий… кажется. Я почему запомнил? Я его еще давно запомнил, — поспешно проговорил толстяк. — Во-первых, имя как у знатного господина. Я как услыхал впервые, как его окликают, еще подумал: «Может, чей-нибудь ублюдок». А во-вторых… Мне, господин мой, почему-то казалось, что этот Эмилий похаживает к младшей господской дочке. Такая уж у него повадка. И она на него особенно поглядывает — знаете, эдак кисленько. Как барышни смотрят, когда хотят чувства скрыть.
— Здесь моя жена, — напомнил Элизахар.
— А госпожа — что, не женщина? Не знает, каково бывает скрывать чувства? — улыбнулся Роделинд.
Фейнне улыбнулась в ответ, а Элизахар сердито оборвал:
— Нет, не знает. Моя жена ничего не скрывает, потому что не испытывает недостойных чувств.
— О, в таком случае — прошу прощения… — И Роделинд вернулся к первоначальной теме. — Словом, это был Эмилий, солдат из замкового гарнизона.
— Куда он направлялся?
— Наверное, в третью из ваших деревень, мой господин. Дальше к северу. Туда путь нехороший, через болото. Нужно спуститься с холмов по дороге, к ручью. Дальше — распадок, там-то и есть болото. Его замостили, но ехать все равно неприятно. После болота — опять подъем. И немного проехать лесом…
— Понятно, — сказал Элизахар. — Стало быть, этот Эмилий сообщил, что власть в Ларра переменилась. Что еще он сообщил?
— Что госпожа Танет отбывает в Вейенто с дочерью. Будет жить у зятя.
— Хорошо, — сказал Элизахар. — А теперь покажите мне ваши счетные книги.
Толстяк съежился и побежал по улице в сторону большого каменного дома. Элизахар тронул коня, Фейнне двинулась вслед за мужем.
Дом у Роделинда был богатым и просторным. Где-то в глубине его угадывалось присутствие многочисленных домочадцев; они попрятались по каморам, надеясь там пересидеть господский гнев. Весь основной удар должен был принять на себя управляющий.
Роделинд проводил гостей в зал, где обычно устраивались деревенские праздники.
— Здесь у нас празднуют свадьбы, — пояснил он, с печалью оглядывая разрисованные цветами и «пасторальными сценами» стены, словно готовясь распрощаться с ними навеки. — Справляют также поминки по умершим. Ну и еще — начало сбора урожая.
— Понятно, — сказал Элизахар. — Впервые слышу, чтобы управляющий предоставлял под такие дела собственный дом.
— У нас так давно заведено. — Роделинд чуть-чуть приободрился, уловив некоторое одобрение в хозяйском голосе.
— Хорошо, хорошо… Показывайте записи.
Роделинд откинул крышку огромного сундука и вынул книгу, лежавшую сверху.
— Сколько всего книг? — осведомился Элизахар.
— За двадцать лет — восемь или девять… Вы ведь не все будете проверять?
— Не все, — засмеялся Элизахар.
Роделинд с тревогой поглядывал на то нового герцога, то на его жену. Затем взгляд управляющего окончательно замер на Фейнне. Молодая женщина стояла посреди зала; ее глаза рассеянно плавали, ноздри чуть подрагивали.
