снабжения. И все это при том, что ни германских судостроителей, ни военных инженеров и ученых, ни флотоводцев, ни, тем более, просто моряков по большому счету упрекнуть просто не в чем.
Можно до бесконечности анализировать конкретные сплетения обстоятельств и характеров, которые привели к тому или другому событию, скажем, от грома последнего боя 'Бисмарка', мучительно-жалкой агонии Тирпица и до огненной гибели 'Ойгена', - но за этим анализом остается важнейший вопрос: почему.
Почему, по 'гамбургскому' счету, и произошедшие события, и характеры непосредственных участников этих событий сплелись именно так.
Почему, если взять глубже, к власти в Германии в те годы пришли именно эта конкретная группировка людей, одержимых идеей мирового господства и способных убедить себя (а затем и миллионы культурных и здравомыслящих людей) поставить все ради попытки осуществления этой идеи.
Почему в СССР достаточно долго все происходило так, будто большевистская верхушка выполняла некий особенный план, в общем-то не имеющий отношение к событиям, в действительности происходящим в мире, а затем - и в непосредственной близости от собственных границ, и даже на собственной земле...
Признаюсь, традиционных интерпретаций из сотен трудов отечественных и зарубежных историков мне оказалось недостаточно. Очень много разъяснено о том, как было и - на уровне обычных понятий - почему так произошло в том или другом конкретном случае. В целом книга, которую вы, надеюсь, только что прочли, выдержана в том же ключе. Но все же она кажется не полной, не удовлетворяющей важнейшие потребности, если не попробовать ответить на вопросы 'почему', на самые общие вопросы.
Попытку такого ответа предпринимает метаистория - чрезвычайно сложная, тонкая и, естественно, далекая от официального признания наука, которая, насколько мне известно, ещё даже не приобрела академического вида. Но тем не менее она дает, как мне кажется, необходимое в новом тысячелетии расширение логико-познавательных возможностей.
Здесь надо оговориться сразу: речь ни в коей мере не пойдет об идейно-теоретической основе самой метаистории - я просто не считаю себя вправе даже сколь-нибудь углубленно касаться этих вопросов. Очень мало здесь и метаистории как науки: в сущности, используется до предела упрощенная часть её методологии. Используется это для интерпретации событий отраженного в книге периода истории и только его и, как мне кажется, позволяет если не получить окончательно-убедительные ответы на вопросы, сформулированные выше в этом комментарии, то, по крайней мере указать на новое направление поиска ответов на них. Практически все складывалось так, что мне однажды довелось выслушать и записать небольшую лекцию, в которой была обрисована метаисторическая модель произошедшего. Емкость и краткость интерпретации сложнейших событий привели к убеждению, что здесь, в этом анализе и в построении этой модели - метод, который существенно может помочь в осознании дня прошедшего и дня сегодняшнего.
Представляется очень важным, что для использования этого метода, построений этой модели совсем не обязательно становиться адептом этой теории, религии, науки, Откровения (и ещё множества определений, которые применены к Метаистории).
Есть только несколько, - совсем не много, - положений, которые надо учитывать и применять, чтобы метаисторический инструментарий работал. Повторяю - именно учитывать и применять: от вас не требуется их принятие даже на том уровне маловерия, которого достиг в отношении к ним автор этих строк. Но учитывать и применять, пользоваться ими необходимо, хотя бы потому, что действительная работа любой модели, любого инструментария происходит не сама по себе, а в сознании оператора - и только в нем приобретается и полнота, и прогностическая сила.
Итак, нужно учитывать и применять:
- положение о наличии высокоразумных Провиденциальных сил, которые направляют своими, здесь не анализируемыми средствами исторический процесс к недоступной нашему пониманию, но высокой цели - и противостоящих им демонических сил, средства и цель деятельности которых совершенно иная;
- положение о том, что эти, противостоящие одна другой силы могущественны, но не всемогущи;
- положение о том, что никто из них не может воздействовать на абстрактное понятие, историю или исторический процесс, непосредственно, - а только через конкретные, конечные по своим возможностям, ограниченные, да ещё и своевольные орудия (людей);
- положение о том, что нет предопределения способа разрешения исторической ситуации, исхода, а есть совокупность вероятностей развития событий;
- наконец это положение о том, что здесь и сейчас в многомерном мире, локализованном вокруг нашей планеты, происходит сосуществование (в формах, которые обсуждать здесь неуместно) нескольких разумных рас и далеко ещё не разрешен окончательно вопрос о перспективах этого сосуществования - но уже сейчас некоторые действия или события в нашем привычном 'физическом' мире непосредственно затрагивают интересы всего 'сообщества'.
И о методологии повествования.
Подробное разъяснение применяемой в нем терминологии - в 'Розе Мира', к которой я с удовольствием отсылаю и убежденных маловеров, и приверженцев любых 'светлых' конфессий.
Указателя имен и политических событий я не даю вовсе - текст написан для людей, которые знают достаточно.
Остальное - обычная политологическая и (или) диалектическая логика, причем в применимости её к Высшему Разуму я, конечно же, сомневаюсь (поскольку принимаю, что пути Господни неисповедимы), но другой для нас пока что нет.
Сначала речь пойдет о том, что сложно, предельно сложно и для меня, и для применяемой методологии. Разговор будет о том, что ни для одного разумного и психологически здорового человека в нашей стране не свободно от эмоциональной окраски. О Второй Мировой войне. Можно считать, что это необходимое вступление к проблеме.
Вот один из слоев метаисторической оценки произошедшего: великая война в нашем мире, в Энрофе - отражение и инспирация грандиозных битв, произошедших в шрастрах игв. Что и как там конкретно происходило - знать нам не дано и возможно, что это просто невыразимо в людских понятиях; здесь же, у нас, события в самом грубом приближении развивались, в метаисторической терминологии, так.
...Не в меру агрессивный германский уицраор 'помог' испанскому уицраору Истэрре уничтожить своего отпрыска, заключил союз (или взял под свое 'покровительство') вялого романского уицраора, загнал в инфрафизические глубины югославского Чармича и стал фактически единственной опорой государственности Северо-Западного сверхнарода. Соединенные силы Жругра и Стэбинга в напряженной борьбе его одолели, уицраор Третьего рейха был уничтожен, выброшен на свалку, в Уппум. Вскорости после окончания Второй мировой был создан Демиургом Германии новый уицраор новой Германии, Укурмия, гораздо более 'просветленный', чем его злосчастный предшественник, но достаточно сильный, чтобы в подходящее время оттеснить ослабленного борьбой (если не уничтоженного - в точности мне этого знать не дано) российского уицраора Жругра; грохот падения Берлинской стены, например, был хорошо слышен в Энрофе и, наверное, не только в нем.
На этот процесс наложили огромный отпечаток демонические силы, прямо заинтересованные в умножении земных людских страданий; через свои 'человекоорудия' они так 'организовали' войну, что страдания и потери происходили по максимуму, определяемому разве что инстинктом самосохранения уицраоров.
Этот 'максимум' включает и неестественно большие военные потери, и лагеря смерти, и массовые казни, и тактику выжженной земли, и массовый террор против гражданского населения, Холокост, и многочисленные гражданские войны, часть из которых вообще ещё не названа, не опознана людьми и не оценена как они того заслуживает, а часть 'скрылась' под другими названиями.
(Выполнив свою демоническую миссию, большинство 'человекоорудий' мгновенно лишились инспирации и превратились в перепуганных обывателей или заурядных психопатов - что, впрочем, никак не снижает принципиальной исторической важности Нюрнбергского процесса и тем паче денацификации).
Если взять эту, терминологически весьма непривычную, но ёмкую картину за глубинную основу 'роковых сороковых', то в общем строе событий начинает предчувствоваться некий смысл. Чем подробней и тщательнее анализировать ключевые (не только, а зачастую не столько узко-военные) события войны, тем больше находится подтверждения метаисторической модели. Просто-таки просвечивает нечто запредельное в чудовищных просчетах и коварных замыслах, внечеловеческой жестокости и упорстве столкновений - и во множестве поразительных совпадений, которыми изобилуют страницы любой подробной историографии и мемуаристики.
Кстати, одна из важнейших составляющих пафоса 'Утра магов' и других мистико- психологических исследований Третьего рейха - как раз в ощущении вовлеченности инфернальных сил в мировую трагедию. Метаистории ни как модели, ни как теории это не противоречит - разве что на самом
