Разгоряченные красным французским вином, мы напроказничали. Кто-то из артистов сказал: «А чего это капиталисты выпендриваются и выставляют на ночь в коридор свою обувь, чтобы им ее почистили? Сами, что ли, не могут это сделать? А давайте мы перепутаем все их башмаки!» Что мы и сделали.
Говорят, на утро на этаже была паника и шум, но мы ничего не слышали. После «Божеле» мы спали как убитые до самого обеда…
День окончания наших гастролей в Париже 14 июля совпал с большим национальным праздником Франции — днем падения Бастилии. Мы заранее получили французский текст «Марсельезы» в русской транскрипции. Когда после окончания спектакля вся наша труппа вышла на авансцену и запела «Марсельезу» — зрители встали со своих мест и пели вместе с нами.
Афанасий Белов, Люся Зыкина, я и Жорж Розетти. Париж, 1964 год
… С того дня прошло более сорока лет, но я до сих пор испытываю чувство волнения, вспоминая тот русско-французский «хор» и биение наших сердец в унисон!
Мы оставили французам на память нашу замечательную песню «Подмосковные вечера», которую солисты мюзик-холла исполняли, каждый по куплету, в финале нашего спектакля.
Много лет на русском языке ее поет Мирей Матье. За 1964 и 1965 годы мы отыграли в «Олимпии» 101 аншлаг!
Рекорд, установленный «пионерами» советской эстрады на этой престижной концертной площадке, не побит ни одной звездой мировой величины! Без ложной скромности могу утверждать, что тот артист, который прошел испытание сценой парижской «Олимпии», вправе считать себя состоявшимся артистом!
Нани Брегвадзе
С первого взгляда Нани Брегвадзе производила впечатление строгой, гордой, холодной и недоступной, как горная вершина Кавказских гор. Но на самом деле Нани — наивная, смешливая, рассеянная и доверчивая, как ребенок.
Я прозвала ее «Чарли Чаплин в юбке». Уверена, что ни один кинорежиссер какой-нибудь комедии не смог бы придумать столько комических эпизодов, сколько постоянно случалось с Нани.
Нани так часто забывала в общественном туалете гостиницы свои драгоценные кольца, снимая их при мытье рук, что горничные на этаже уже знали, что оставляет кольца в туалете русская мадемуазель из номера № 24.
Не раз Нани оставляла в аэропортах багаж с подарками для своих родных, которые она покупала с большой любовью. «Это — дочке Эке, это — маме, это — папе, это мужу Мираби…»
Багаж находился, но сколько нервов и слез это стоило Нани: «Вай ме, опять я потеряла свой чемодан».
Нани перепробовала своим лбом на крепость многие витрины парижских магазинов. Увидев в витрине какое-нибудь очередное французское «чудо», она, чтобы получше рассмотреть то, что понравилось ей издали, с разбегу ударялась лбом о витрину. Бум! На шум из магазинов выскакивали продавцы или хозяева магазина и с тревогой спрашивали: «С мадемуазель все в порядке? Она не ранена?» Приходилось держать Нани крепко за руку. Сколько ни убеждала я Нани, что мы должны обходить стороной маленькие магазинчики, в которых платья и обувь нам не по карману, и что мы должны отовариваться только в больших универмагах — Нани тянуло именно в магазины с эксклюзивной одеждой.
Однажды она увидела в витрине маленького магазина черное платье с красивым поясом из стекляруса. Оттащить ее от этого магазина было невозможно. Все мои уговоры, что это платье будет стоить очень дорого, на Нани не действовали. Она была словно под гипнозом и будто окаменевшая стояла перед витриной с этим платьем. Из магазина вышла хозяйка и любезно, однако весьма настойчиво пригласила нас зайти в магазин.
Узнав цену платья, я пыталась вытащить Нани за руку из магазина, но она не слышала меня и не видела вокруг себя ничего, кроме этого платья.
Хозяйка воспользовалась моментом, сняла платье с витрины и, приложив его к Наниной фигуре, воскликнула: «Восхитительно! Это ваш стиль, мадемуазель».
Нани улыбалась счастливой улыбкой, а хозяйка облачала ее в это платье. Платье оказалось ей велико. Я чуть не подпрыгнула от радости:
— Все, Нани, пошли! Оно тебе не годится!
Но не тут-то было. Хозяйка позвала: «Лаура!»
Как из-под земли появилась женщина и, встав перед Нани на колени, стала накалывать булавками платье по Наниной фигуре.
— Нет, мадам, нет! — запротестовала я. — Мы не можем ждать! У нас через час выступление в «Олимпии»!
Сказать, что для солисток мюзик-холла не по карману такое платье — было стыдно.
— Хорошо, идите! — не сдавала свои позиции хозяйка магазина. — Через 30 минут это платье для мадемуазель будет в «Олимпии».
Хозяйка магазина не обманула. Когда мы вошли в служебный вход «Олимпии», хозяйка с большой красивой коробкой в руках уже поджидала нас.
— Ну что, добилась своего? — тихо прошипела я.
— Я счастлива! — ответила Нани.
Чтобы расплатиться за это платье, ей пришлось не только отдать все свои «суточные» за месяц — 250 франков, но еще и одолжить понемногу у всей труппы 100 франков.
Нани любила черный цвет своих концертных туалетов, но это платье стоило упорства Нани: она была в нем очаровательна!
Однако маленькие магазинчики Нани с тех пор обходила стороной и делала покупки только в больших универмагах, причем зачастую покупала то же, что и я.
Однажды грузинская диаспора закупила весь зрительный зал «Олимпии», чтобы под Нанину песню «Тбилисо» на грузинском языке поностальгировать о любимой, покинутой Родине.
Нани явно волновалась.
Она знала, что в этом новом черном платье она неотразима. Чтобы довести свою внешность до совершенства, она попросила меня удлинить ей ресницы. В то время мы пользовались тушью, сваренной на простом мыле. Секрет «удлинения ресниц» был прост: вначале пластмассовой маленькой щеточкой, вложенной в коробочку с тушью, наносили тушь на ресницы, извините, с помощью плевка на тушь. Затем, если ресницы хотелось удлинить, первый слой туши посыпался пудрой, далее — слой туши, слой пудры и т. д. Ресницы действительно становились объемными и длинными.
Ресницы у Нани получились шикарные. Сначала на сцене появились ресницы, а потом и сама Нани. «Тбилисо» она обычно пела второй песней, а вначале она пела песню «Московские окна».
Задник сцены был оформлен в светящиеся московские окна, а сама Нани стояла на темной сцене. Лишь яркий электрический «пистолет» освещал ее лицо.
Я каждый раз, стоя в кулисе, слушала Нани, тем более что после нее шел мой выход на сцену.
Вдруг вижу, Нани начала часто моргать, затем по ее лицу покатились черные слезы.
Яркий свет «пистолета», наведенного на Нанино лицо, растопил мыло и склеил ресницы так, что она с трудом, на ощупь, добралась до кулисы. «Тбилисо» она так и не спела…
