вскоре увидел алое зарево между горных вершин, удивительно напоминающее энергетическую ауру самой Богини.
– Ты пришел ко мне в Дельту, Посланник, но ты не хочешь со мной разговаривать. Я принимаю тебя в свое поле, а ты грубишь мне и споришь со мной. Я люблю тебя, но ты не желаешь меня воспринимать. Но я все равно люблю тебя. Неужели ты не замечаешь? Ты больше не чувствуешь себя рабом божьим. Ты ощущаешь себя равным!
– Я не один, – раскинул руки Найл. – Таких как я – две тысячи братьев по плоти.
– Я знаю. Ты всего лишь частица нового существа, но через тебя оно слышит и понимает меня. Я хочу сделать тебе небольшой подарок на день рождения, малыш. Завтра прилетит мотылек. Накорми его мясом. Я рада тому, что ты появился на свет.
Контакт оборвался.
Найл перевернулся на живот и устремил свой взгляд туда, где на сотни метров уходила в ночное небо широколистная ботва Великой Богини Дельты. Даже простым взглядом было видно, как дрожит и светится воздух над ее корнем. Правитель почувствовал, что больше не испытывает к ней ни вражды, ни обиды. Как ни странно, он был ей благодарен.
Утром братья по плоти выглядели слегка ошалевшими. Смертоносцы со всех сторон подбегали посмотреть на Посланника, словно и не провели с ним бок о бок несколько месяцев, девушки переглядывались, не решаясь заговорить о ночном видении. Пожалуй только Шабр сохранил обычную прагматичность. Первыми его словами после утреннего приветствия были: – Возможно, сегодня нам понадобится много мяса. Нужно устроить большую облаву.
Полные дичи ковыльные заросли в прошлый раз без труда обеспечивали пищей почти тысячную ораву беглецов из города. Маленький отряд из трех сотен опытных путешественников, из которых только люди и беременные самки нуждались в еде каждый день, без труда добывал куда больше мяса, чем мог бы съесть. Когда воодушевленные явлением Богини братья натаскали под деревья груду живности в полтора раза выше человеческого роста, правитель не выдержал:
– Шабр, остановись! Не забывай, что вам предстоит провести здесь не меньше месяца, а может быть и двух. Если вы перебьете всю живность за один день, то потом умрете с голоду!
– Убито только пять кузнечиков, уховертка и две землеройки, Посланник, – возразил ученый смертоносец. – Остальные парализованы ядом и совершенно живы. Они будут ждать своего часа уже пойманными.
– Извини, – покачал головой Найл. – Я совершенно забыл, каким образом вы запасаете добычу впрок.
– Ничего страшного, Посланник. Я чувствую неуверенность в твоем сознании. Мы не так часто получаем подарки от Великой Богини.
– Знать бы, что за подарок, – пожал плечами Найл. – Возможно, есть смысл сбежать, пока он не появился.
– Он появился.
В воздухе прошелестела светло-серебристая стая. От нее отделилось несколько мотыльков, сделали круг над лесом. Один, самый отважный, опустился вниз, под кроны, и сложил длинные крылья на стволе ближнего падальщика. Тонкие слабые мембраны на спине, полупрозрачное мягкое тельце, округлое колыхающееся брюшко. Вблизи мотылек больше всего напоминал афиду – травяную тлю – с крылышками.
– Как она может добывать себя мясо? – пожал плечами правитель. Лапки слабенькие, воли никакой, челюсти крохотные.
Мотылек, словно поняв слово «мясо», перевернулся головой вниз и сбежал вниз по стволу до уровня человеческой головы.
– Богиня завещала покормить его, – напомнил Шабр.
Найл обнажил меч, выбрал из кучи дичи небольшую уховертку и одним ударом срубил ей верхнюю часть головогруди. Перевернув обрубок срезом вверх, он протянул угощение мотыльку.
Тот, учуяв свежее мясо, заметно заволновался, потянулся вперед и погрузил всю голову в сероватую плоть. Послышалось громкое чавканье, придавшее и так достаточно неприятному зрелищу вовсе отвратный оттенок. Хороший подарочек, – отвернулся от Мотылька Найл.
– Что это дрожит?
Ощутив изумление Шабра, правитель повернулся к крылатой тле. Брюшко насекомого мелко дрожало, а на кончике его стала выступать белая жидкость.
– Сахарный сироп, наверное, – предположил Найл. Он не раз видел, как муравьи питаются этим лакомством, да и самому пару раз удалось насладиться редкостным вкусом.
Однако Шабр, не отвечая, поднялся на задние лапы, а передние вытянул вперед, к мотыльку. В отличие от людей, почти все органы чувств восьмилапых расположены на кончиках лап – волоски, заменяющие им уши, волоски, ощущающие запахи и даже волоски, чувствующие вкус пищи. Сейчас своими вытянутыми лапами Шабр слушал, нюхал и пробовал белую жидкость одновременно.
– Ну, что? – поинтересовался правитель.
– Молоко…
– Что?
– Это настоящее грудное молоко! – паук едва не подпрыгнул от восторга. У нас есть, чем кормить детей!
Растущие в десятки раз быстрее малыши, естественно, требовали во много раз больше еды. Во время предыдущего визита каждого ребенка выкармливало четыре-пять женщин. На этот раз среди братьев кормилиц не имелось, и Великая Богиня сделала своим гостям воистину царский подарок: навела на них афид, которые в обмен на мясо выделяли жидкость, почти неотличимую от грудного молока.
– Великая Богиня любит нас, Посланник! – с неожиданной для паука истовостью объявил Шабр. – Она вернула нам свою милость!
– Да, – кивнул правитель. Помогать она, может, и не станет, но и опасностей от нее можно не ждать. Думаю, через месяц-полтора ты приведешь в город пятнадцать двуногих подростков и хотя бы сотню восьмилапых.
– Я приведу? – не понял смертоносец. – А ты, Посланник?
– Отправлюсь домой прямо сейчас. Здесь, как теперь понятно, все будет нормально, а в городе и князь вот-вот должен появиться, и советник Борк какую-то напасть обещает, и пленных в солеварне проверить нужно. Там я сейчас нужнее.
– Но ты не можешь пойти один! Это слишком опасно!
– Ерунда, – небрежно отмахнулся правитель. В Дельте меня будет охранять милость Богини, а в пустыне… Ну разве может хоть что-нибудь угрожать человеку в пустыне? Через десять дней я буду во дворце. Береги детей, Шабр. Без них наш мир не имеет будущего.
Найл подхватил копье, повернулся к пауку спиной и без долгих разговоров зашагал в направлении своей далекой столицы.
Пересечь ковыльные заросли по уже проложенной тропе не составило ни малейшего труда. По дороге Найл нанизал на копье желтую мохнатую гусеницу-черноголовку, которую и зажарил, выйдя к прибрежным ивовым зарослям. Печеное мясо он сложил в котомку, избавившись по крайней мере на три дня от необходимости тратить время на охоту и разведение огня. За это время он поднялся вверх по течению как раз до того места, к которому они выходили из пустыни. Здесь очень вовремя одна стрекоза обломала крылья о привязанное к спине копье. Правитель развел вечером на берегу прощальный костер, на котором запек неудачливую хищницу, и ушел во мрак.
Ночь – лучшее время для человека в пустыне. Ночной холод, пока двигаешься, не страшен, хищники спят, жара не донимает, солнечные лучи не жгут кожу. На боку полная фляга воды, половина котомки полна мясом. Иди, да иди. Не путешествие, а отдых. Это со смертоносцами невозможно совершать ночные переходы – от холода они постепенно «засыпают», теряя способность не только шевелиться, но и мыслить.
К счастью для ночной живности, той же напасти подвержены и стрекозы, и сколопендры, и жужелицы, и скорпионы. Поэтому нечего опасаться шорохов за спиной или осыпающегося песка на склонах дюн. Ночь –
