его заметки представляли собой каракули, которые никто никогда не расшифрует. Он уже решил: Джесс убил Мисти. Он был уверен, что обнаружение трупа — только вопрос времени.
— Мы говорили о питии и автовождении, — сказала я чистым и проникновенным тоном. — Я сказала ему, что он должен перестать пить.
— Да, он рассказывал нам об этом, — кивнул Морли. — Он о тебе очень высокого мнения.
Но думал он другое: «Тупица. Однажды ночью выйти из себя и сломать собственную жизнь, и ради чего? Ради какой-то шлюшки?»
Я открыла рот, чтобы сказать: «Мисти не шлюшка», — но вовремя осеклась.
— Мисти неплохая девочка. Просто заскучала немного. И Джесс неплохой парень.
Он поблагодарил нас за потраченное время.
— Погодите, — сказала мае. — Какие меры вы предпринимаете, чтобы отыскать ее?
— Семья организовала поисковую команду, — ответил он.
Что-то не давало мне покоя, но я никак не могла вспомнить, что именно. Я снова прокрутила в голове все его вопросы, и тут до меня дошло: человек на джипе.
Я рассказала инспектору Морли о том, что видела внедорожник в день знакомства с Мисти и Осенью и в тот вечер, когда они вышли из «У Фло». Он приоткрыл глаза чуть шире и кое-что записал — на сей раз по-настоящему.
— Как выглядел автомобиль?
Я постаралась визуализировать машину, увидеть, как она выезжала с парковки.
— Бежевый. На задней дверце название серебряными буквами, — медленно произнесла я. — «Шевроле».
— Номер не запомнили?
— Нет, но у водителя… — Я собиралась сказать: «Не было глаз», но получила мощное предупреждение от мамы не говорить этого. — Он пялился на девочек, когда я в первый раз его увидела.
Это инспектора не заинтересовало.
— Крепкого сложения, — добавила я. — Лысый.
Мы вышли из участка и направились к фургончику мае — ее собственному, а не прокатному, который Дашай уже начала разгружать. Она вырулила с парковки и только тогда спросила:
— Почему ты не рассказала мне, что видела слепого?
— Я пыталась, дважды. Но оба раза вмешивались другие дела.
Обратно в Хомосассу мы ехали молча. Когда мы заезжали на парковку перед «У Фло», я сказала:
— Я видела его раньше. В Сарасоте.
— Понятно.
— Ты тоже его видела?
— Нет, но я слышала о нем. — Она выключила двигатель и повернулась ко мне. — Отец никогда не рассказывал тебе о предвестниках?
Предвестники, как она разъяснила мне за ранним обедом «У Фло», являются знаками надвигающихся событий.
— Видят их не все. Я, например, не вижу. Но твой отец видел слепца дважды, и ты, похоже, унаследовала от него эту способность.
— Слепой в Гластонбери.
Я вспомнила папин рассказ об увиденном в Англии человеке, незадолго до того, как его сделали вампиром. Я видела этого человека в Сарасоте. На следующий день налетел ураган, и в нашей многоэтажке случился пожар. Разумеется, он не мог быть слеп — он же водил машину.
— Но кто он? — Мне становилось тошно при одной мысли о слепом.
— Твой отец считает, что предвестники суть юнгианские тени. — Она откусила кусочек сэндвича с окунем.
О Фрейде и Юнге я имела весьма поверхностное представление. Папа считал их сочинения вымыслом, в общем и целом.
— В смысле, они не настоящие?
— Для тех, кто их видит, очень даже настоящие. — Она откусила еще кусочек и медленно его прожевала. — Юнг считал, что тени представляют собой видения наших бессознательных «я», которые мы подавляем.
— Но я действительно видела мужчину в джипе. — Я знала, что он не просто тень. — И Осень с Мисти тоже.
Мама верила мне.
— Да, ты видела мужчину на внедорожнике. Но был ли он на самом деле слеп? Ты увидела то, чего больше всего боишься: исполненное злобы существо, не способное видеть. Это твоя теневая личность.
— Предвестники всегда означают перемены к худшему? — спросила я. «У Фло» сегодня было необычно шумно, и мне пришлось повысить голос, чтобы мама расслышала меня.
— Для твоего отца — да. Но не для всех. У Дашай предвестник — черная птица, скворец, которая налетает на нее. Это происходит, когда надвигаются перемены, к лучшему или к худшему.
Смысл явления оставался для меня неясен.
К нашему столику подошел Логан, бармен — редкий случай, ибо он предпочитал находиться за стойкой.
— Слышал, вы нынче утром навещали шерифа, — обратился он к мае.
Одно мне всегда не нравилось в жизни округа Ситрэс: все всё друг про друга знали. Кто-то заметил мамин фургончик и не замедлил раззвонить об этом.
— Да, — ответила мае, — и по какому поводу?
Он расплылся у улыбке и указал на подвешенный над стойкой телевизор. Тампа показывала фото Мисти, а затем лица двух растерянных людей — «родителей пропавшей девочки», как гласил заголовок.
— На этой неделе в городе только один цирк. — Логан взглянул на меня. — Так ты знакома с этой Мисти?
— Знакома. Но не очень близко.
— Они с подружкой просто напрашивались на неприятности. Однако это позор, когда девушка пропадает. — Логан снова обернулся к мае. — Помнишь последнюю?
Она кивнула, не сводя с меня глаз.
— Еще одна пропала? — спросила я.
— За прошедшие годы их было несколько, — ответил Логан. — Хуже всего было последнее исчезновение, два года назад. Малышку нашли похороненной в саду у соседа…
— У тебя посетители. — Мае дернула головой в сторону бара. Она не хотела, чтобы я слышала подробности, — не хотела расстраивать меня еще больше.
Но в последующие дни я услышала подробности во всей красе, я и вообразить не могла таких ужасов. Пока я росла в Саратога-Спрингс, огражденная от телевизора и газет, изучая философию и математику, исчезали люди по всей Америке — да что там, по всему миру. Ежегодно пропадали десятки тысяч человек — в большинстве своем взрослые мужчины. Но средства массовой информации прежде всего обращают внимание на хорошеньких девушек и детей — каждый год около трех сотен детей похищают и не возвращают. Каждый год из дома убегает более миллиона подростков. Большинство через неделю возвращается, но процентов семь — семьдесят тысяч ребят — исчезают бесследно.
Мне трудно было поверить, что подобные вещи вообще происходят, не говоря уже об их частоте. У меня возникло ощущение, будто мир, в котором я жила, всего лишь фасад — что под его покровом ревет и бушует более темный мир. Я мельком заглядывала в этот мир и раньше, но и понятия не имела, насколько обширным и гибельным он может быть.
Впоследствии, когда бы мы ни ехали в мамином фургоне, я всегда замечала подростков в наушниках или разговаривающих по мобильнику, не обращающих внимания на внешний мир — ни на плакаты с Мисти, ни на незнакомцев, которые, возможно, следят за ними. И гадала, кто следующий.
По возвращении домой мае с Дашай жгли рамки от ульев. Я не помогала. Не хотела видеть, как они
